Найджел Клифф - В поисках христиан и пряностей
Когда гроза унялась, фактор послал за лошадью, на которой командор мог бы добраться до своего жилища. Оказалось, что индусы ездят без седла, поэтому и такового не нашлось. Гордость не допускала, чтобы посланник великого короля соскользнул в грязь, поэтому да Гама отказался ехать верхом. День церемоний быстро превращался в ночь фарса.
Наконец португальцы попали в отведенный им дом и обнаружили, что кое-кто из их людей уже там. Среди того, что они принесли с кораблей, была столь желанная кровать командора.
Еще матросы принесли с собой подарки, предназначенные для правителя Каликута. Утром да Гама их разложил, и Хронист сделал опись:
Полосатая ткань – 12 отрезов.
Алые плащи – 4 штуки.
Шапки – 4 штуки.
Кораллы – 4 нити.
Латунные лохани для омовения рук – 6 штук в ящике.
Сахар – 1 ящик.
Масло – 2 бочки.
Мед – 2 бочонка.
Любые подношения заморину сперва представлялись для осмотра губернатору-вали и фактору, и да Гама послал гонца, чтобы известить чиновников о своих намерениях. Явившись осмотреть дары, вали и фактор разразились недоуменным смехом.
Такое не дарят великому и богатому правителю, поучали они стоявшего с каменным лицом командора. Самый захудалый купец из Мекки или захолустья в Индии подносит дары получше. Подойдет только золото; а эти безделушки заморин не примет.
Парочка продолжала насмехаться, и да Гама пал духом, хотя и постарался поскорее замаскировать свой промах. Никакого золота нет, объяснил он, ведь он не купец, а посол. Его король не знал, достигнет ли он Индии, а потому не послал с ним подобающих подарков. То, что они видят, принадлежит ему самому, и это все, что есть. Если король Мануэл прикажет ему вернуться в Индию, то, несомненно, пошлет с ним богатую казну с золотом и серебром и еще много большим. Пока же, если заморин не возьмет предложенное, он отошлет дары назад на корабли.
Чиновников его слова не тронули. Обычай гласит, утверждали они, что каждый чужеземец, удостоенный августейшей аудиенции, делает соответствующий вклад в казну.
Да Гама зашел с другой стороны. Он-де всем сердцем желает соблюдать здешние обычаи, и потому он хочет послать эти дары, гораздо более ценные, чем кажутся с первого взгляда, по причинам, которые уже назвал. И снова чиновники наотрез отказались передавать оскорбительные предметы.
В таком случае, ответил командор, он пойдет и переговорит с заморином, а после вернется к себе на корабль. Он намерен, добавил он ледяным тоном, объяснить правителю, как именно обстоят дела.
По меньшей мере на это вали и фактор согласились. Если да Гама немного подождет, сказали они, они сами отведут его во дворец. Поскольку он чужеземец, заморин разгневается, если он станет расхаживать по городу один; а кроме того, в городе множество мусульман и ему нужен эскорт. И они оставили его дожидаться.
Момент был унизительный и раскрыл кардинальный просчет во всем плане Португалии по освоению Востока – просчет столь очевидный, что трудно себе представить, как его можно было не заметить.
Глава 11
Заточение
К моменту появления европейцев цивилизации Индии было почти четыре тысячи лет. За эти тысячелетия на Индостане возникли четыре крупные религии, сложная система каст, бесчисленные чудеса архитектуры и интеллектуальная культура, которая преобразила мир.
В 1440-х годах персидский посол Абд ар-Раззак выехал из Каликута в Виджаянагар, город, давший свое имя господствующей на юго-востоке Индии империи [380]. По пути он проехал мимо поразительного храма, отлитого целиком из бронзы, если не считать сидящей над входом гигантской статуи в человеческий рост, отлитой из золота, и с двумя потрясающими рубинами вместо глаз. И это было только начало. Виджаянагар расположился у подножия крутой горной гряды и был окружен тройным кольцом стен, тянувшихся на шестьдесят миль. За воротами широкие улицы с богато украшенными домами, казалось, уходили в бесконечность. Особое впечатление на Абд ар-Разакка произвел невероятной протяженности квартал проституток, украшенный фигурами зверей больше натуральной величины и предлагающий бесконечный выбор очаровательных прелестниц, принимавших красивые позы на помостах у входов в свои дома. Самые простые ремесленники носили жемчуга и драгоценные камни, а главные евнухи величественно выступали под зонтами от солнца в сопровождении носильщиков, трубачей и профессиональных панегиристов, услаждавших слух нанимателей хвалами одна цветистее другой. Тамошний «король», как сообщал Никколо де Конти, прибывший в Виджаянагар приблизительно в то же время, «изыскан много более других: он берет себе ни много ни мало двенадцать тысяч жен, из которых четыре тысячи следуют за ним пешком, куда бы он ни направлялся, и заняты исключительно работами на кухне. Такое же число, одетые еще красивее, едет верхом. Остальных несут в паланкинах, и из них две или три тысячи выбраны в жены при условии, что они добровольно сожгут себя вместе с ним» [381].
Империя Виджаянагар была основана столетием раньше [382], когда один монах-индус вдохновил капризных правителей Южной Индии объединиться против наступавших с севера исламских держав [383]. Когда прибыли португальцы, она еще не утратила своей мощи. Но при всем своем великолепии это была сухопутная империя, и вдоль побережья ее власть была фактически номинальной. Многие из ее трехсот портов (и в том числе Каликут) являлись практически независимыми городами-государствами, и ключом к богатству этих городов были купцы-мусульмане.
Ислам докатился до Индии в 712 году, но массовое проникновение началось только в конце X века. Турецкие и афганские армии, которых, как до того греков и римлян, влекли сказочные богатства субконтинента, разгромили державу индусов и понемногу вносили свой вклад в многообразие культур Индии. Только Южная Индия оставалась вне досягаемости ислама, но и здесь мусульманские торговцы преуспевали с первых же дней своего появления. Купцы, прибывшие из Мекки, Каира, Ормуза и Адена, поселились на Малабарском берегу и взяли себе местных жен; из среды их потомков, известных как мапила, обычно набирались моряки для арабских флотилий. Особенно богатая и влиятельная мусульманская община сложилась в Каликуте, и произошло это так давно, что ее истоки терялись в легендах. Согласно одной арабской легенде, все началось с того, что индусский правитель Шерума Перумал обратился в ислам и отправился в хадж в Мекку. Перед уходом он разделил свои земли между родственниками, но клочок земли, с которого отчалил его корабль, оставил простому пастуху. Впоследствии на этом месте возник Каликут, а пастух сделался заморином, первым среди прибрежных царей. Скорее всего именно традиции открытого рынка снискали городу популярность у арабских купцов, но так или иначе они взяли под свой контроль внешнюю торговлю прибрежного княжества, имели собственных эмира и судей для управления общиной и поддерживали тесный альянс с заморинами.
Соответственно преуспевали и сами заморины. По одному подсчету, они имели в своем распоряжении сто тысяч вооруженных людей (целую касту благородных воинов, которая называлась наиры), и их жизнь превратилась в бесконечную череду церемоний, пиров и праздников, которая начиналась с их вступлением на престол и продолжалась еще долгое время после того, как их кремировали на ароматном костре из сандала и дерева алоэ. В знак почтения к усопшему заморину каждый мужчина королевства выбривал себе тело с ног до головы, оставляя лишь брови и ресницы; на две недели прекращались все общественные дела, а всякому, кто жевал паан, грозило отсечение губ. Поскольку женщины касты заморинов пользовались необычайной степенью сексуальной свободы – и поскольку заморин платил брамину, священнику или ученому из высшей касты, чтобы тот лишил его жену невинности, – наследование шло по линии сестры, и новый заморин бывал обыкновенно племянником усопшего. Его возведение на трон начиналось окроплением молоком и водой и церемониальным омовением. На ногу ему надевали наследственный браслет – тяжелый золотой цилиндр, усеянный драгоценными камнями, затем ему завязывали повязкой глаза и растирали полевыми травами. Его слуги наполняли девять серебряных курильниц, олицетворявших девять планет, которые определяют человеческую судьбу, ароматическими смолами и водой и нагревали над огнем, в который бросали топленое масло и рис, а когда смолы растворялись, выливали жидкость ему на голову. Ему нашептывали мантры, пока он шел в свой личный храм, чтобы преклонить колени перед богиней-хранительницей и династическим мечом. Оттуда он переходил в свой личный гимнастический зал, где совершал поклоны перед каждым из двадцати семи божеств-наставников, а наследственный наставник по оружию преподносил ему его собственный церемониальный меч. Распростершись ниц перед верховным жрецом и трижды получив благословение («ради защиты коров и браминов царствуй как владетель холмов и волн»), он возвращался в свою гардеробную, чтобы облачиться в остальные церемониальные одежды. Наконец он садился на белую циновку, расстеленную поверх черного ковра, и в мерцающем свете сотен золотых ламп брамины осыпали его рисом и цветами. На протяжении года он носил траур по своему предшественнику, не стриг ни ногтей, ни волос, не менял одежду и ел только рис и только один раз в день, пока наконец не вступал окончательно в свои права.
