Татьяна Купер - Династия Тюдоров
Таким образом, Мария не только соглашалась на убийство, но также была готова принимать в нем активное участие. Она к тому времени возненавидела свою тюремщицу Елизавету, и ее единственным желанием было освободиться из заключения, казавшимся ей сущим адом. Ей было всего 44 года, но из высокой стройной женщины она превратилась в грузную недовольную старуху. У нее были больные ноги, и поэтому большую часть времени она проводила в постели, в холодной сырой комнате с зарешеченными окнами. Мало того, под ее комнатой находилась канализационная система, от которой исходила страшная вонь. Неудивительно, что она готова была убить кого угодно – лишь бы покинуть это жалкое место, не достойное истинной королевы!
Письмо Марии было в очередной раз перехвачено и расшифровано Филипсом, и теперь эта комедия подходила к концу. Священник Джон Баллард был арестован 4 августа 1586 года, и под пытками во всем признался. Следующим был арестован Бабингтон и остальные конспираторы. Все они были осуждены за измену и тайный сговор против короны и приговорены к подвешиванию, потрошению и четвертованию. 20 сентября Бабингтона, Балларда, Сэведжа и еще четверых участников провезли в телеге через весь Лондон и затем исполнили приговор. Но это варварское зрелище имело такой отрицательный публичный резонанс, что следующую группу заговорщиков из семи человек пришлось просто повесить, а уже после смерти выпотрошить.
Полгода до этих событий Бабингтон считал план убийства Елизаветы геройством, и даже приказал написать групповой портрет, на котором под лозунгом «Мы товарищи, объединенные опасностью» были изображены все заговорщики. Теперь этот лозунг оказался надписью на их могильной плите…
Теперь у полиции было достаточно доказательств, чтобы отправить на эшафот и саму Марию – в их руках было письмо, в котором она давала свое полное согласие на действия заговорщиков. Как Елизавета ни сопротивлялась, но под давлением Совета ей все же пришлось согласиться на судебное разбирательство. В октябре 1586 года началась тщательная подготовка к суду – Уильям Сесил самолично определил состав судейства, в которое вошли 46 лордов, епископов и графов. Однако первое заседание в замке Фозерингей (графство Нортгемптоншир) чуть не сорвалось – Мария решительно отказалась принимать его юрисдикцию, заявив присутствующим: «Я не являюсь подданной этой страны, и прежде чем признать это, предпочла бы тысячу раз умереть». К тому же она была иностранным сувереном и, таким образом, отвечала только перед Богом.
Но Елизавета не растерялась и в своем очередном письме пристыдила кузину: «С трудом верю в ваш замысел лишить меня жизни и залить мое королевство кровью. Я бы никогда не подумала, что вы способны на такое. А ведь я никогда не вела себя так жестоко по отношению к вам. Как раз наоборот – я поддерживала вас и охраняла вашу жизнь. Теперь моя воля, чтобы вы ответили перед лордами моего королевства и перед народом нашей страны, как передо мной. Факты будут представлены и все будет объяснено. Требую ваших объяснений, хотя мне сказали, что вы все отрицаете. Я хочу получить ответы и жду их».
В конце концов была найдена нужная формулировка, и судебное заседание состоялось. Марии не позволили иметь адвоката или свидетелей, и поэтому она защищала себя сама, объявив все письма Бабингтона подделкой и давая уклончивые ответы на самые инкриминирующие вопросы. Но ее все равно загнали в угол. Что бы она теперь ни утверждала, ничто уже не могло растопить сердца ее обвинителей. Когда судьи после обсуждения вернулись в зал, вердикт был вполне предсказуемым – шотландская королева была признана виновной в государственной измене против Англии. И только один лорд из 46 проголосовал «не виновна»…
Когда-то католичка Мария Тюдор заключила в Тауэр по обвинению в измене свою сестру, протестантку Елизавету, но затем, по различным причинам, пощадила и отпустила. Теперь религиозные роли поменялись – перед Елизаветой стояла другая католичка Мария, тоже считавшая ее кровным врагом, но жизнь которой была на этот раз в ее руках. Будет ли Елизавета такой же милосердной, как ее сестра Мария? И не создаст ли она вопиющий прецедент и крайне нежелательный пример, если прикажет отрубить Марии голову? Ее политическое чутье оказалось верным – через 60 лет, во время английской революции, на плаху уже потащат английского короля, внука Марии Стюарт…
Целых три месяца агонизировала Елизавета и все никак не могла решиться подписать приговор. Нет, она определенно не хотела нести ответственность за казнь иностранного суверена, и в поисках другого выхода даже попросила тюремщика Марии Эмиаса Поулета взять убийство на себя – ну например, отравить ее или задушить. Но тот решительно отказался, и тогда Елизавета сделала то, что она делала всегда – начала выжидать. А тем временем по стране расползались слухи, что испанцы вот-вот вторгнутся в Англию и Лондон будет сожжен. Под давлением этих угрожающих событий все сомнения были отметены в сторону, и 1 февраля 1587 года Елизавета все-таки подписала кузине смертный приговор.
Вечером 7 февраля Марии сообщили, что казнь назначена на следующее утро. Она раздала все свои оставшиеся пожитки слугам, составила завещание и написала письмо французскому королю, а затем провела свои последние часы в молитвах, тщательно готовясь к казни. Она желала умереть так, как жила – в духе яркого театрализованного представления.
Когда утром она вошла в Большой Холл замка Фозерингей, там ее ждали 300 свидетелей. Медленно поднявшись по ступенькам на эшафот, она великодушно обратилась к палачу и его ассистенту, которые встали перед ней на колени: «Я прощаю вас от всего сердца, а теперь надеюсь, что вы принесете конец моим мучениям». Заплаканные фрейлины сняли с нее верхнюю одежду, обнажив нижнее белье пурпурно-алого цвета, олицетворяющего католическое мученичество. Затем ей, как предателю, связали руки за спиной. Но ей не везло даже перед лицом смерти – палач неумело сделал свою работу, и только с третьего удара ее голова слетела с плеч. И что еще ужаснее, когда палач попытался поднять ее для всеобщего обозрения, в его руках оказался один парик, в то время как сама голова, седая и коротко остриженная, громко катилась по настилу…
Вся Англия праздновала и ликовала по случаю смерти Марии Стюарт, и только Елизавета была в ужасе от содеянного. Нет, она по-прежнему не хотела нести ответственность за это убийство и поэтому устроила целое представление перед иноземными послами. Ах, это ее министры и приближенные во всем виноваты, а она самолично давала указания не приводить приговор в исполнение, когда секретарь Уильям Дэвисон принес его на подпись. Именно его и сделали козлом отпущения – заключили в тюрьму, присудили высокий штраф и даже угрожали повесить. Но в глубине души Елизавета прекрасно понимала, что это была и ее вина, и что, благодаря натиску Совета, она явно поспешила со своей подписью…
Война с Испанией
Новости о казни Марии буквально взорвали католический мир. Наконец, у Филиппа II появились все основания, чтобы окончательно проучить еретичку Елизавету, занимавшую, по его мнению, английский трон не по праву. Религиозные разногласия превратили их в злейших врагов. К тому же он не забыл, как она с презрением отвергла его предложение.
Первый раунд подковерной игры этих двух европейских монархов закончился вничью. Хотя заговор против Елизаветы провалился и привел к казни Марии Стюарт, зато Филипп задушил восстание в Нидерландах и навел там порядок, подготовив себе надежный плацдарм для вторжения в Англию.
А Елизавета, хотя и потерпела военное поражение в Нидерландах и потеряла своего союзника герцога Оранского, но нанесла Испании огромный материальный ущерб – ее адмирал и лидер морских экспедиций Френсис Дрейк успешно совершал пиратские атаки на испанские и португальские корабли, отнимая у испанцев вывезенные из южной Америки богатства по принципу «грабь награбленное!» Это вполне соответствовало внешней нечистоплотной политике Елизаветы – она покровительствовала разбойникам, лично спонсируя пиратство и даже получая от него львиную долю прибыли, а с другой стороны, пытаясь ослабить хватку Филиппа и с помощью пиратства уменьшить приток золота, предназначенного для испанских войск в Нидерландах.
На протяжении десятков лет на морских просторах велась необъявленная война против самой могущественной империи на земле, и английские приватиры грабили и топили испанские суда, постепенно отвоёвывая у Испании авторитет «главной морской державы». Официальные же представительства Мадрида и Лондона предпочитали закрывать глаза на эти «частные войны» и ограничивались формальными протестами. В политике, как всегда, главенствовал принцип: кто сильнее, тот и прав.
