Светлана Лолаева - Повседневная жизнь депутатов Государственной думы. 1993—2003
«Конечно, они же теперь все по заграницам отдыхают». — В голосе помощника вновь зазвучали завистливые нотки.
«Все не все, но многие», — подумал Валерий Георгиевич. Особенно это бросалось в глаза зимой, когда несколько десятков депутатов возвращались после недели работы в округах, большая часть которых лежала в совсем не солнечных широтах, с подозрительно одинаково загорелыми лицами. Хотя отдыхали, как правило, по сугубо индивидуальным программам.
Особого депутатского братства и дружбы в Думе вообще не наблюдалось ни между фракциями, ни внутри них. Слишком разными были люди, которые прошли в парламент даже по одному и тому же партийному списку. Но явственно видовые отличия бросались в глаза только в первой Думе. Уже вторая была куда менее «разноцветной». Возможно, из-за левого большинства, которое смотрелось как классический партхозактив (члены черномырдинской НДР, впрочем, в массе своей выглядели точно так же, только в костюмчиках поновее и подороже), то ли потому, что с каждым созывом все меньше становилось по-настоящему экзотических и ярких персонажей. Готовый нацепить поверх пиджака бутафорские груди Марычев, экспансивная Алла Гербер, воинствующие демократы Глеб Якунин и Александр Осовцов, косящий под деревенского простачка выпускник МГИМО Михаил Лапшин, как и многие прочие думские лицедеи, остались особенностью именно Думы изначальной.
Конечно, продолжал куролесить востоковед Жириновский, а дипломат Леша Митрофанов умело ассистировал ему в качестве бэк-вокалиста. Роль «человека от сохи» небесталанно играл сменивший Лапшина на посту аграрного лидера Николай Харитонов. А «человек из народа» Василий Шандыбин пытался занять опустевшую после ухода Марычева нишу главного думского клоуна. Но странно. То, что выглядело искренним и естественным в начале думской истории, те всплески человеческих эмоций, которые в чем-то помогли растопить лед идеологической отчужденности, мешавшей нормальной коллективной работе в первой Думе, все больше раздражало сегодня, когда отличия между депутатами из разных фракций становились все менее уловимыми.
Один депутат из ЛДПР, молодой, но очень неглупый, как-то по-дружески объяснил «чего-то не догоняющему» сотруднику президентской администрации: «Ты пойми, в Думе нет ни левых, ни правых. Это вы в Кремле для своих дел придумали. Есть лохи и нормальные, конкретные парни. Деловые пацаны есть и у нас, и у „Яблока“. Со всеми можно договориться». Парламентские стены и в самом деле очень быстро «выравнивали», «нивелировали» депутатов. И набриолиненный «домушник» Георгий Лунтовский в золотых цепях, печатках и браслетах или яблочный вице-спикер Михаил Юрьев с пальцами в перстнях по типажу мало чем отличались от рядовых либерал-демократов. И скоро пришедших из различных социальных слоев депутатов роднили не только манера одеваться или особый думский сленг, но и манера поведения. Красоткин вспомнил, как в первой Думе был скандализован объяснением зампреда комитета по общественным организациям Ирины Зубкевич, сорвавшей организованную в пресс-центре администрации президента пресс-конференцию: «Не пришла машина!» Поехать на метро было явно ниже депутатского достоинства демократки первой волны, одной из лидеров еще травкинской ДПР.
Принадлежность депутатов к одной касте, к одному элитарному клубу, возможно, была не видна посторонним, но совершенно очевидна для тех, кто наблюдал думскую повседневность вблизи. Если в первой Думе многие жириновцы и выбороссы друг другу руки не подавали, то в третьей — ничто не мешало Владимиру Вольфовичу, только что гневно обличавшему продавшихся американцам демократов, дружески хлопать по бокам встретившегося в холле лидера СПС Бориса Немцова и интересоваться рецептом его диеты.
Идеологически упертый яблочник Сергей Иваненко в свободную от фракционных дел минутку с удовольствием играл в шахматы с идейно неустойчивым Александром Жуковым (начинавший как демократ Жуков в конечном итоге оказался в государственнической «Единой России») в кабинете еще одного «беспринципного» шахматиста Андрея Макарова[192].
В думских футбольных командах цвет партийного билета и вовсе не имел никакого значения. И аграрий Харитонов дружно бегал по полю с «медведем» Грызловым. И даже на корпоративных вечеринках, куда, особенно в девяностые, модно было приглашать депутатов Госдумы[193], иногда сталкивались люди из фракций-оппонентов. Что, как уверял Красоткина Паша, попавший на один такой банкет, не мешало ни коммунисту, ни путинисту, крепко выпив, со слезами на глазах предлагать тосты «за Думу, президента и великую Россию». «А что тут удивительного? Получают же их партии деньги от одного и того же спонсора. А простым депутатам, тем более, что делить?» — разумно пояснил молодой бюрократ.
Делить все же было что. И даже внутри фракций. И к концу каждого депутатского срока то в одном, то в другом объединении непременно вспыхивали раздоры, приводившие к уходу кого-то из парламентариев из родной команды.
Только Жириновский, хотя бежали и от него, твердо держал свою бригаду. Возможно, потому, что и работал, и расслаблялся в избранном товарищеском кругу. Он не только брал значительную часть своей думской клиентелы во все загранкомандировки (в основном к тиранам — в Ливию к Каддафи или в Ирак к Хусейну), но и отдыхать любил вместе с однопартийцами. И то сплавлялся с ними на пароходе по Волге[194], то устраивал коллективный культпоход в стрип-клуб, то проводил новогодние каникулы всей фракцией на теплых морях.
Несмотря на регулярные служебные и личные поездки к «чужим берегам», многие думцы не брезговали и отечественными вояжами. Путевка для депутата, его жены и детей в казенных санаториях и домах отдыха стоила процентов пятнадцать от реальной рыночной цены. Дальней депутатской родне она обходилась процентов в тридцать — пятьдесят[195]. За пределами родины народные избранники тоже не всегда путешествовали за свой или думский счет. Леша Букашев из «Бета-групп» как-то спьяну проговорился Красоткину, что осмотр индонезийских достопримечательностей руководителями одного из ключевых думских комитетов с супругами обошелся его компании больше чем в сотню тысяч долларов.
Валерий Георгиевич вспомнил рассказ Пети Громадина из «Либерала» о том, как его коллега, специализирующийся на ресторанной критике, встретил в дорогом парижском ресторане депутата О. с супругой в компании людей из крупного российского металлургического комбината. Жена депутата выбрала бутылочку бордо за полторы тысячи долларов. Официант откупорил вино, пышнотелая госпожа депутатам, отпив глоточек, сморщилась и сказала: «Кислятина!» А металлический пиарщик зарычал на побелевшего от ужаса сомелье: «Слыхал?! Тащи другое!» Все слушатели, включая Красоткина, хорошо знавшие и депутата О., и его молодую женушку, помогавшую мужу «осуществлять связи с общественностью», весело засмеялись. И только американец Пит Блэйк сказал задумчиво: «В Америке у этого депутата могли быть неприятности».
Глава 3
Походная
Не путевые заметки журналистов (2001 год)
Пит специально прилетел утренним рейсом из Нью-Йорка, чтобы встретить в вашингтонском аэропорту Даллеса делегацию Государственной думы, прибывающую из Москвы по приглашению американских конгрессменов. Тема российско-американской парламентской встречи — бюджетный федерализм — нисколько не интересовала его и мало волновала «The New York Mail». Однако Блэйк уже больше года — с мартовских выборов президента в 2000 году — не был в России, и поэтому любая встреча с московскими политиками представляла для него несомненный интерес. К тому же, насколько можно было судить как по американским, так и по российским публикациям (а Пит ежедневно читал электронные версии всех значимых русских изданий и, вообще, был активным пользователем Рунета), а также по регулярному виртуальному общению с Петей Громадиным, Путину удалось за короткое время довольно сильно изменить российский политический ландшафт. Но главная причина, по которой Пит уговорил начальство направить его в эту командировку («The New York Mail», разумеется, имел бюро в столице и специальных людей, занимающихся конгрессом), было желание реально, а не по Интернету пообщаться с Громадиным. Петя, вопреки своему обыкновению, на сей раз решил воспользоваться думской «халявой».
Правда, когда получасом позже Пит со своим приятелем выруливал из аэропорта на хайвей, Петя пояснил, что всей халявы-то — американская виза, которой занимался думский протокольный отдел. Остальные расходы оплачивала редакция.
Если бы в США направлялся Геннадий Селезнев, то Громадин мог бы претендовать и на бесплатный перелет — спикеру был положен персональный самолет. Петя, не раз летавший с Селезневым по стране, рассказывал Питу, что это были самые комфортные в его, Петиной, жизни путешествия: огромный лайнер не заполнялся и наполовину, и можно было не только по-человечески сидеть, но даже выспаться, расположившись сразу на трех креслах.
