Ганс Дельбрюк - История военного искусства
Корнем всех недоразумений являлся термин "стратегия измора". Я отчеканил эту формулировку как антитезу к термину Клаузевица "стратегия сокрушения", но должен сознаться, что это выражение отличается тем недостатком, что оно порождает неправильное представление о чистой маневренной стратегии. Но до сих пор мне не удалось подыскать более удачного выражения, ибо выражение "двухполюсная стратегия", которым я тогда стал пользоваться во избежание этого неправильного понимания, во многих отношениях является спорным и не получило права гражданства.
Долгое время я находился в полном одиночестве с моей концепцией. Корифеи исторической науки того времени - Дройзен, Зибель и Трейчке - были заодно с фельдмаршалом Мольтке и историческим отделением Большого Генерального штаба, которое приступило с 1890 г. к изданию широко задуманного, построенного на первоисточниках труда "Войны Фридриха Великого", и отвергли мой взгляд, а тот ученый, которому приписывали наиболее глубокое понимание военного дела, написал двухтомное сочинение "Фридрих Великий как полководец" ("Fridrich der Grosse als Feldherr", 1881 г.) в опровержение моих взглядов, на которые смотрели, как на ересь и притом, по неоднократно высказанному "Крестовой газетой" мнению, как на опасную и вредную ересь. В "Preussische Jab'techer" Альфред Дове категорически присоединился к мнению Бернгарди.
Иэнс в третьем томе своей "Geschichte der Kriegswissenschaften", 1891 г., проводил в общем тот же взгляд на стратегию Фридриха Великого, как и я; он категорически отвергал представление Теодора фон Бернгарди, будто Фридрих имел иную, более глубокую концепцию о существе стратегии, и особенно о сражении, и установил (стр. 2029), что король сделался великим не благодаря своей стратегической теории, а вопреки ей; он не мог окончательно освободиться от традиционных пережитков и заключил компромисс между этими доктринами и своим темпераментом. Связь между политико-социальными условиями старой монархии, структурой армии и стратегией он рисует совершенно так же, как и я. Разница между ними заключается лишь в том, что Иэнс порою подбирает для короля слишком невыгодные для него выражения, выводит из неосуществимых планов периода второй Силезской войны такие заключения, которые я признаю необоснованными, а потому считает начало Семилетней войны не кульминационным пунктом Фридриха, а уже моментом отказа его от себя самого (стр. 2027).
Таким образом, Иэнс, так сказать, заходит дальше, чем я. Однако он так мало это осознавал, что, рецензируя мою концепцию, он воображал, что занял примиряющую позицию между мною и моими противниками. Когда же Густав Роллоф в статье, напечатанной в приложении к "Augsburger Allgemeine Zeitung" (1893 г., No 16), доказал, что наши взгляды во всех существенных пунктах сходятся и что Иэнс даже пользуется теми же самыми терминами, что и я. Иэнс однажды в разговоре со мной объяснил это недоразумение тем, что он, как и все остальные, разделял ошибочное представление, будто я хочу изобразить Фридриха как простого, так называемого методика, поэтому, хотя он бессознательно и перенял отчасти мою терминологию, все же ощущал себя в противоречии со мною. Но так как в своей "Истории военных наук" он уже высказался раз против моей концепции, то в научных кругах так и осталось сомнение по этому поводу.
Еще вреднее для правильного понимания оказалась позиция, занятая специалистом-знатоком той эпохи Рейнгольдом Козером.
Фактически его учение совпадает с моим - в частности, что Фридрих не мог применять стратегии сокрушения, - и весьма схоже со мной описывает он объективные и субъективные причины, побуждавшие Фридриха искать решения в сражениях. Однако он стремится установить различие между стратегией Фридриха и стратегией его противников, причем лишь последнюю он признает за стратегию измора, так как они принципиально стремились избегать риска сражений, между тем как Фридрих частым применением сражения стремился хотя и не сокрушить неприятеля, но лишить его мужества и устрашить. Против такой формулировки можно было бы и не возражать, если бы она обрисовывала только практику той и другой стороны. Между тем Козер констатирует, так сказать, три (или даже четыре) различные теоретические основные формы стратегии: стратегию сокрушения, стратегию Фридриха Великого и стратегию измора. Это прежде всего вносит ту путаницу, что, заимствуя у меня термин "стратегия измора" (ermattunge Strategie), он пользуется им в ином смысле - как "слабая, тусклая стратегия" (matte Strategie), не доводя в должной мере до сознания читателя это отклонение от первичного, основного смысла этого термина. Между тем на фактах нетрудно убедиться, что козеровское тройное подразделение не отвечает историческим фактам. То, что он филологически допустимо определяет как стратегию измора, а именно - чистую маневренную стратегию, представляет метод, который в действительности никогда не встречается в истории войн, и если бы где-либо и можно было найти пример такого метода, то уж во всяком случае не у противников, с которыми Фридриху пришлось бороться. Ни один из них, как то изображает Козер, принципиально не избегал сражения. Напротив, скорее они имели его в виду и добивались во всех тех случаях, когда они считали его уместным.
Под Мольвицем австрийцы заставили Фридриха дать сражение, став на пути отступления пруссаков; под Хотузицем, Бреславлем и Гохкирхом наступление вели они; под Соором они всемерно готовились это сделать; под Лигницем они приняли все меры к тому, чтобы дать сражение с целью полного уничтожения противника. Такой же план был составлен перед Росбахом. Императрица Мария Терезия с императором Францем точно так же, как и русский совет министров, то и дело настаивали на том, чтобы дано было сражение, и указывали на прусскую армию как на действительный объект военных действий, а не на какое-либо приобретение территории.
Следовательно, не усматривается какого-либо принципиального различия между Фридрихом и его сторонниками. Да и как мог бы в таком случае Фридрих назвать метод Дауна правильным? Если бы в методе Фридриха, в отличие от метода его противников, преобладал безусловно принцип решения при помощи сражения, то в кампаниях 1762 и 1778 гг., а также в том факте, что после Лейтена он за пять лет только один раз предпринял наступление против австрийцев в широком масштабе, он тем самым отрекся бы от самого себя и проявил бы нерешительность и непоследовательное колебание то в ту, то в другую сторону.
Правильной оценки Фридриха можно достигнуть лишь при условии, что различие между ним и его противниками будут искать не в иной теории и не в иных принципах, а в силе его личности, в решимости, в быстроте взгляда, в плодотворности ума, в твердости воли. От этого-то различия все и зависело, а так как Козер в этом случае не дошел до ясного и определенного понимания, то, несмотря на фактически правильную ориентацию его сочинения, проблема осталась окутанной известным туманом.
Отто Гинце в своем труде "Гогенцоллерны и их деяния" (Otto Hinze. Die Hohenzollern und ihr Werk), появившемся в 1915 г., выражается следующим образом (стр. 357): "Фридрих всегда предпочитал искать решения в сражении, в противоположность методикам старой школы, которые отдавали преимущество маневрированию". Против этого, пожалуй, в общем не стоило бы возражать, но с научной точки зрения такая формулировка не точна или же прямо не верна. Ни противникам Фридриха не дано меткой, исчерпывающей характеристики в определении их как "методиков старой школы", ни сам Фридрих не предпочел "всегда" искать решения в сражении - даже в 1756 г., не говоря уже о 1742, 1761, 1762 и 1778 гг.. Там, где он к этому стремился, это его стремление часто не было достаточно сильным, чтобы добиться такого решения, как например в 1744 г., или же когда он давал сражение, он сам на него смотрел как на средство отчаяния, своего рода "рвотное", и прибегал он к нему потому, что иного выхода для него не было, например в 1741, 1745 и 1760 гг.
В то время как историки все еще колебались в нерешительности, а труд о войнах Фридриха Великого в дальнейших своих томах продолжал идти, хотя и с некоторыми смягчениями, по раз намеченному пути, в самом историческом отделе Большого Генерального штаба появилось новое течение, которое и одержало верх. В 1899 г. в "Военно-исторических монографиях" (Kriegsgeschichtliche Einzelschriften, bd 27) появилась монография под заглавием "Взгляды Фридриха Великого на войну в их развитии с 1745 до 1756 года" ("Friedrichs des Grossen Anschauungen vom Kriege in ihrer Entwickelung von 1745 bis 1756"); автор ее почти без оговорок стал на мою точку зрения. Здесь устанавливается, что Фридрих сознательно и определенно отказался вступить на путь, подобный тому, по которому пятьдесят лет позднее должен был пойти Наполеон (стр. 375). То, что я назвал полярностью в стратегических взглядах Фридриха, перефразируется так: взгляды короля были нередко в состоянии коллизии между собою (стр. 374). Также и взгляд, который еще отстаивал Иэнс, что Фридрих при первых своих выступлениях в юношеском увлечении порвал с традиционными взглядами, категорически отвергается автором. Еще после 1746 г. король всецело стоял на точке зрения традиционной теории, которая с недоверием смотрела на сражение (стр. 267). Но тогда как в этом труде нашло себе выражение правильное понимание, большое сочинение о войнах Фридриха Великого продолжало выходить в прежнем духе, и то и дело появлялись отдельные работы сотрудников Большого Генерального штаба, которые пытались доказать право собственности Фридриха на принципы Наполеона.
