Анна Гранатова - Плутоний для Фиделя. Турецкий гром, карибское эхо
Советское Политбюро, предупрежденное о том, что «сегодня с экстренным выступлением особой важности выступит президент США Джон Кеннеди», уже собралось на экстренное заседание в Кремле. Пусть «Александровск» идет в ближайший порт — прозвучал вердикт Хрущева. Что значит в «ближайший порт»? Ближайшие порты находились на Багамских островах, принадлежащих Великобритании! Но никаких других подробностей от Кремля не поступало!
Капитан «Александровска» прикидывал, как развернутся события. Очевидно, что мгновенно в силу блокада вступить не сможет и даже самые скороходные корабли ВМС США не сумеют мгновенно выдвинуться на исходные позиции. Значит, несколько часов у «Александровска» есть, чтобы прорваться через эту невидимую границу раньше, чем американские корабли замкнут свое кольцо. Сколько же именно часов им отпущено на этот рискованный маневр — десять, двадцать, тридцать?
Конечно, есть опасность, что американские корабли окажутся рядом, двигаясь навстречу «Александровску». Что тогда? Досмотр? Затопление судна? Страшно подумать. Надо любыми путями избежать столкновения с ВМС США. Но — как?
Радист «Александровска» подбегает к капитану: — Поступил сигнал с сопровождающей нас подлодке. — А! Приятно знать, что мы не одни в море!
— Подводникам приказано идти на Кубу. Они спрашивают, не нужна ли нам какая-то помощь?
Капитан на секунду задумывается, сведя брови к переносице.
— Нам надо выбрать курс на Кубу, расчищенный от американской эскадры. Нужна дополнительная информация по пеленгу встречных кораблей, чтоб не напороться на них. Если мы объединим данные с наших локаторов с данными подводников по их ГАС.
— Понял. Радист вернулся довольно быстро, с обеспокоенным лицом, и доложил:
— На пути к нашему порту Мариэль обнаружены американские авианосцы. Подводники предлагают нам двигаться в порт Ла-Изабелла. Там вроде бы все чисто.
После общения с коллегами с подлодки стало как-то спокойнее. Корабельный хронометр показывал местное время и часы по Гринвичу, и стали отчетливо слышны удары секундной стрелки напольных часов с бронзовым циферблатом, украшавших нелепой роскошью кают-компанию. Над океаном разгорался новый день. Сквозь сырую мглу развернулся простор лазоревых волн, и вдали над ними показалась светлая лавина облаков, полных бликов розового золота, которые неслись мимо восходящего солнца, как паруса призрачного фрегата. Волны начали блестеть, как стекло, теплый ветер боролся со свежестью; и наконец солнечные лучи разогнали эльфов рассвета, и начался день, полный тревоги и надежды, последний день плавания.
Но когда, казалось, цель была уже почти достигнута, прямо перед «Александровском» вырос из морской пелены американский эсминец. Он только что вышел из военного порта со стороны Флориды, и он спешил занять свое место на боевой позиции, преодолев всего за сутки марафонское расстояние. Этот эсминец, конечно же, был информирован, что, словами Макнамары, «американский флот ищет советское судно, специально предназначенное для перевозки боеприпасов». Но белоснежный изысканный «Александровск» никак не походил внешне на подобный корабль! И все же эсминец, идущий навстречу, им явно заинтересовался, сбавляя ход.
Движимый каким-то смутным предчувствием, капитан «Александровска» посылает в Москву радиограмму.
— Говорит пассажирский теплоход, «Александровск». Проходим Багамы. Рядом с нами американский эсминец. Что нам делать?
Радиограмму в Москву посылают без всякой шифровки, открытым текстом, так что американцы легко могут ее перехватить и изучить содержание. Из Москвы приходит немедленный ответ.
— Вас в списке для предъявления нет. — В каком списке для предъявления нет? — переспрашивает, и снова без шифровки, «Александровск» Москву.
— Вас нет в списке грузов, подлежащих досмотру. Игра на грани возможного. Поравнявшись с «Александровском», американцы дали на борт теплохода световую телеграмму.
— Good morning! — Добрый день, — ответил «Александровск». - Ok, good bye! — и американский эсминец поспешил дальше, искать советский корабль, «специально приспособленный для перевозки ядерных боеприпасов».
«Александровск» подошел к кубинскому порту Ла-Изабелла. День клонился к закату. О том, что в этот порт, ничем не оборудованный для разгрузки тяжелого и опасного груза, направляется советское судно особой миссии, сообщили командованию дивизии Игоря Стаценко. Ракетчики поняли: тяжеленные ящики с боеприпасами придется снимать с корабля буквально на голых руках! И.А. Плиев, командующий войсками на Кубе, послал через А. Алексеева по каналам КГБ шифровку о том, что «Александровск», «являющийся главной целью блокады американцев, благополучно прибыл в кубинский порт».
Когда «Александровск» пришвартовался, была уже глубокая ночь, и часы отсчитывали первые минуты 24 октября. Влажная тропическая ночь набросила над Островом свободы черный шелковый плащ, усыпанный бриллиантами созвездий. «Александровск» стоял в порту Ла-Изабелла, освещенный перламутровым свечением бортовых огней. И слышно было, как волны прибоя шелестят о его корпус и устало поскрипывают канаты, наброшенные крупными узловатыми петлями на массивные черные тумбы.
Морская блокада вступила в полную силу.
Глава V. Под прицелом Куба на военном положении
Солнце входило в зенит. Над землей, влажной и рыжей, как заготовка в руках гончара, поднималась испарина, и казалось, что остров дышит. Ворс кокосовых пальм, бегущий зеленой зыбью вдоль побережья, вздрагивал от налетающих пассатов, и альбатросы тоскливо реяли в небесной синеве, высматривая в прибрежной голубой воде пугливую рыбешку. Вдоль песчаной косы, далеко уходящей в море остроконечным серпом, деловито вышагивали чайки с черными пятнышками на крыльях, щелкая желтыми клювами и оглашая воздух тревожными и печальными криками.
В этот день тревога поселилась в каждой улочке и переулке старой Гаваны, и старинные квадратные часы с римскими цифрами, украшавшие серый, в колониальном стиле, собор, медленно отсчитывали минуту за минутой, нервно дергая стрелками. На базарной площади, где продавались свежие фрукты и рыба, в морских портах и на плантациях, в магазинах, больницах, детских садах, школах и институтах — везде разговоры были об одном и том же. И рубщики сахарного тростника, и сборщики кофе, и погонщики волов, и водители фургонов, и грузчики в портах, и повара общественных столовых — все произносили одни и те же слова, как заклинания: «янки», «блокада», «война», «Фидель», «ракеты».
Угроза войны, страшная и отвратительная, уже тянула свои щупальца к острову. И даже дети, ежедневно отводимые своими мамами в детские садики, словно почувствовали неладное и поутихли, перестав шалить и смеяться; их черноглазые мамы и воспитательницы больше не улыбались. А потом и вовсе произошло страшное: детские сады и школы закрылись, и перепуганных, плачущих детей разобрали по домам.
В маленьком баре Старой Гаваны «Боттикито эль Медиа», изрисованном вдоль и поперек любимыми изречениями посетителей — таков уж был колорит этого шумного и тесного заведения с грубыми деревянными столами, — темноволосые официанты перестали с услужливой улыбкой подавать коктейли мохито и выключили праздничную сальсу. Да и сам бар проработал считаные часы, а потом на него навесили тяжелый железный замок. Фидель проводил тотальную мобилизацию.
Кубинский команданте, объявивший военное положение, периодически появлялся на экранах стареньких телевизоров, черно-белое изображение которых разрушалось частыми грозовыми фронтами. Команданте, в военном костюме защитного цвета, призывал людей собрать всю волю для борьбы с врагом. Насколько бы спокойно и уверенно Фидель ни говорил, но возникало ощущение, что цельный мир ломается на куски. Казалось, что ты стоишь на шатком мостике над бурной горной водой, которая несет на себе отколотые от берегов деревья, и топит их в своем водовороте, и продолжает затягивать в зеленую муть все живое.
Тема надвигающейся катастрофы сплотила людей. Слово «война» заставляло незнакомых людей останавливаться посреди уличной дороги и вступать в длительные и пространные споры. Обсуждали, какова вероятность нанесения американцами удара с воздуха и будет ли вторжение, что станут делать Советы и что ждет Кубу.
Фидель, обладающий каким-то звериным чутьем, понял, что американцам стало известно о советских ракетных базах на Кубе, еще до того, как Кеннеди объявил об этом по телевидению вечером 22 октября. Кубинский лидер мобилизовал армию.
Потом, уже когда кризис закончился, Фидель сетовал на недоверие русских, мол, если бы его пустили на ядерные установки и его люди приняли бы прямое участие в монтаже советской боевой техники, то удалось бы избежать и роковых с советской стороны оплошностей. Уж, во всяком случае, с маскировкой Фидель не допустил бы русского «авось», когда известно, что остров прекрасно просматривается с воздуха, но двадцатиметровые ракеты собираются и устанавливаются без всякой маскировочной сетки, и почему-то русские надеются, что аэрофотосъемка с американских самолетов-разведчиков эти «голые» ракеты никак не зафиксирует.
