Игорь Князький - Тиберий: третий Цезарь, второй Август…
Гней Кальпурний Пизон Младший отца чтил, взгляды его разделял. Известно, что он едва подчинялся Тиберию, открыто пренебрежителен был к сыну его Друзу. Германик, самый вероятный наследник единовластия, никак не мог быть ему приятен. Популярность Германика в народе, скорее всего, только усугубляла неприязнь Пизона к новоявленному супернаместнику.
Тиберия едва ли могли смущать республиканские пристрастия Пизона. Он прекрасно понимал их безобидность, поскольку опасны тайные убеждения, толкающие человека на путь заговоров. А нескрываемый республиканцизм Пизона — твердая гарантия, что никаких тайных замыслов у него не водится. То, что человек чтит отца своего, — норма жизни, а для римлянина должное почтение к предкам — непременный нравственный закон. В свое время сам Тиберий, посланный Августом с миссией на Восток, посетил по дороге поле битвы при Филиппах, где дед его Ливии Друз Клавдиан сражался в армии республиканцев против Октавиана и Антония и, подобно Бруту и Кассию, не перенеся поражения, покончил с собой. Тогда Тиберий отдал дань памяти деду на его могиле, совершенно не смущаясь его республиканской славой.{354} Отсюда и его лояльность к Пизону.
«Противовес» наместника супернаместнику был усилен и по женской линии. Супруга Пизона Планцина была в чести у матери Тиберия Ливии и крепко не жаловала Агриппину, супругу Германика. В этом обе дамы — и престарелая, и еще относительно молодая, были едины. Легко предположить, что, по замыслу Тиберия, Ливией разделяемому, Планцина должна была противодействовать властным амбициям и, не дай того боги, возможным опасным замыслам внучки Августа.
Германик отбыл на Восток поздней осенью 17 года. По дороге он посетил Далмацию, где встретился с Друзом. Родного сына Тиберий тоже не пожелал оставить в Риме и отправил в Иллирик. Миссия, несопоставимая, конечно, с миссией Германика на Востоке, но тоже немаловажная. Стоит отметить, что в самой столице в это время стали складываться две партии: одни делали ставку на Германика как на будущего принцепса, другие отдавали предпочтение Друзу. К счастью и того, и другого, на личных их взаимоотношениях это никак не отразилось. Отношения Германика и Друза были поистине братскими, соперничеством не омраченными. Тиберий, зная и ценя это, тем не менее предпочел их направить в разные провинции, не оставляя никого из них в Риме, дабы не дать пищи для вредных размышлений о предпочтительном положении того или иного наследника. Впрочем, статус наместника всего Востока был явно выше.
Братская встреча Германика и Друза стала последней в их жизни. Больше им не суждено было увидеться. Тиберию же досталась худшая для человека участь — пережить обоих сыновей. И родного, и приемного.
Что же ждало Германика на Востоке? Здесь, как нарочно, настала череда перемен в мелких царствах, бывших своего рода буфером между римской Малой Азией и парфянской Месопотамией.{355}Один за другим ушли из жизни царь Каппадокии Архелай, Антиох III, царь Коммагенский и киликийский царь Филопатор. Каппадокию и Коммагену Тиберий решил перевести в разряд обычных римских провинций. Римляне должны были возрадоваться расширению пределов империи. Провинции позволят вдвое снизить налог с торгового оборота: Киликия уже со времен Помпея Великого, уничтожившего тамошнее пиратство, была под римским контролем, потому судьба царства Филопатора была очевидна. Каппадокия стала обычной римской провинцией, Коммагеной вместо царя стал управлять римский легат пропретор, а киликийское царство Филопатора влилось в состав провинции Сирия. Население Коммагены несколько поволновалось в связи с упразднением царства, но волнения эти долгими не были и хлопот Риму не доставили. Всякого рода непорядки на границе с Парфией Риму не были нужны. Обострять отношения с Парфией было совсем не в римских интересах. Политику эту завещал Тиберию Август.{356} В ее формировании принимал участие сам Тиберий в своей миссии на Восток в 20 г. до Р.Х. После печального опыта Марка Красса и невразумительной по итогам войны Марка Антония римляне избегали прямых военных столкновений с опасным соседом. Отсюда стремление искать союзников среди недругов Парфии. Сведения об этом есть у Страбона. Он сообщает, что индийский царь обещал римлянам всестороннее содействие.{357} Дион Кассий писал о полноценном союзном договоре между Августом и индийским царем, где предполагалось и военное взаимодействие.{358}
«Есть основания полагать, что формальный римско-индийский союз являлся составной частью широкомасштабного дипломатического наступления, предпринятого Августом на исходе 20-х гг. до н.э., в результате которого парфяне возвратили трофейные римские знамена и пленных.»{359}
Честь добиться их возвращения принадлежала Тиберию. В событиях 17 г. на Востоке стоит отметить быструю и практичную реакцию римских подданных в провинции Сирия и населения подвластной Риму Иудеи. И те и другие обратились в Рим с просьбой снизить им налоги, поскольку после присоединения Каппадокии доходы императорской казны, о чем говорил сам Тиберий, изрядно возросли.
Очень взаимосвязаны были между собой события на Римском Востоке.
Особое значение для Рима имела Армения. За это достаточно обширное царство Рим и Парфия вели постоянное соперничество. От того, чье влияние в Армении преобладает, зависела общая расстановка сил на Востоке. После миссии Тиберия римское влияние в Армении выглядело переменчивым. Римлянам не раз удавалось посадить на армянский трон своего ставленника, но власть его никогда не была долгой. Такая судьба постигла и царя Тиграна, коронованного Тиберием, и царя Артавазда, данного армянам Августом. Еще один римский ставленник Ариобарзан сел на армянский трон, но вскоре погиб при несчастном случае. Некоторое время правила Арменией царица Эрато, но вскоре ее низложили. Армянский престол оставался вакантным. Римлян до поры до времени это не слишком беспокоило. Дело в том, что в Парфии в 7 г. у власти оказался царь Вонон, настроенный на самые дружеские отношения с западным соседом. Но вот в 10 г. в Парфии случилось восстание, сметшее власть Вонона, и на царском престоле оказался царь Арта-бан И. Вонон, однако, не расстроился и скоре вновь обрел царскую власть. Не на отеческом престоле, правда, но в Армении, которая должно быть уже совсем истосковалась без царя. Вонон замечательно подходил на царский трон: он ведь потомок царского рода Аршакидов и сам уже царем великой державы побывавший. Кроме того, как старый друг и союзник римлян он надеялся на поддержку империей своих новых царских амбиций. Римляне, однако, рассудили иначе. Наместник Сирии легат Квинт Кретик Силан здраво рассудил, что бывший парфянский царь, свергнутый у себя на родине во многом как раз за союз с Римом, явно скверный претендент на армянский трон. Все кажущиеся преимущества, кои сулит империи пребывание на армянском троне друга и союзника Рима, эфемерны. На деле Вонон как армянский царь будет крайним раздражителем для Парфии. Ведь Артабан II воспримет своего врага во главе Армении как личный вызов. В итоге Рим только проиграет. Ведь, если Артабан II пойдет войной на Армению, дабы избавить себя от опасности со стороны Вонона окончательно, Риму придется вступить в войну с Парфией, дабы дружественного армянского царя защитить. А мир с Парфией нужен Риму, и война между двумя великими державами в то время решительно исключалась. Квинт Кретик Силан потому поступил мудро, вызвав Вонона из Армении в Сирию, где и велел тому оставаться. Дабы Вонон не слишком расстраивался, ему обеспечивали роскошные, соответствующие царскому достоинству условия жизни. Правда, и охрана была поставлена большая и надежная под видом почетной стражи при царственной особе. Сама эта особа к превращению из лица царствующего просто в царственное отнеслась без восторга. Но кого это теперь волновало? Парфяне были довольны, а что армяне вновь без царя — так им не привыкать.
Артабан II, довольный уходом Вонона в Сирию, об Армении тоже не забыл и возмечтал посадить на армянский трон брата своего Орода. Это римлянам уже не могло понравиться. Германик как раз и послан был на Восток затем, чтобы поднадоевший уже армянский вопрос уладить с выгодой для империи, в ссору с Парфией при этом все же не вступая.
Германик, прибыв в Сирию, быстро вник в непростые восточные дела и, отдадим ему должное, с возложенными на него Тиберием обязанностями справился отлично. Немедленно прибыв в главный город Армении Артаксату, Германик при стечении огромной толпы народной и высшей армянской знати возложил царскую корону Армении на голову Зенона, сына понтийского царя Полемона. Понтийское царство, незначительный обломок некогда великой державы царя Митридата VI Евпатора, с которым Рим вел три войны на протяжении четверти столетия, ныне было во всем Риму послушно. И понтийский царевич Зенон, превратившийся в армянского царя Артаксия, Рим безусловно в этой роли устраивал. Устраивал Зенон и армян, «так как с раннего детства, усвоив обычаи и образ жизни армян, он своими охотами, пиршествами и всем, что в особой чести у варваров, пленил в равной мере и придворных, и простолюдинов».{360} Коронация его потому и вызвала всеобщий восторг и у знати, и у простого народа Армении. Короновав Зенона-Артаксия, племянник точно выполнил указания дяди, повторив его деяние тридцатисемилетней давности.
