Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Том 15. Царствование Петра I Алексеевича. 1703–1709 гг.
Следствием победы при Лисковатке было то, что за Булавина поднялись три реки – Хопер, Бузулук и Медведица. Северский Донец также собрался за Булавина под начальством Семена Драного. Здесь в 12 городках было 1680 человек Козаков; по Хопру в 26 городках 3670 человек; по Бузулуку в 16 городках 1490 человек; по Медведице в 14 городках 1480 человек. Тревога распространилась в Тамбове: сюда еще 18 марта пришел церковный дьячок села Княжова Тамбовского уезда; дьячок был в Пристанском городке и рассказывал: «Воры говорят, чтоб им достать козловского воеводу, князя Волконского, а Булавин идет к нам, тамбовцам, с силою, при нем с 17 000 человек, а с другой стороны воры ждут каракалпаков, и намерение их, воровски собрався, всем идти в Черкаской; воры говорили: дело им до бояр, да до прибылыциков, да до подьячих, чтоб всех их перевесть». Тогда же воровской отряд разорил деревни в Тамбовском уезде; воры грозились идти в Тамбов и Тулу, а у тамбовского воеводы Данилова не было и ста человек войска, никто в город (крепость) не шел, многие тамбовцы говорили: «Что нам в городе делать? Не до нас дело!» Воевода велел бить в набат и палить из пушек: по набату в город пришло городских людей человек 300; им роздали порох и свинец, но во время молебна, не дождавшись конца, все ушли из крепости. 21 марта тамбовский воевода дал знать в Козлов князю Волконскому, что воры отогнали лошадей с новых государевых конских заводов. Это известие, впрочем, оказалось не совсем верно: 2 апреля писали царю из Москвы, что приехал солдат из Тамбова и объявил: прежние ведомости солгались, лошадей угнали, которые были в дальности от Тамбова, за валом, и ныне никакого страха в Тамбове нет. По вестям от Волконского из Козлова, тамбовцы действительно оправились от страха, городские и уездные лучшие люди говорили, что они к бунту не склоняются, что надобно с полками идти к Пристанскому городку, чтоб придать духу тем козакам, которые у воров под неволею. Но в Тамбовском же уезде жители деревень Корочина и Грибановки склонились к воровству, выбрали между собою атаманов и есаулов – чинить расправу по козацкому обычаю. Воры разорили новонаселенные деревни в Тамбовском уезде по реке Вороне, людей, которые противились им, побили, другие к ним склонились, брали многих и поневоле. 30 марта пришли воры на Битюг, человек с 200, засели острог, воеводу, попа, подьячих и многих других битюцких жителей пограбили, воеводу сковали и намеревались повесить. И в Козловском уезде воры многих в свое согласие склонили, привели к присяге, выбрали атамана и есаулов.
Стольник Степан Бахметев с подполковником Рихманом получили приказание двинуться против Козаков. Но вместе с этим Петр счел за нужное отправить из западной армии на Дон одного из лучших своих офицеров, майора гвардии князя Василия Владимировича Долгорукого, брата князя Юрия, убитого Булавиным. 12 апреля царь написал Долгорукому, находившемуся в Невле: «Min Her! Понеже нужда есть ныне на Украйне доброму командиру быть, и того ради приказываем вам оное; для чего, по получении сего письма, тотчас поезжай к Москве и оттоль на Украйну, где обретается Бахметев; а кому с тобою быть, и тому посылаю роспись. Также писал я к сыну своему, чтоб посланы были во все украинские городы грамоты, чтобы были вам послушны тамошние воеводы все, и но сему указу изволь отправлять свое дело с помощию божиею, не мешкав, чтоб сей огонь зараз утушить. Роспись кому быть: Бахметев совсем. С Воронежа 400 драгун. С Москвы полк драгунский фон Дельдена да пехотный новый. Шидловский со всею бригадою, также из Ахтырского и Сумского полков; к тому же дворянам и царедворцам всем и прочим сколько возможно сыскать на Москве конных». В «рассуждении и указе, что чинить г. майору Долгорукому» Петр написал: «Понеже сии воры все на лошадях и зело легкая конница, того для невозможно будет оных с регулярною конницею и пехотою достичь, и для того только за ними таких же посылать по рассуждению, самому же ходить по тем городкам и деревням (из которых главный Пристанный городок на Хопре), которые пристают к воровству, и оные жечь без остатку, а людей рубить, а заводчиков на колеса и колья, дабы тем удобнее оторвать охоту к приставанью (о чем вели выписать из книг князь Юрья Алексеевича) к воровству людей; ибо сия сарынь, кроме жесточи, не может унята быть».
Долгорукий отвечал: «Я поехал к Москве сего же апреля 21 дня на почте и, как возможно, буду убираться, чтоб мне немедленно ехать, и мешкать на Москве не буду, и которое, государь, указом мне определено дело, надлежит мне немедленно, прося у бога милости, как возможно скорее тушить, чтоб тот проклятый огонь больше не разгорался. В письме, государь, написано ко мне, чтоб мне выписать из книг Юрья Алексеевича: и мне, государь, и без книг памятно. Ежели бог милость свою даст, то буду больше делать с примеру князь Юрья Алексеевича, а нежели Шеина, о чем от вашего величества довольно наслышался. В цыдулке, государь, ко мне написано, что ваше величество опасается, чтоб я Булавину, за его ко мне дружбу, понаровки какой не учинил; истинно, государь, доношу: сколько возможно, за его к себе дружбу платить ему буду». Распорядившись отправлением Долгорукого, Петр написал Меншикову: «Командира над всеми тамошними войски учинил я майора нашего, г. Долгорукого (понеже иного достойного на то дело не нашел). А чтоб сему войску сбираться на Туле или в Серпухове, то я не за благо признаваю, ибо тем подано будет ворам сердце, но надлежит к Воронежу или к Козлову идтить, понеже будет наших около 7000, с которыми безопасно, с помощию божиею, наступать возможно».
Петр получал все дурные вести с Дона, и потому 27 апреля написал опять Долгорукому: «Я без сомнения чаю, что вы уже указ о езде своей против воров получили; ныне же паки подтверждаю, чтоб немедленно вы по тому указу поход свой восприяли и спешили как возможно; понеже как мы слышим, что оные воры сбираются на усть Хопра и хотят идти в Черкаской, чтоб возмутить донскими козаками, чего ради наипаче поспешить надобно и сей их вымысел пресечь и идти туда, хотя и до Азова, дабы, ежели то правда, не точию для укрепления Козаков, но паче око иметь о Азове, дабы и там чего не учинили, и хотя с Москвы не все с тобою могут поспеть, то хотя с половиною или меньше вам надлежит идти, а достальных пеших водою с Воронежа приказать за собою отправить».
Всего больше заботясь об Азове, Петр писал к тамошнему губернатору Толстому 9 мая с поручиком Пискарским: «Понеже вы уже известны о умножении вора Булавина и что оной идет в низ; того ради для лучшего опасения сих нужных мест послали мы к вам полк Смоленский из Киева и велели ему наспех иттить, а сего поручика нашего, г. Пискарского, послали к вам, дабы уведать подлинно о вашем состоянии и нет ли какой блазни у вас меж солдаты. Также (от чего боже сохрани), ежели Черкаск не удержится, имеешь ли надежду на своих солдат?» На другой день царь опять писал Долгорукому: «Смотри неусыпно, чтоб над Азовом и Таганрогом оной вор чего не учинил прежде вашего приходу: того для заранее дай знать в Азов к г. Толстому, для эха или голосу тамошнему народу, что ты идешь туды с немалыми людьми. Также дай слух, что и я буду туды, дабы какова зла не учинили тайно оные воры в Азове и в Троецком. Еще вам зело надлежит в осмотрении иметь и с теми, которые к воровству Булавина не пристали или хотя и пристали, да повинную принесли, чтоб с оными зело ласково поступать, дабы, как есть простой народ, они того не поняли, что ты станешь мстить смерть брата своего, что уже и ныне не без молвы меж них, чтоб тем пущего чего не учинить. Також надлежит пред приходом вашим к ним увещательные письма послать, и которые послушают, такоже ласково с оными поступать, а кои в своей жесточи пребудут, чинить по достоинству. Такоже и сие напоминаю вам, что хотя вы с вышереченным Толстым имеете некоторую противность, однако для сея причины надлежит оное отставить, дабы в деле помешки не было». К Меншикову Петр писал 16 мая: «Ежели сохранит господь бог Азов и Таганрог, то им (бунтовщикам) множиться отнюдь нельзя, понеже сверху войска, а снизу сии городы; на Волгу и Астрахань нет им надежды, и для того мусят (должны) пропасть; только теперь, как возможно, утверждать вышереченные крепости как наискоряя, в чем да не оставит нас господь бог по своей милости».
Петр действительно сам думал ехать на Дон, что видно из письма его Меншикову от 27 мая: «Понеже воровство Булавина отчасу множится, и ежели Черкаской не удержится, то оные воры пойдут к Азову и Таганрогу (которые места да спасет господь бог слез ради бедных христиан!), и хотя бог соблюдет их от внутреннего замешания, однако ж воры все дороги займут и водяной ход, тогда зело будут трудны и отчаянны оные места: чего ради объявляю, что когда король Август в Польшу выступит, то уже не чаю жестокого дела от неприятеля, и тогда необходимая нужда мне будет на Дон ехать, а больше не желаю с собою, как двух или трех батальонов своего полку, дабы сей огнь (ежели до сего не истребится) с помощию божиею конечно истребить и себя от таких оглядок вольными в сей войне сочинить».
