Владимир Понизовский - Заговор генералов
- Прав, конечно. Июльские дни не только не вызвали упадка настроения среди моих орлов - наоборот, еще злей стали! Ты представить не можешь, как мы обрадовались, когда получили первый номер "Рабочего и солдата", а потом узнали, что собирается и съезд.
- Скажи спасибо своим выборжцам, это благодаря им стало возможным провести его - так и отметили особо на съезде, - широко повел рукой, как бы раздвигая стены комнаты и показывая Антону на весь район, Василий. - А с газетой помучились... Деньги-то, по копейкам и пятакам, быстро собрали среди рабочих и солдат, да вот где найти типографию? К крупным владельцам и не совались - те грамотные, сразу бы раскусили, что большевистская. Сколько искали, наконец с превеликими хитростями нашли - на Гороховой. Типография "Народ и труд". На одном талере мы верстаем своего "Рабочего и солдата", на другом - какой-то поп свою "Свободную церковь", а в третьем углу меньшевики свои подлые брошюрки.
Он вдруг расхохотался:
- Случай такой однажды произошел: проходит мимо нашего верстака меньшевик, глянул на оттиск полосы, а на ней статья "Ответ", и под ней подпись: "Н. Ленин"! Меньшевик тот глаза вытаращил: "Да Ленин же в Германию удрал!.." Ну, мы ему: "Дурак ты, дурак! Прочти-просветись, статья-то по самым последним фактам прямо в номер написана!" Он прочел и эдак, будто между прочим: "А интересно бы узнать, где сейчас находится товарищ Ленин?" Ишь в товарищи себе, прохвост, захотел! И потом снова: "Интересно, где же он?" Ну а мы руками разводим: мол, и самим неизвестно.
- Представляю, если бы они узнали... - проговорил Антон. Подумал: "Где сейчас Владимир Ильич?" Но даже и спрашивать не стал: чему-чему, а уж этому годы подполья его научили...
- Из предосторожности мы не писали, что "Рабочий и солдат" - орган "военки": просто "ежедневная газета" РСДРП. Теперь съездом газета утверждена как центральный орган ЦК, та же "Правда".
- Мы на батарее так сразу и поняли, - кивнул Путко.
- Вот такие пироги, товарищ георгиевский кавалер, - не без гордости заключил Василий. - Ну а ты с какими гостинцами пожаловал?
Как и тогда, в марте, они незаметно перешли с "вы" на дружеское "ты".
- В Питере я проездом: сделал остановку для рекогносцировки. Держу путь в Москву - делегирован армко-мом на какое-то Государственное совещание.
- Во-от оно что! - даже присвистнул Василий. Его светлые брови сошлись на переносье в узелок. - Это оч-чень важно и оч-чень нам нужно! Как раз сейчас Центральный Комитет вырабатывает тактическую линию по отношению к Московскому совещанию. И ты можешь оч-чень нам пригодиться! Пошли.
В передней Василий у зеркала достал из кармана косматый рыжий парик и натянул его на свой оселедец. Прилепил под нос пышные усы.
- Ну как, хорош? - обернулся к Антону. - Временные имеют желание и меня засадить в кутузку, да я не хочу задарма харчиться.
В парике, в макинтоше и с тростью в руке он стал неузнаваем. Даже походка изменилась - этакий столичный фат.
Путь был дальний, на Фурштадтскую. Наконец добрались.
- К сведению: эту квартиру мы снимаем у монахинь женской церковной общины, - подмигнул Василий. Он был в превосходном настроении.
Они поднялись по лестнице. В большой комнате - несколько человек. На столах - бумаги, стопки газет. С краю - самовар и чашки на латунном подносе, горка бутербродов, дым от папирос слоится под абажуром. Василий подошел к одному из мужчин, сидевших спиной к двери. Что-то сказал. Мужчина поднялся, обернулся, отодвинул стул.
Он был высок, неимоверно худ. Огромный лоб с поредевшей прядью, миндалевидный разрез глаз, тонкий нос с нервно вырезанными ноздрями, узкая бородка. Мужчина вгляделся.
Но первым узнал Антон:
- Товарищ Юзеф!
- Товарищ Владимиров, да? Ну, вечер добры. Точнее - добро утро, - он кивнул в сторону окна.
Действительно, за стеклами уже светало.
- Так ты, оказывается, знаком с товарищем Дзержинским? - сказал Василий. - Тогда сам и выкладывай, куда направлен и зачем...
Теперь все сидевшие за столом обернулись и смотрели на Путко.
- Я - член комитета Двенадцатой армии Северного фронта, - сказал ой. Делегирован на Московское совещание...
Глава третья
5 августа
1
Антон вернулся на Полго-стровский, в дом под вишнями, где сбросил вчера свой ранец, когда было уже полное утро нового дня.
- Так и не поспали, Антон... Владимирович? - глянула на него Наденька. - Я вам постелю. В маминой комнате.
Голос ее дрожал. В нем были и слезы, и обида, и в то же время какое-то благодарное облегчение.
- Ну что ж, часок у меня есть... - только сейчас он почувствовал, что устал. - Но в двенадцать хоть за ноги стащи, хорошо?
- Вода уже согрета, можете помыться с дороги. Девушка внесла в горницу таз, два ведра и вышла. Он с удовольствием стянул с себя пропахшую махрой и потом одежду, смотал со лба черный от пыли и засохших пятен крови бинт.
А когда проснулся, увидел в дверь комнатенки, что Наденька доглаживает его брюки, гимнастерка же, как накрахмаленная, висит на плечиках, сверкая крестами и белоснежным подворотничком.
- Который час, Наденька?
- А я и не глядела, - отозвалась она. Он посмотрел на ходики:
- Ах ты!.. Была б моим вестовым, на гауптвахту бы посадил!
Девушка принесла его одежду, сложила на стуле перед кроватью:
- Нательное потом выстираю, вот Санькино, в пору будет... Сейчас завтракать будем.
Антон с благодарной улыбкой кивнул. Она отозвалась открыто, смешное личико ее с короткой стрижкой засияло.
Через полчаса, отутюженный, бодрый и сытый, с венцом бинта на голове под фуражкой, он уже вышагивал в сторону Александровского моста выполнять первое задание, полученное от товарища Юзефа - члена ЦК Феликса Дзержинского.
Двое суток назад, в Вендене, в штабе армии, вместе с предписанием о делегировании его на Московское совещание, Путко получил еще и рекомендательные письма в питерские отделения "Союза офицеров армии и флота" и "Союза георгиевских кавалеров". Находясь все время на передовой, Антон не имел возможности узнать, чем они дышат, хотя при штабе их Двенадцатой армии тоже были недавно открыты такие отделения.
- И та и другая организации - опорные базы контрреволюции, - с интересом изучив рекомендательные письма, сказал Дзержинский. - Нельзя упустить столь великолепную возможность прощупать их изнутри. Фронтовик. Офицер. Кавалер. Делегат. И ни намека на вашу партийную принадлежность. Понятно? Вечером доложите о результатах.
Александровский мост на противоположной стороне Невы вливался в Литейный проспект. Адрес Антон знал. Выборгская сторона, что осталась позади, была будто одета в рабочую блузу - серая, дымная. Здесь, за мостом, стены дворцовых зданий расцвечены щитами реклам. Оказывается, все так же пел Шаляпин, Сегодня вечером - в "Фаусте". Тут же рядом на листе буквами в вершок: "Заем Свободы. Облигации сего займа выпускаются на 54 года и погашаются по нарицательной цене в течение 49 лет, тиражами, производимыми один раз в год, в декабре, начиная с 1922 года..." Тут же давалось изображение облигации: по центру, в венке - портал Таврического дворца. "Сильный враг глубоко вторгся в наши пределы, грозит сломить нас и вернуть страну к старому, ныне мертвому строю... Одолжим деньги Государству, поместив их в новый заем, и спасем этим от гибели нашу свободу и достояние. Миллионы сотен дают сотни миллионов. Пусть каждый из нас помнит, что купивший облигацию "Займа Свободы" в 100 рублей, дает армии 4 ружья, 15 снарядов или 1000 патронов..."
Какой-никакой, а отзвук войны. Да только если от каждого ружейного ложа перепадет в карман Родзянке по рублику, Ипполитову - по копейке с патрона, а уж Лессперу - не меньше чем по трояку со снаряда, сколько же это останется для "защиты свободы"?.. И какими купюрами выкладывать? Недавно вошли в оборот новые денежные знаки, выпущеные Временным правительством. На плохой бумаге, жалкие на вид. Их сразу окрестили керенками. Ходили они наравне с Романовнами, царскими красненькими и синенькими, но принимали их в уплату с меньшей охотой.
На тротуарах - полным-полно народа. Какой нынче день? Вроде бы суббота, рабочий. Правда, в толпе больше серо-зеленого цвета. На рукавах гимнастерок и френчей все те же черепа и кости или черно-красные нашивки "штурмовых батальонов", "батальонов тыла" и прочих формирований Временного правительства.
По мостовой под медь оркестра маршировала воинская часть. Антон не обратил бы на нее внимания, если бы праздношатающиеся не поспешили к кромке тротуара. Впереди колонны плыло необычное, из золотой парчи, с черпым крестом посредине, знамя. Путко протиснулся. Ба, женщины! В гимнастерках с погонами, в шароварах. Икристые ноги оплетены обмотками, лямками и ремнями стиснуты груди. За спинами вразнобой колыхаются трехлинейки с примкну-тыми штыками. На парче вышито: "1-я женская военная команда смерти Марии Бочкаревой".
Молодые щеголи в полувоенных френчах, стоявшие на тротуаре рядом с Антоном, оглядывали "смертниц", как ощупывали.
