Владимир Кузнечевский - Сталин: как это было? Феномен XX века
13 мая 1939 года Политбюро ЦК ВКП(б) (а фактически Сталин) принимает решение о назначении начальником 5-го отдела (внешняя разведка) Главного управления государственной безопасности Наркомата внутренних дел СССР молодого (всего 31 год от роду) П.М. Фитина (1907—1971), человека профессионально абсолютно далекого от госбезопасности вообще и внешней разведки в частности (может быть, поэтому Сталин и назначил его: уж во всяком случае в «зараженности» троцкизмом Фитина заподозрить никак было невозможно).
Павел Михайлович Фитин родился 28 декабря 1907 года в селе Ожогино Ялуторовского уезда Тобольской губернии в семье крестьянина, В 1920 году окончил начальную школу и пошел работать в сельхозкоммуну. Был принят в комсомол и получил направление в среднюю школу. По завершении поступил на инженерный факультет Сельскохозяйственной академии им. К.А. Тимирязева, По окончании «Тимирязевки» работает заведующим редакцией Сельскохозяйственного государственного издательства, В 1932—1935 годах — срочная служба в РККА, а после службы — заместитель главного редактора в том же издательстве, В марте 1938 года по партийной разверстке направлен на специальные ускоренные курсы в Школу особого назначения НКВД, По окончании курсов — стажер 5-го отдела ГУТБ, затем — оперативный уполномоченный там же и в декабре уже назначается заместителем начальника 5-го отдела (а это уже номенклатура Политбюро ЦК, назначение только с личного согласия Сталина). С мая 1939 — руководитель 5-го отдела. Современные исследователи почти единодушно отмечают, что Фитину удалось во многом выправить положение во внешней разведке. Он воссоздает 40 резидентур, направляет в различные страны свыше 200 разведчиков. Трудится на этом поприще до 1946 года, получает звание генерал-лейтенанта. Но после войны попадает в опалу, В июне 1946 года Берия своим распоряжением выводит его за штат, а потом направляет заместителем уполномоченного МТБ СССР в Германию, В 1947 году направлен заместителем начальника Управления госбезопасности в Свердловскую область, потом — в Казахстан, а в 1953 году, после смерти Сталина, 46-летний генерал-лейтенант личным распоряжением Берии «в связи с неполным служебным соответствием» уволен из органов госбезопасности без права получения военной пенсии. Лишь после ареста и расстрела Берии Фитину удается устроиться на работу директором фотокомбината Союза советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами, где он и работал до конца своей жизни (В.А. Антонов, «ПВО», № 46),
* * *Современные исследователи отмечают, что Фитину удалось многое, однако восстановить профессионализм за два с половиной года до Великой Отечественной войны было почти невозможно.
Самый большой провал в этом плане был связан с Финской кампанией. В этой войне Сталин пал жертвой как раз непрофессионализма закордонной разведки.
Сталин был убежден, что стоит только начать войну с Финляндией и там тотчас же вспыхнет восстание рабочего класса. А убеждал в этом Москву резидент советской внешней разведки С.М. Петриченко. В своих донесениях он писал, что в Финляндии созрела революционная ситуация, что финские трудящиеся готовы с оружием в руках выступить против своего буржуазного правительства и радостно встретить Красную Армию. Получая такую информацию, генсек был уверен в быстрой и легкой победе. Он даже поторопился создать на территории Карелии так называемое Народное правительство Финляндской Демократической Республики во главе с О. Куусиненом. Получилось же все наоборот.
Так что перед Великой Отечественной войной Сталин испытал тяжелое разочарование относительно действительных возможностей разведки и надолго потерял доверие к поставляемой ею информации. Это недоверие проявилось и в мае—июне 1941 года.
Резидент Петриченко после Великой Отечественной войны был арестован и умер в лагере (см.: Баландин Р.К., Миронов С.С. Дипломатические поединки Сталина. От Пилсудского до Мао Цзэдуна. М.: Вече, 2004 г., с. 40).
Причины чистки кадрового разведывательного аппарата были, как я теперь понимаю, все те же: Сталин патологически боялся влияния Троцкого на кадры закордонной разведки.
Не знаю, насколько кадры резидентур действительно испытывали влияние Троцкого. Но фактом является и то, что в это время был осуществлен ряд побегов резидентов на Запад (Орлов, Кривицкий, другие). Казалось бы, это подтверждало подозрительность Сталина. Однако дальнейшая судьба этих людей говорила скорее об обратном: бежали, потому что опасались за свою жизнь и жизнь своих близких. В нулевые годы XXI столетия один из бывших руководителей одного из самых засекреченных управлений внешней разведки, уже будучи на пенсии, сказал мне в личной беседе: «По-моему, бежали в те годы резиденты прежде всего не по причине изменения своих политических взглядов, а просто из-за боязни ареста и расстрела». На мой взгляд, похоже на правду.
Между тем, разведка свое дело делала.
С конца 1940 года и до нападения Германии на Советский Союз в Управление поступали данные, которые говорили о том, что Германия, захватив 13 европейских стран, готовится к нападению на СССР.
Например, наш резидент в Праге сообщал о перебросках немецких воинских частей, техники и другого военного снаряжения к границам Советского Союза.
17 июня Сталин вызвал к себе наркома госбезопасности В.Н. Меркулова (1895—23.12.1953, арестован вместе с Берией и другими, приговорен к смертной казни и расстрелян) и Фитина для обсуждения телеграммы из Берлина от «Старшины» и «Корсиканца» от 16 июня, которая начиналась словами: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время. Сталин потребовал проверки сведений, считая их возможной дезинформацией».
«Меня, — пишет Фитин, — ни на один день не покидало чувство тревоги… Несмотря на нашу осведомленность и твердое намерение отстаивать свою точку зрения на материалы, полученные Управлением, мы еще пребывали в состоянии определенной возбужденности. Это ведь был вождь партии и страны с непререкаемым авторитетом. А ведь могло случиться и так, что Сталину что-то не понравится или в чем-то он усмотрит промах с нашей стороны, и тогда любой из нас может оказаться в незавидном положении.
С такими мыслями мы вместе с наркомом в час дня прибыли в приемную Сталина в Кремле. После доклада помощника о нашем приходе нас пригласили в кабинет. Сталин поздоровался кивком головы, но сесть не предложил, да и сам за все время разговора не садился. Он прохаживался по кабинету, останавливаясь, чтобы задать вопрос или сосредоточиться на интересовавших его моментах доклада или ответа на его вопрос.
Подойдя к большому столу, который находился слева от входа и на котором стопками лежали многочисленные сообщения и докладные записки, а на одной из них сверху был наш документ, И.В. Сталин не поднимая головы сказал:
— Прочитал ваше донесение… Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз?
Мы молчим. Ведь всего три дня назад — 14 июня — газеты опубликовали заявление ТАСС, в котором говорилось, что Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского Пакта о ненападении, как и Советский Союз. И.В. Сталин продолжал расхаживать по кабинету, изредка попыхивал трубкой. Наконец, остановившись перед нами, он спросил:
— Что за человек, сообщивший эти сведения?
Мы были готовы к ответу на этот вопрос, и я дал подробную характеристику нашему источнику. В частности, сказал, что он немец, близок нам идеологически, вместе с другими патриотами готов всячески содействовать борьбе с фашизмом. Работает в министерстве воздушного флота и очень осведомлен. Как только ему стал известен срок нападения Германии на Советский Союз, он вызвал на внеочередную встречу нашего разведчика, у которого состоял на связи, и передал настоящее сообщение. У нас нет оснований сомневаться в правдоподобности его информации.
После окончания моего доклада вновь наступила длительная пауза. Сталин, подойдя к своему рабочему столу и повернувшись к нам, произнес:
— Дезинформация! Можете быть свободны.
Мы ушли встревоженные. Многое пришлось передумать, напряженное состояние не покидало ни на минуту. А вдруг наш агент ошибся? А ведь я от имени Управления внешней разведки заверил И.В. Сталина в том, что информация не вызывает сомнений.
Придя в наркомат и обменявшись впечатлениями от встречи, мы с наркомом тут же составили шифровку в берлинскую резидентуру о немедленной проверке присланного сообщения о нападении Германии на СССР, которое якобы намечено на 22 июня 1941 года, но ответ получить не успели… Фашистские войска напали в этот день на нашу Родину. Последнее явилось горьким подтверждением правдивости донесения нашего агента.
