Севостьянов Г.Н. - Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936
7 октября Буллит в мрачном настроении посетил НКИД и вновь встретился с Е.В. Рубининым. Он выразил крайнее недовольство переговорами о долгах: правительство Рузвельта рассчитывало на сотрудничество, но ничего не получается. Советские руководители полагают, что СССР может обойтись без сотрудничества с Америкой. Госдепартамент предложил кредит в 200 млн долл. сроком на 20 лет с ежегодной уплатой 9,5%. Это выгодное предложение следовало бы принять советскому правительству. "Либо мы договоримся по вопросу о долгах, либо вступим в фазу решительного ухудшения отношений"58, — заявил посол. Расчет был прост — запугать и оказать давление. Буллит по-прежнему потребовал разрешения пользоваться ему личным самолетом, чтобы вместе с военным атташе летать в города СССР. Рубинин был удивлен его настойчивостью и категоричностью. Он обратил внимание посла на то, что США, к сожалению, в крупных и мелких вопросах проявляют нежелание считаться с действующим советским внутренним законодательством. Разрешение на его просьбу о самолете будет использовано как прецедент дипломатами других стран. На это правительство не пойдет. Рубинин высказал также недоумение по поводу того, что американское консульство, располагая столь многочисленным штатом в Москве, все же оформляет визы на выезд советским гражданам в Берлине и Риге. И это продолжается уже длительное время. И, наконец, заключил он, проблема долгов, о которой так много говорят американцы, не представляет большого значения. Ведь спор идет всего о сумме 100 млн долл., и советское правительство могло бы ее уплатить. Но тогда другие государства, в частности Франция и Англия, потребуют возврата царских долгов и поставят СССР в трудное положение. Этого не хотят понять в Вашингтоне 59. Через два дня, 9 октября, Буллита принял глава советского правительства В.М. Молотов. В канун встречи Литвинов направил в Совет Народных Комиссаров докладную записку. В ней отмечалось, что Америка отказалась от соглашения по финансовому урегулированию, достигнутого в Вашингтоне в ноябре 1933 г. Тогда речь шла только о займе, а не о товарных кредитах. Опубликование текста соглашения могло бы показать всему миру, кто прав. В разговоре с Буллитом следует иметь в виду, что мы в американском займе не нуждаемся и готовы торговать с США на тех же условиях, как и с другими странами. От торговли можем отказаться, если они будут продолжать оставаться на почве закона Джонсона. Кредиты имеем возможность получать от других стран. У нас есть большой выбор предложений кредитов. Нельзя позволять разговаривать с нами языком угроз и запугивания60. Ознакомившись с докладной запиской, глава правительства невольно вспомнил первую встречу с Буллитом, состоявшуюся год тому назад в канун вручения им верительных грамот. Она была открытой, дружественной, многообещающей. Речь шла главным образом о мире. Молотов подчеркнул тогда, что самая важная область сотрудничества — это дело укрепления мира. Буллит поспешил выразить свое абсолютное согласие: "Это, конечно, самое важное. Я очень прошу т. Молотова сказать мне, что он думает по этому вопросу, каким образом, по его мнению, Соединенные Штаты могли бы помочь в деле замирения на Дальнем Востоке. Ибо я прекрасно понимаю, что главная опасность идет оттуда". В Европе положение не так серьезно. "Соединенные Штаты не могут ввязываться в войну, но они готовы оказать Союзу всякую моральную поддержку, направленную к предупреждению конфликта". Молотов напомнил послу, что беседы Литвинова с Рузвельтом в Вашингтоне были обнадеживающими. Очень важно, чтобы правительства обеих стран работали в направлении сохранения мира. В ответ посол многозначительно сказал: "Да, конечно, для вас самое главное — это мир. 15 лет мира, и вы будете держать весь мир в руках"61. Молотову понравился такой прогноз. С тех пор прошло немного времени, но произошли большие перемены. По ряду вопросов выявились труднопреодолимые расхождения, которые и определили характер беседы Молотова с Буллитом. Буллит с самого начала дал понять, что, по мнению Рузвельта, советская сторона не способствует налаживанию отношений с США. Вследствие этого все усилия оказались тщетными, и в ближайшее время в Вашингтоне, по его прибытии, будет рассмотрен вопрос об отношении двух государств. Молотов понял серьезность предупреждения, но, как обычно, держался строго официально, ограничившись заявлением, что советское правительство стремилось к развитию сотрудничества с США в духе подписанных Рузвельтом и Литвиновым соглашений. Условия для этого имеются. Буллит в ответ заявил, что хотя он лично обеспокоен положением дел, тем не менее не намерен обсуждать состояние американо-советских отношений и, извинившись, сделал довольно бестактное сравнение: "Советско-американское сотрудничество представляет собою маленькое и очень слабое растение, которое нуждается в тщательном и нежном уходе и на которое не следует мочиться"62. Последние слова, по-видимому, вызвали удивление у главы правительства, но он ограничился лишь замечанием: в налаживании сотрудничества заинтересованы обе стороны, и этому мог бы помочь сам Буллит". Таким образом, беседа прошла сухо, была короткой и носила больше протокольный характер, разговор по существу не состоялся, хотя Молотов мог бы изложить более подробно и конкретно пожелания правительства с целью улучшения отношений с США. Буллит понял глубину расхождений и нежелание главы советского правительства их обсуждать. На следующий день, 10 октября, Литвинов имел долгую и довольно нелицеприятную беседу с Буллитом. Нарком проинформировал посла о состоянии советско-японских отношений, учитывая, что посол должен будет через несколько дней встречаться с государственными деятелями и политиками Японии и Китая. Он сказал, что по возвращении в Москву он ознакомился с полученными донесениями от полпредства в Токио и пришел к важному заключению: японская армия не может предпринять наступления против Советского Союза и нет оснований опасаться, что это произойдет в ближайшее время. Но японцы готовятся к расширению своей экспансии во Внутренней Монголии. Их внимание привлечено к переговорам о покупке КВЖД. Для них это важно. На вопрос Буллита о перспективах заключения советским правительством пакта о ненападении с Японией и о вероятности признания Маньчжоу-Го Литвинов ответил, что эти сложные проблемы, по-видимому, могут стать предметом обсуждения только после успешного завершения переговоров о продаже КВЖД. Желательно было бы, подчеркнул нарком, договориться о подписании пакта о ненападении раду государств, заинтересованных в мире на Дальнем Востоке, одновременно обменяться мнениями и о признании Маньчжоу-Го, так как Германия и Польша, вероятно, первыми признают это государство.
Литвинов подробно изложил Буллиту позицию правительства по вопросу долгов и кредитов.. Он напомнил ему о том,,что в подписанном соглашении с Рузвельтом и в разговорах с Г. Моргентау всегда фигурировало слово "заём", а вовсе не "кредиты". В вопросе о долгах Америке приходится учитывать огромные долги Франции и Англии, которые всегда могут потребовать их, что крайне нежелательно и неприемлемо. Кроме того, в США есть люди, которые считают, что путем угроз и твердости можно побудить нас к уступкам. Система запугиваний, как показал опыт прошлого, не дал никаких результатов, подчеркнул Литвинов. Оправдывая позицию своей администрации в отношении СССР, Буллит заметил, что Рузвельт никогда не думал о займе, а имел в виду кредит. Когда посол затронул вопрос о Коминтерне, Литвинов сказал, что его излюбленная тактика переводить разговор в эту плоскость ведет только к ухудшению отношений. Излишне много разговоров о долге в 100 млн долл. В нем заинтересованы всего 3 — 4 частные компании в США. Франция же имеет гораздо большие денежные претензии, тем не менее она идет на сближение с СССР в интересах мира64. Сравнивая запись беседы Литвинова с телеграммой Буллита, отправленной им в госдепартамент, можно констатировать, что Буллит несколько драматизировал характер; этой встречи, остроту дискуссии о долгах и кредитах: "Я привлек его внимание (Литвинова. — Г.С.) к тому факту, что заём невозможен, всегда был невозможен и всегда будет невозможен"65. Категоричные, почти ультимативные слова посла отражали не только его личное мнение, но, вероятно, и установку госдепартамента, который постоянно ссылался на закон Джонсона, запрещавший давать кредиты странам-должникам. Литвинов, понимавший сложность ситуации и не заблуждаясь в отношении позиции США по долгам, заявил послу, что правительство не очень желает получить заём, оно готово вообще оставить этот вопрос открытым. Мы, отметил нарком, стоим на почве соглашения с Рузвельтом, в котором ясно говорится о займе, а не о кредитах. Аргументируя позицию советского правительства, Литвинов еще раз заметил, что в переговорах приходится оглядываться на третьи страны, в частности на отношения с Францией и Англией, а они важны. "После больших многолетних усилий нам, — отметил он, — удалось вопрос о старых долгах в этих странах усыпить, и мы не хотели бы, чтобы этот вопрос вновь встал между нами и правительствами этих стран"66. Как видно, Литвинов излагал позицию советского правительства исходя из соглашения, в котором было выражено согласие американской администрации предоставить заём Москве. И об этом он говорил в марте при первых встречах с Буллитом. Затем правительство в виде уступки согласилось на получение долгосрочного финансового кредита, но и в этом по существу было отказано. Несколько месяцев спустя Литвинов заявил, что советское правительство не нуждается вообще в американском займе и не намерено обсуждать вопрос о старых долгах. Подобные слова Буллит не ожидал услышать. Для него это была несколько новая постановка вопроса. И далее Литвинов обратил внимание Буллита на то, что соглашения с США по долгам не должно быть достигнуто за счет обострения отношений с Францией и Англией. Метод угроз и запугиваний в переговорах не даст никаких результатов. Посол покинул кабинет наркома расстроенный, осознав безнадежность возвращения долга.