Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Том 15. Царствование Петра I Алексеевича. 1703–1709 гг.
Петр действительно сам думал ехать на Дон, что видно из письма его Меншикову от 27 мая: «Понеже воровство Булавина отчасу множится, и ежели Черкаской не удержится, то оные воры пойдут к Азову и Таганрогу (которые места да спасет господь бог слез ради бедных христиан!), и хотя бог соблюдет их от внутреннего замешания, однако ж воры все дороги займут и водяной ход, тогда зело будут трудны и отчаянны оные места: чего ради объявляю, что когда король Август в Польшу выступит, то уже не чаю жестокого дела от неприятеля, и тогда необходимая нужда мне будет на Дон ехать, а больше не желаю с собою, как двух или трех батальонов своего полку, дабы сей огнь (ежели до сего не истребится) с помощию божиею конечно истребить и себя от таких оглядок вольными в сей войне сочинить».
Долгорукий не успел доехать и до Воронежа, как уже опасения Петра сбылись: Булавин овладел Черкаском.
После сражения при Лисковатке воры раздуванили взятую казну, причем досталось по два рубля с гривною на человека. Булавин, оставивши хоперских, бузулукских и медведицких козаков сторожить приход Бахметева, сам с остальными пошел вниз по Дону, по козачьим городкам к Черкаску. Нигде не было сопротивления, охотники приставали к Булавину, козаки из станиц вывозили к нему с двора по хлебу да по чаше пшена и всякий другой запас и живность. 28 апреля Булавин с 15 000 войска осадил Черкаск: город продержался не более двух суток; 1 мая козаки выдали Булавину атамана Лукьяна Максимова и старшин: Ефрема Петрова, Обросима Савельева, Никиту Соломату, Ивана Машлыкина; их отвели в Рыковскую станицу и рассадили по избам за крепкими караулами; с полсотни других черкаских козаков, не желая подчиниться Булавину, ушли в Азов к Толстому. Булавин стоял за Рыковскою станицею на Буграх, товарищи его, Игнатий Некрасов и Семен Драный, беспрестанно разъезжали с разными делами то в Черкаск, то в Рыков, то в Скородумовскую станицу, близ которой были частые круги. В одном из этих кругов приговорили Лукьяна Максимова и старшину побить, привели их в круг, и Булавин бил их плетьми, допытываясь денег и пожитков. 6 мая атаману и старшинам отсекли головы. Перед плахою Ефрем Петров говорил воровским старшинам: «Хотя я от вас и умру, но слово мое не умрет, вы этот остров такому вору отдали, а великому государю тот остров знатен, и реку великий государь всю очистит и вас, воров, выведет». Атаман и старшины погибли от бунтовщиков, как жертвы верности своей к великому государю, а Долгорукий впоследствии дал об них такое показание: «Атаман Лукьян Максимов с товарищи, отправя брата моего и дав ему четыре человека из старшин для будто изволения его величества указу, послали помянутые воры указ на Бахмут к атаману тамошнему, Булавину, чтобы он брата убил, а их воровской умысел для того был, закрывая свое воровство, что многие тысячи людей беглых приняли, и умысл их воровской был такой: когда брата убьют, то тем воровство их закрыто будет, и, видя в то время его величество в войне великой со шведом, рассудили, что за помянутою войною оставлено им их воровство будет».
На место Максимова атаманом был провозглашен Булавин, который разослал отписки в ближайшие города к царским начальным людям, давая всему своему делу вид законности. В этих отписках говорилось, что козаки, собравшись с Дона, Донца, Хопра, Бузулука и Медведицы для перемены старых и выбора новых старшин, пришли в Черкаск и побили до смерти атамана Лукьяна Максимова, Ефрема Петрова с товарищи за их неправды, что они царского годового денежного жалованья, также за астраханскую службу 20 000 и что в нынешнем году прислано 10 000, в дуван ничего им не дали, и за иные многие обиды и налоги. При этом Булавин требовал, чтоб жена его и сын были отпущены из Валуйки к нему в Черкаск. Петр был очень встревожен, получивши известие о взятии Черкаска Булавиным; это видно из письма его в армию к Меншикову, фельдмаршалу Шереметеву и министрам (т. е. Головкину, Шафирову, князю Григорию Долгорукому): «Вор Булавин Черкаской взял и старшин пяти человек побил до смерти и писал в Азов войсковую отписку, что они ничего противного чинить не будут; однако ж чаю сие оной дьявол чинит, дабы оплошить в Азове и тайно возмутить, также и к Москве послана от них станица с оправданием, с отпискою: однако ж сему в подкопе лежащему фитилю верить не надобно; того ради необходимая мне нужда месяца на три туда ехать, дабы с помощию божиею безопасно тот край сочинить, понеже сам знаешь, каково тот край нам надобен, о чем больше терпеть не могу».
К счастию, опасения Петра не оправдались. Взятие Черкаска было последним торжеством Булавина. В тот самый день, когда Булавин подступил под Черкаск, товарищ его Лукьян Михайлов Хохлач с отрядом, состоящим из 1500 человек хоперских, медведицких и бузулуцких Козаков, встретился с Бахметевым и Рихманом на речке Курлаке за Битюгом. У Бахметева было только 600 человек. Воры говорили: «Если побьем царские полки, пойдем на Воронеж, тюремных сидельцев распустим, судей, дьяков, подьячих и иноземцев побьем». Но, как видно, у них была не полная надежда побить царские полки, потому что они отправили к Бахметеву прелестное письмо: «Идете вы к нам, в донские городки, для разоренья: за что вам разорять? Нам до вас дела нет, ни до бояр, ни до солдат, ни до драгун; мы стоим за веру христианскую, что почали еллинскую веру веровать; нам только дело до немец, и до прибыльщиков, и до неправых судей». Перед началом боя Хохлач с товарищами подъехал к реке, разделявшей оба войска, и начали говорить то же, что было написано в письме к Бахметеву. Им отвечали из царского войска: «А вы зачем убили князя Юрия Владимировича?» – «Мы его убили за то, что он стал делать не против государева указа, и ныне мы стоим за правду; станете с нами биться, и мы с вами биться, как меду пить, готовы». Разговор в этом роде продолжался часа с дна, а между тем царское войско переправилось за ре. ку. Воры были побиты наголову, пленных у них взято 143 человека и три знамени.
Долгорукий приехал в Воронеж только 12 мая и 19 числа писал государю: «Как я приехал на Воронеж, не токмо б чтоб все были в готовности, хотя б меньше половины было, – я бы безо всякого мешкания того ж часу пошел, и коего часу я приехал, того часу послал указы к Волконскому, Гагарину и другим, чтоб они немедленно шли в указные места, и они и по се число в указные места не бывали; Шидловский пишет, что ему без московских ратных людей, с одними черкаскими (малороссийскими) полками идти ненадежно».
Курлацкие пленные были препровождены в Воронеж к Долгорукому, который 15 мая написал царю о своих распоряжениях относительно их: «Которые воры взяты на бою 143 человека, в том числе старых козаков 23, а достальные все разных городов сходцы: и я, государь, по дороге к Пристанскому велел поставить 20 виселиц и буду их вешать 17 числа и несколько четвертовать и по кольям растыкать». 17 мая было назначено днем страшных казней, а 16 Долгорукий получил из Черкаска от всего войска донского отписку с покорением. Казни были отложены, а тут еще письмо от Петра с внушением поступать милостиво, жестокостями не усиливать слухов о мести за брата. Долгорукий отвечал 25 мая: «143 человека козаков хотел я вершить и мая 16 числа получил от всего войска донского отписку с покорением вин их и тем винным козакам смертной казни не учинил для такого случая до вашего государева указа. И мне, государь, какая польза, что смерть брата своего мстить? Я желаю того: дай бог, чтоб они тебе вину свою принесли без великих кровей». 26 мая Долгорукий доносил: «Зело козаки в страх пришли и в размышление и опасаются приходу твоих государевых ратных людей».
Действительно, в Черкаске козаки были в страхе и размышлении. Долгорукий писал впоследствии, что Булавин был человек глупый. Действительно, поход Булавина на Дон после битвы при Лисковатке, желание овладеть Черкаском было делом для него гибельным: он разделил свои силы, дал этим разделением возможность Бахметеву разбить Хохлача, а сам зашел в Черкаск и тратил время в бездействии. Если бы, наоборот, Булавин, оставя пока в покое старых Козаков, не оправившихся после сражения при Лисковатке и потому не опасных, бросился со всеми силами своей голутьбы на Волгу и пошел вверх этою рекою, то его движение при незатихшем еще башкирском бунте, при вступлении Карла XII в русские пределы и при внутреннем неудовольствии, возбужденном преобразованиями и тягостями, могло бы дать большую заботу правительству.
Уже в первых числах мая, тотчас по взятии Черкаска и казни старшин, козаки начали советоваться, как бы схватить Булавина и передать в Азов. Однажды в кругу Булавин говорил многие непристойные слова, и верховых городков козаки ему кричали, что он много говорит, а с повинною к государю не посылает: «Не всех ты нас перекуешь! Теперь нас в согласии много, можем тебя и в кругу поймать!» Булавин велел взять за караул крикунов, стал дознаваться, кто его хочет схватить, начал держать при себе караул, человек по осьми, и этими предосторожностями успел разрушить заговор против себя. Между тем челобитная царю была написана и отправлена: «Мая 2, пришед мы в Черкаской, увидали за атаманом и старшинами многие неправды: царского жалованья в дуван не давали, новопришлых с Руси людей многое число принимали, и о заимке юртов, без нашего войскового ведома, письма многие давали, и за те письма многие взятки себе брали; по твоему указу не одних пришлых с Руси людей, многое число и старожилых козаков, которые пришли лет по 20 и больше, и тех всех неволею в Русь высылали и в воду, ради своих бездельных взяток, сажали, по деревьям за ноги вешали, женщин и младенцев меж колод давили и всякое ругательство чинили, городки многие огнем выжигали. Князя Юрия Долгорукого убил не один Кондратий Булавин, но с ведома общего, потому что князь чинил у розыску не против твоего указа. И от тебя, великий государь, мы никуда не откладываемся, твоих украинских городов не разоряли и отнюдь не будем, желаем тебе служить по-прежнему всем войском донским и всеми преусердно. И чтоб твои полководцы к городкам нашим не ходили: а буде они насильно поступят и такое разоренье учинят, в том воля твоя; мы реку Дон и со всеми запольными реками тебе уступим и на иную реку пойдем». Действительно, пришли вести, что Булавин хочет бежать на Кубань, куда послал письмо к Гусейн-паше: если государь их не пожалует против прежнего, то они от него отложатся и станут служить султану, и пусть султан государю не верит, что мир: государь и за мирным состоянием многие земли разорил, также и на султана корабли и всякий воинский снаряд готовит.
