Дарья Нестерова - Скандальные разводы
Когда через 35 лет Катрин Денёв безутешно плакала на похоронах Вадима, она скорее всего оплакивала не только и не столько его, сколько саму себя, ту самую Катрин Дорлеак, судьба которой перевернулась в тот день, когда любимый объявил ей, что они никогда вместе не поедут на Таити.
Любовная история Вадима и Джейн Фонды носила совершенно иной характер. Эта актриса была уже очень известной, одной из самых кассовых в Голливуде. Помимо всего прочего, у нее имелось неплохое состояние. Вадим говорил, что только с Джейн был счастлив, как никогда в жизни. Она еще долго вызывала в нем ностальгические воспоминания о Калифорнии, белом песке теплого океана и солнце. Режиссер говорил, что 8 лет их брака были совершенно безоблачными и причиной этого являлся замечательный характер Джейн. Она была неизменно веселой и легко прощала незначительные легкомысленные увлечения мужа. Эти 8 лет супруги являлись образцом идеальной пары: Джейн с ее сильным характером, светлым умом, с ее дисциплиной и он – великолепный режиссер и отличный любовник. Фонда сыграла в фильмах Вадима «Рондо» и «Барбарелла». Режиссер говорил, что работать с ней – одно удовольствие, поскольку Джейн – профессионал в самом высоком смысле этого слова.
О своей жене Вадим писал: «Наши отношения, в физическом и всех прочих смыслах, казались идеальными. Я любил ее страну, ее семью, ее друзей. Она, казалось, оценила Францию и моих друзей. Нас объединяло общее любопытство к людям и предметам, вкус к путешествиям».
Супруги приобрели ферму во Франции, и Джейн немедленно принялась разводить там сад по собственному вкусу. Вадим не понял смысла деятельности супруги и поинтересовался, почему она не захотела купить ферму сразу с садом, на что Джейн резонно ответила, что не существует такой фермы, где произрастали бы все те деревья, которые она хотела бы видеть.
Но Джейн, помимо прочего, отличалась еще и невероятной активностью. Казалось, всего, что дала ей жизнь, чересчур мало для полной самореализации. Ей было недостаточно работы в кино и ребенка. Она включалась в борьбу за все на свете: права чернокожего населения, против вьетнамской войны, против неравноправного положения женщин в обществе. Вадим этого понять не мог. Для него такое поведение супруги было равносильно измене. Он писал: «Откровенно говоря, никак не решу, что обиднее: потерять женщину из-за какого-то гитариста или же из-за великой идеи?». Джейн предпочла мужу идеи, и брак распался.
Последней любовью в жизни Роже Вадима стала театральная актриса Мари-Кристин Барро. Как и в случае с предыдущими женами, Вадим специально для своей избранницы поставил театральный спектакль, а потом женился на ней. Любопытно, что в мэрии, где происходило бракосочетание, стоял и традиционный бюст Марианны – символа Франции, моделью для которого послужила Брижит Бардо. Так произошла встреча первой любви мастера и последней.
Мари-Кристин Барро шутила, что полагала всю жизнь, будто Вадим выбирает себе в жены только образцы женской красоты. Она не считала себя по-настоящему красивой, однако этот брак был самым спокойным. Наверное, Мари-Кристин сумела дать мужу те спокойствие и уверенность, которые он пытался отыскать всю свою жизнь.
Мари-Кристин никогда не заботилась о совместных проектах. Ее больше беспокоило благополучие Вадима, и она опекала его как могла, покупала ему любимые книги и конфеты. Супруги постоянно уезжали в конце недели отдыхать в провинцию, часто бывали на ферме Вадима От-Савуа. Мари-Кристин оставалась рядом с мужем до последнего дня его жизни, самоотверженно ухаживая за ним в больнице. Он умер у нее на руках.
От любимых женщин у Вадима было четверо детей, которые очень радовали его: Натали от Аннет Стройберг, Кристиан от Катрин Денёв, Ванесса от Джейн Фонды и Ваня от Катрин Шнайдер. Он постоянно виделся с детьми в выходные. Правда, Вадим никогда не мог запомнить, кого из детей к какой матери отправлять. В своей книге он записал: «Мои дети живут в разных столицах мира, со своими мамами. Я получаю своих детей на уикенд и потом отправляю их самолетами в Рим, Лос-Анджелес и так далее к их мамам. Но при этом, разумеется, путаю. И каждая получает ребенка другой!». И в этом финале чувствуется профессионализм режиссера, придумавшего такую необычную и неожиданную концовку.
Дэвид Линч. Легко ли жить с исчадием ада?
Дэвид Линч
Американский режиссер Дэвид Линч пользуется мировой известностью как гениальный режиссер, подтверждающий своей жизнью и творчеством, что гений и злодейство – вещи вполне совместимые. Он не только шокирует зрителей каждой новой работой, но и изощренно дразнит их воображение. Например, ни один режиссер до Линча не решился снять детективный телесериал, в котором не удостоился раскрыть загадку кровавых убийств. У зрителей, месяцами не отходивших от экрана и ждавших развязки кинофильма «Твин Пикс», нервы сдавали до такой степени, что они устраивали демонстрации и выходили на улицы под лозунгами «Требуем ответа: назовите нам имя убийцы Лоры Палмер!».
Линч с удовольствием наблюдал за подобным ажиотажем из окна собственного дома, расположенного в непосредственной близости от морга. Он был доволен произведенным впечатлением и откровенно смеялся, глядя на возбужденную толпу. Он наслаждался так же остро, как и тогда, когда создавал своих монстров – человека-слона, бандитов, более похожих на зверей, нежели на людей, чудовище с ластиком вместо головы…
Линч никогда не играл, он старался эпатировать кого-либо намеренно. Просто это был его образ жизни. Сколько Дэвид себя помнил, он был, мягко говоря, экстравагантен, но люди с более высокими моральными понятиями иногда думали, что Линч – порождение ада, некий страшный «ребенок Розмари», и его родители нисколько не были виноваты в том, что их сын родился таким…
Отец Линча был лесником, и все детство мальчика прошло в лесной глуши. Уже в это время встревоженный родитель начал замечать в сыне задатки садиста. При этом свои «шалости» он проделывал с невинностью ребенка, просто изначально не имеющего ни малейшего представления о различии между добром и злом, как будто эти понятия атрофировались в нем при рождении. Он мог вытащить из гнезда беспомощного птенца, схватить его за крыло и притащить трофей отцу, который неизвестно почему не желал его хвалить, и только лицо его делалось темным от гнева. «Немедленно отпусти птенца, он живой, а не игрушка», – сурово говорил лесник. Но откуда в его сыне могло быть столько откровенной жестокости, делающейся еще более страшной от своей невинности? Он мучает животных, глядя при этом на родителей чистыми детскими глазами: а что он такого сделал, чем они недовольны? Наверное, предположил отец, его портит полное отсутствие общения с людьми: мальчик совершенно оторван от жизни, он не видит сверстников и, вероятно, одичал в лесной глуши.
«Ребенка надо срочно спасать», – подумал отец и решил сменить работу. Ради Дэвида он перебрался из леса в город Миссола в штате Монтана. К этому времени его сыну исполнилось уже 14 лет. Он стал ходить в школу и быстро обзавелся приятелями, поскольку обладал недюжинными качествами лидера. Правда, если компания мальчиков до того, как в нее вошел Линч, ничем не отличалась от всех прочих, то теперь она решительно изменилась.
Дэвид превратился в заводилу, причем игры, придуманные им, были странными и опасными. Он самостоятельно изготавливал гранаты и наблюдал, как они станут действовать. Например, что будет, если подложить гранату в школьную клумбу с цветами? Или как поведет себя эта смертоносная штука в бассейне? И на воздух взлетали маргаритки и астры, а из бассейна взметался столб воды, затапливая расположенную поблизости детскую площадку. Особый восторг у Дэвида вызывало то обстоятельство, что во всех соседних домах взрывной волной выбивало окна и осколки стекла сыпались на мостовую градом.
Мальчишки, приятели Дэвида, тоже визжали от восторга, но на всякий случай бросались наутек, чтобы не попасться на глаза бдительным представителям власти. Однажды лучший друг Дэвида Джим Килер не успел убежать, и граната разорвалась в нескольких метрах от него. Взрывом ему оторвало ногу, и он, потеряв сознание от болевого шока, так и остался лежать на траве.
Дети были шокированы этим страшным происшествием. Они все сидели молча в приемном покое больницы и избегали встречаться глазами друг с другом. И только Дэвид был занят. Он тихо сидел в укромном уголке и, судорожно сжав карандаш, быстро зарисовывал что-то в школьной тетрадке. Один из мальчиков, заметив необычное поведение Дэвида, осторожно заглянул ему через плечо и похолодел от ужаса. Линч нарисовал взрыв, разлетающиеся во все стороны огненные языки, пылающие кусты. И среди всего этого кошмара, на переднем плане, крупно мальчишка изобразил оторванную ногу своего друга Джима, плавающую в луже крови. Возмущенный школьник вырвал из рук Линча тетрадку и отшвырнул ее далеко в сторону.
