Марион Мелвиль - История ордена тамплиеров (La Vie des Templiers)
ГЛАВА XIX Крестовый поход Людовика Святого
Из всех крестовых походов седьмой начался при самых благоприятных предзнаменованиях. Единство командования, предводитель, умевший внушить уважение к себе, тщательная подготовка, уже приобретенный навык соединенных операций на море и на суше, казалось, сулили успех. Стратегический план нападения на Дамьетту, а затем и на Каир, был хорошо обоснован, а новый период борьбы между мусульманскими государями делали крестовый поход своевременным.
Захват Дамаска эмиром Бейбарсом после его победы при Газе в 1244 г. лишил христиан ценного союзника; союз с государями Дамаска, за который тамплиеры держались так долго, возможно, ослабил бы врага во время атаки крестоносцев на Египет. Но затянувшееся промедление привело к потере всего. Походу недоставало благоприятного момента, который бы сделал эффективным осуществляемое им стратегическое движение.
Подготовку своей экспедиции французский король начал с 1246 г. Он нанял суда у генуэзцев и пизанцев, в качестве военной базы был избран остров Кипр, находящийся в трех днях плавания от побережья египетской Дельты. 28 августа 1248 г. Людовик IX Святой пристал к берегу у Эг-Морта со своей женой, королевой Маргаритой Провансской, братьями, графами Робертом Артуа и Карлом Анжуйским, графиней Анжуйской и всем рыцарством страны. Его биограф, Жан де Жуанвиль, отправился в поход с группой шампанских рыцарей. Альфонс, граф Пуатье, третий брат короля, должен был последовать за ними во главе флота. Первый контингент прибыл к Никосии 17 сентября, и крестоносцы провели на Кипре всю зиму. Место главы ордена Храма довольно долго пустовало после катастрофы при Газе, так как не знали, жив ли еще Арман Перигорский. Великим командором в ноябре 1244 г. был брат Жан де Рокфор. Имя Гийома де Соннака появляется только в 1247 г., хотя он мог быть избран магистром ордена Храма и ранее.[456]
Новый магистр тайно поддерживал отношения если не с султаном, то, по крайней мере, с его эмирами; в этом он следовал обычаям Дома со времени Робера де Красна. Брат Гийом попытался наладить отношения некоторых из них с французским королем, возможно, чтобы начать переговоры или организовать нужную диверсию в мусульманском лагере. Но Людовику Святому недоставало необходимой дипломатической гибкости, и он отказался воспользоваться переговорами. Он горячо порицал Гийома де Соннака и запретил ему без разрешения принимать турецких посланников. Один из хронистов достаточно хорошо выразил общественное мнение крестоносцев, говоря, что «магистр ордена Храма и султан Египта совместно заключили столь добрый мир, что оба велели отворить себе в чашу кровь».[457]{78}
Другой союзник, явившийся той зимой, был принят нисколько не лучше. Великий монгольский хан отправил посольство к французскому королю, чтобы предложить военный союз против сарацин; французы не разобрались в этом демарше, а Людовик помышлял только о том, как бы обратить этот азиатский народ в христианство, не прибегая к помощи своего войска.
Нанимая суда итальянцев, король готовился покинуть Кипр в феврале месяце; споры между пизанскими и генуэзскими заимодавцами задержали отплытие до конца мая. Флот намеревался проследовать в Лимассол, чтобы праздновать Троицу, когда шторм, пришедший с юго-запада, рассеял корабли по всему побережью Акры, и пришлось ждать начала июня, прежде чем выйти в открытое море.
12 мая 1249 г. великие бальи ордена Храма собрались «в шатре великого командора королевства Иерусалимского». Присутствовали Гийом де Соннак, маршал Рено де Вишье (недавний магистр во Франции, сопровождавший короля в Святую Землю), казначей Этьен де Отетур, Ферран Испанец, командор Антиохии, хранитель одежд Амори Жор и многие другие свидетели, договорившиеся о займе в десять тысяч золотых монет, предоставленном Оттоне Торнелло и его компаньонами в обмен на 3750 турских ливров. Соглашение было оформлено окончательно 1 октября в генуэзском квартале Акры, «где заимодавцы и взыщут свои деньги».[458]
В первые дни июня подняли паруса, и флот появился у Дамьетты «в пятницу после Троицы, около терции» (между полуночью и тремя часами утра), следуя в трех лье от суши вдоль берега.
Король повелел, чтобы флот стал на якорь, и тут же послал за всеми своими баронами. Они собрались на «Монжуа», корабле, где был король, и единодушно договорились, что на следующее утро пойдут брать землю <…> Было приказано приготовить все галеры и мелкие суденышки флота и на следующее утро подняться на них всем, кто сможет туда войти. Было как следует наказано, чтобы каждый исповедался, и составил свое завещание, и уладил свои дела, как если бы собирался умереть, ежели Господу нашему угодно. Когда на следующий день настало погожее утро, король прослушал службу Господу и мессу, которую служат на море, и вооружился, и приказал вооружиться всем и взойти на маленькие суда. Король сел на нормандское судно, и мы, и наш соратник-легат, державший Животворящий Крест <…> Король велел сеньорам Жану де Бомону, Матье де Марли и Жоффруа де Сержину сесть в лодку и водрузить на ней штандарт господина нашего, святого Дионисия. Эта лодка шла впереди, а остальные суда плыли за ней, следуя за штандартом. Когда мы подошли к берегу на арбалетный выстрел, огромное число хорошо вооруженных конных и пеших турок, находящихся перед ними на берегу, стали густо обстреливать нас, а мы их. И когда мы подошли к суше, почти одиннадцать тысяч турок верхом и множество пеших бросились вперед в море на наших людей. Когда наши вооруженные пехотинцы, а также рыцари на судах увидали это, то не стали ждать под знаменем святого Дионисия, но пешие во всеоружии попрыгали в море, где одним было до подмышек, а другим по грудь, одним более глубоко, другим менее, потому как море было в одном месте глубже, чем в другом. Много там было наших людей, которые вытаскивали своих лошадей из кораблей с великой опасностью и великим трудом, и великой храбростью. Тогда же постарались и наши арбалетчики, и стреляли так густо и сильно, что преудивительно было глядеть. Тут наши подошли к суше и захватили ее. Когда битва на море и на суше продлилась с утра до полудня, турки отступили назад и вошли в город Дамьетту. В этой битве из христиан было потеряно мало, или никого, а турок было убито почти пятьсот и много их лошадей <…>
Утром следующего дня, то есть в воскресенье после октав{79} Пятидесятницы, к королю приехал один сарацин и сказал, что из города Дамьетты уехали все сарацины <…> А ранее до короля и войска дошли недостоверные вести, что множество наших людей уже в городе Дамьетте, а королевские знамена уже на высокой башне.[459]
Король во главе рыцарей проехал по мосту из лодок, который только что соорудили жители. Легат и его капелланы очистили большую мечеть, некогда посвященную Богоматери королем Иоанном, и пропели в ней Те Deum.{80} Людовик отдал «магометанщину» (мечети) и дворцы под жилища руководителям крестового похода. Остальное войско с братиями ордена Храма и ордена госпитальеров разбило шатры по эту сторону реки, на острове Маалот, к коему они пристали. Людовику хотелось бы тут же подняться по Нилу к Каиру, повелев флотилии из плоскодонных судов сопровождать сухопутные силы. Но уже поднималась вода. Нил нес свою «жатву» из пряностей и ценного дерева, приплывших из лесных глубин Африки. Воды должны были вот-вот переполнить семь рукавов устья и затопить Дельту. Султану, умиравшему в Каире, пришло на ум послать крестоносцам вызов на 25 июня, зная, что до осени из Дамьетты они не двинутся.
После длинного и опасного пути граф Альфонс Пуатевинский причалил к Сен-Мишелю. Он предложил идти на приступ Александрии; этот порт стал бы ценной базой, но Роберт Артуа, младший и любимый брат короля, воспротивился всякой иной стратегии, кроме прямого продвижения на Каир, и Людовик допустил ошибку, согласившись с ним.
Войско вышло из Дамьетты в день св. Цецилии, 28 ноября. Королева Маргарита и ее золовки остались в городе с гарнизоном, состоявшим по большей части из экипажей кораблей. Отряды следовали по правому берегу Нила, рядом с флотилией, которая поднималась по реке. Продвижение шло крайне медленно, ибо галеры, упорно работавшие веслами против течения и ветра, в день преодолевали только одно лье. На горизонте гарцевали отряды мамлюков. В день святого Николая (6 декабря) тамплиеры находились в авангарде. Турки атаковали их и выбили из седла одного рыцаря сопровождения маршала Рено де Вишье. Вслед за этим, хотя король и запретил трогать врага, «брат Рено воскликнул: „На них, во имя Бога, ибо я не смогу боле подобное сносить!“ Он вонзил шпоры, и все его люди также, и так как их лошади были свежими, а лошади турок уже устали, язычники были перебиты и сброшены в реку или утоплены» числом в шесть сотен. Известно, что из-за чрезмерной медлительности кампании тамплиеры «умирали от нетерпения».[460]
