"Дева со знаменем". История Франции XV–XXI вв. в портретах Жанны д’Арк - Тогоева Ольга Игоревна

Таким образом, глубокий интерес, который французы первой половины XVII в. проявили к аноблированию своей героини, был связан, как мне представляется, не только со спорами между дворянством шпаги и дворянством мантии за право считаться подлинной знатью, обладающей собственными родовыми гербами. Не меньшее значение именно в этот период имело и развитие собственно геральдики, формирование ее как науки [1039]. Об этом, в частности, свидетельствовала еще одна любопытная особенность в интерпретации герба Жанны д'Арк, которая проявилась уже в XVIII столетии. В это время многие авторы внезапно начали утверждать, что после своего аноблирования девушка якобы сменила фамилию и стала именоваться Жанной дю Лис [1040]. Иными словами, речь шла о «подстраивании» легенды о Деве под новые знания — в частности, о существовании в эпоху Средневековья такого явления, как гласный герб (фамилия «дю Лис» образовывалась от французского «lys/lis», что означало «лилия»). В действительности процесс должен был бы развиваться в обратном порядке: в самих фигурах или в девизе герба могло обыгрываться имя его обладателя — его титул и название его сеньории. В работах же эпохи Просвещения сказывалось, вероятно, широкое знакомство с трудами Шарля дю Лиса, имя которого и наводило на совершенно неверные выводы.

Вернемся, однако, к построениям Пьера Каза. Поскольку к началу XIX в. никакого согласия среди профессиональных историков, затрагивавших проблему аноблирования Жанны д'Арк и появления у нее герба, достигнуто не было, первый французский «батардист» не замедлил воспользоваться этой ситуацией. С его точки зрения, из всех гербовых фигур, дарованных Деве, значение имели только королевские лилии, якобы подтверждавшие истинное происхождение героини [1041]. Тот факт, что их насчитывалось всего две, ничуть нашего автора не смущал: он настаивал, что от полного герба дома Валуа Жанна была вынуждена отказаться, дабы сохранить в тайне обстоятельства своего рождения [1042]. Такой же «дымовой завесой», по мнению П. Каза, стало дарование идентичного герба братьям д'Арк и аноблирование всего их семейства [1043].

Идея о том, что Жанна являлась дочерью Изабеллы Баварской и Людовика Орлеанского, отчасти могла базироваться на реальных фактах: девушка действительно симпатизировала партии арманьяков и очень часто именовалась в источниках XV в. Орлеанской Девой. Данное обстоятельство в какой-то степени сближало ее с Жаном Бастардом Орлеанским, хотя речь шла вовсе не о незаконнорожденности, но о признании заслуг французской героини в деле освобождения Орлеана от английской осады. Однако, даруя Жанне герб, Карл VII вовсе не собирался подтверждать с его помощью некое мифическое родство со своей главной помощницей: такие отличительные черты, как синее поле, золото и лилии, согласно Вийнбергскому гербовнику (1265–1285 гг.), использовались не только королевской семьей, но и многими другими знатными французскими фамилиями [1044]. Монарх имел также право наградить подобными добавлениями в герб любого, кто оказал ему важную услугу, как это случилось, к примеру, с бретонским бароном Жилем де Ре, отмеченным королевскими лилиями в гербе в благодарность за военную помощь в кампаниях Столетней войны [1045]. Кроме того, если бы Жанна д'Арк являлась — пусть и незаконнорожденной — дочерью герцога Орлеанского, в ее гербе должно было красоваться серебряное титло с тремя или пятью вертикальными зубцами, считавшееся бризурой этого семейства. В гербе Девы также присутствовала бы нитевидная тонкая перевязь — «темная полоса», указывавшая, что девушка является бастардом: такая имелась, в частности, в гербе Бастарда Орлеанского [1046], но серебряный меч в гербе Жанны являлся самостоятельной геральдической фигурой, а потому в качестве бризуры использоваться не мог. Наконец, если бы французская героиня на самом деле была дочерью герцога Орлеанского и Изабеллы Баварской, герб у нее появился бы уже в момент рождения, т. е. до того, как она встретилась с дофином Карлом в Шиноне.

Тем не менее подобные доводы ученых-геральдистов ни в малой степени не интересовали Пьера Каза, который, вполне возможно, даже не догадывался о том, как создавались гербы знатных европейских семейств в эпоху Средневековья. Ставя превыше всего факт королевского происхождения Жанны д'Арк, первый французский «батардист» пытался подтвердить его всеми возможными способами по одной простой причине, на которую, как мне кажется, современные исследователи до сих пор внимания не обращали. Речь шла не только и не столько об обстоятельствах появления на свет Орлеанской Девы, сколько о рождении Карла VII: Пьер Каз был уверен, что монарх также являлся бастардом Изабеллы Баварской от Людовика Орлеанского.

По мнению первого супрефекта Бержерака, тайна, которая окружала личность Девы на протяжении всей ее недолгой жизни, только поначалу была связана с именами ее «подлинных» родителей. Как только правда оказалась известна дофину Карлу, он сам распорядился держать эту информацию в секрете, поскольку у него сразу же возникли «справедливые» подозрения о незаконности своих прав на французский престол [1047]. Как утверждал Пьер Каз, не приводя в данном случае никаких, хоть сколько-нибудь серьезных доводов, Жанна и Карл являлись родными братом и сестрой, и именно в этом заключался знаменитый королевский «секрет», который девушка якобы поведала дофину при первой же их встрече в Шиноне [1048]. Всю свою последующую жизнь Карл VII скрывал данный факт, поскольку понимал, что французский трон он занимает незаконно [1049]. Ту же политику секретности и по той же самой причине проводили его прямые наследники — Людовик XI и Карл VIII [1050]. В действительности же только Орлеанская ветвь дома Валуа имела полное право претендовать на престол, поскольку все потомки Карла Орлеанского являлись законнорожденными детьми. Людовик XII, сын герцога, стал, по мнению П. Каза, первым истинным правителем Франции со времен Карла VI [1051], и у его наследников уже не было необходимости скрывать правду о происхождении Жанны — они делали это лишь для того, чтобы не скомпрометировать саму идею королевской власти [1052].

Все эти псевдонаучные рассуждения, однако, не имели никакого отношения ни к эпопее Орлеанской Девы, ни к истории Столетней войны. В действительности главная цель автора «Правды о Жанне д'Арк» заключалась в критике современной ему политической ситуации и прежде всего — восшествия на престол Людовика XVIII. Пытаясь убедить своих читателей в законности притязаний Орлеанской ветви дома Валуа на французский престол в первой половине XV в. [1053], Пьер Каз в плохо завуалированной форме высказывался в пользу кандидатуры Луи-Филиппа, герцога Орлеанского, с конца XVIII в. рассматривавшегося оппозицией в качестве второй основной кандидатуры на роль нового правителя при возможном восстановлении монархии во Франции [1054].

Политические симпатии супрефекта Бержерака были, по всей видимости, оценены по достоинству практически сразу после публикации его трагедии «Смерть Жанны д'Арк» в 1805 г., поскольку ровно через год он лишился занимаемой должности [1055]. Однако и в новом псевдоисторическом труде мнения своего он не изменил. Впрочем, у последующих поколений «батардистов» идея связать воедино «королевское» происхождение Орлеанской Девы, ее родственные связи с Карлом VII и законность восшествия на престол Людовика XVIII никакого развития не получила, тем более что в 1830 г. Луи-Филипп I все-таки стал новым правителем Франции [1056].