Петр Краснов - Исторические очерки Дона
Платов ездил из станицы в станицу. Он приказывал полкам стать вокруг него.
Тишина… Торжественно, как в храме… Недвижно стоят казачьи кони. Тепло в осеннем воздухе. Тихо в степи подле станицы. Медленно плывут в прозрачном воздухе белые паутинки.
Платов стоит в середине круга.
— Друзья! Сам милосердый Бог ускорил ваш путь, — вдохновенно восклицает он. — Наступило время Донцам доказать всю силу нашего усердия к Богу, Государю и отечеству. Мы в душах запечатлели милости царские; у нас в душах — отечество. Не щадя голов своих, докажем мы снова наше рвение, нашу любовь…
Рвется от волнения голос атамана. Кто-нибудь вздохнет в рядах и скажет негромко:
— Один раз родила казака мати — один раз и умирати.
— Вы Донцы! — с новою силою восклицает Платов. — Вы сыны земли Русской! Не утерпели ваши сердца. Вы прилетели соучастники общей славы!.. Друзья!.. Злодей в стенах Москвы. Он все в пепел обращает; он, может быть, алчет распространить зверство свое и в дальнюю внутренность России. Преградим путь врагу свирепому: умрем здесь, или выгоним его из земли Русской. Вы охотно пришли подкрепить нас. Правосудный Бог нам поможет! Враг идет на нас с адом — мы пойдем с крестом животворящим. Если бы Бог попустил, если бы враг прорвался до берегов тихого Дона, не пощадил бы он ни жен, ни детей наших. Кровь наша смешалась бы с волнами тихого Дона. Поруганы были бы храмы Господни. Встревожили бы прах отцов наших. Друзья и братья! Воскликнем к Господу сил: не для нас, Господи, для Имени Твоего вспомоществуй нам поразить, устыдить и изгнать врага!
Гордым смелым рокотом несется из полковых казачьих рядов:
— Готовы умереть везде, где ты, наш отец, нам прикажешь! Отмстим, отмстим злодеям за кровь братьев наших! Умрем, а далее врага не пустим!
Неслась, раздавалась в те дни по Российским дорогам бодрая песня казачья, что пели песельники в полках, спешивших на выручку Москвы.
— Грянул внезапно гром над Москвою,
Выступил с шумом Дон из брегов…
Все заплыло мщеньем, войною —
Против врагов.
А-ай Донцы… Молодцы…
— Только раздалось Царское слово:
— «Россы-полканы. Враг под Москвой» —
Тотчас сто тысяч храбрых готово
Броситься в бой.
А-ай Донцы… Молодцы…
Ринулись чада Тихого Дона,
Мир изумился, враг задрожал!
Рушилась слава Наполеона —
Он побежал.
А-ай Донцы… Молодцы…
Опустел Тихий Дон. Без хозяев казачьи курени. Заваливаются плетни. Оседают ворота. Некому их приклячивать. Надрываются в тяжелой работе казачки — жены и матери. Сколько могут, им помогают немощные старики. Соберутся вечером в осеннюю тихую погоду у берега Донские казачки и поют; поют печально, тихо, надрывно, точно молятся… Будто плачут:
— Ой ты, батюшка наш, славный тихий Дон.
Ты кормилец наш, Дон Иванович.
Про тебя-то лежит слава добрая,
Слава добрая, речь хорошая.
Как, бывало, ты все быстер бежишь,
Так быстер бежишь, все чистехонек,
А теперь ты, кормилец, все мутен течешь.
Помутился ты, Дон, сверху до низу.
Речь возговорит славный тихий Дон:
«Уж как то мне все мутну не быть:
Распустил я своих ясных соколов,
Ясных соколов, Донских казаков.
Размываются без них мои круты бережки,
Высыпаются без них косы желтым песком…»
Глава XXVIII
В ночь 1 сентября Кутузовым был отдан приказ об отступлении Русской армии через Москву на Рязанскую дорогу.
2 сентября Наполеон подошел к Москве и остановился у Воробьевых гор на Поклонной горе. Он знал об отходе Русских войск. Он ожидал, что к нему явятся представители города, поднесут ему на бархатной подушке ключи города; что колокольным звоном, криками восторга, улицами с домами, украшенными флагами, полным радостного народа, его, победителя, встретит город. Так бывало всегда во всех больших городах Европы, которые он брал в эти годы.
Но. Там была — Европа… Здесь — Россия. Почти что — Азия.
Тих был город. В полуденном туманном мареве точно уснула Москва.
В четвертом часу пополудни авангард Мюрата вошел в город. Москва была пуста. Жители покинули се. Раскрытые ворота, побитые стекла в домах. Во дворах клочья сена, солома, конский навоз, следы торопливой укладки, валяющаяся сломанная домашняя обстановка, разбитые ящики — все то, что не успели или не могли увезти уходившие из Москвы жители, хозяева этих домов. Следы грабежа оставшимися. К этому грабежу скоро присоединились солдаты Наполеоновой армии.
И в ту же ночь — пожары… Кто, по чьему приказанию, жег Москву? Пылали богатые особняки, горели торговые ряды, маленькие домишки бедноты городской. Пожар подходил к самому Кремлю, где остановился Наполеон.
Так будто бы приказал граф Ростопчин, бывший начальником Москвы и увезший из Москвы пожарные обозы… Или горела Москва потому, что расположившиеся по улицам и площадям, ставшие по дворам биваками солдаты не соблюдали предосторожности и раскладывали костры где попало, или потому, что оставшиеся в ней подонки населения поджигали ее. Москва сгорала. Наполеон должен был оставить Кремлевский дворец и переехать в окрестности города.
Таинственная, влекущая «Москова» достигнута. Взята столица Русской Империи… Половина армии полегла на полях Смоленска и Бородина. Еще треть осталась растянутой на длинном пути от Вислы до Москвы. Победы не было. Император Александр не просил о мире. Русская армия, целая и неповрежденная, стояла на Рязанской дороге. Она угрожала тылу Наполеона. Она преграждала пути на богатый юг, который только и мог прокормить армию Наполеона. Уже ощущался в ней недостаток продовольствия. Никто не вез припасов в Москву. Крестьяне дубьем встречали фуражиров, а когда посылали с фуражирами воинские команды — они натыкались на казаков.
Но мир должен был быть. Наполеон взял Вену, и Император Франц просил о мире… Так было всегда… Почему же Император Александр молчит?
Наполеон отправил к Кутузову своего генерал-адъютанта Лористона с письмом Императору Александру. Он просил о мирных переговорах.
Александр отклонил переговоры. Он оставался верен своему слову. Враг до последнего солдата должен оставить Русскую землю, раньше этого не может быть никаких разговоров о мире. Договариваться о мире с врагом, сидящим в горящей Москве, было невозможно.
В войну 1812-го года при Русской армии находился сначала, как обер-квартирмейстер кавалерийского корпуса графа Палена 2-го, потом при корпусе Витгенштейна прусский майор Карл фон Клаузевиц. Считая долгом своим бороться с Наполеоном, поработившим его родину — Пруссию, он поступил в Русскую армию. Это был вдумчивый, высокообразованный офицер, создавший потом огромный военно-философский труд «О войне». Труд этот стал основанием немецкой военной науки «стратегия». Клаузевиц проделал с Русскими войсками все походы 1812, 1813 и 14-го годов. В описании этих войн Клаузевиц пишет: «…Отступление Наполеона было неизбежно, и самый поход оказался неудавшимся с той минуты, когда Император Александр отказался заключить мир. На достижении этого мира были построены все расчеты; в этом отношении Наполеон, конечно, ни минуты не обманывался»…
Москва была взята… Мира не было. Что же дальше?.. Оставалось только… отступление.
Глава XXIX
Престарелый Кутузов, всю жизнь проведший в походах и войнах, видел то, чего не видели его более молодые сотрудники. Он видел разложение французской армии, он понял, что настало время, когда, как он сказал в Филях, французы начали питаться конским мясом. Он считал, что теперь его задача — сохранить, одеть, обуть, накормить, словом, сберечь Русскую армию, предоставив «двунадесяти языкам» погибать своею смертью при отступлении по ими же разоренной дороге.
Но когда «партии» (разъезды) выяснили, что в лесах, недалеко от селения Тарутино, весьма беспечно стоит авангард Мюрата, и когда штаб Кутузова стал настаивать на том, чтобы атаковать Мюрата, фельдмаршал очень неохотно дал на то свое согласие.
Была составлена «диспозиция» — приказ армии, и Русская армия, отдыхавшая на Рязанской дороге, пришла в движение. Все жаждали боя; все были уверены в победе. Осенние дороги были грязны. Орудия и повозки утопали в болотах. Отдельным колоннам приходилось идти по глухим лесным проселкам. Пехота подвигалась медленно. Ночное движение с расчетом напасть на Мюрата на рассвете не удалось. Пехотные колонны блуждали в лесах, и к рассвету 6-го октября к реке Чернишне, на которой стоял биваком Мюрат, подошла только казачья колонна графа Орлова-Денисова.
