Иван Клулас - Диана де Пуатье
Коннетабль наконец получил свою награду: его сын стал зятем короля. Этот брак сблизил его и с Дианой де Пуатье, всегда поддерживавшей самые теплые отношения со своей крестницей. С удовлетворением восприняла она и то, как был вознагражден маршал де Бриссак. По возвращении последнего во Францию летом 1556 года король уступил ему габель с Пьемонта, то есть 15 тысяч ливров в дополнение к и без того значительным доходам, которые приносили маршалу другие должности, составлявшие в совокупности 50 тысяч ливров.
Герцог Франсуа де Гиз и его брат кардинал Шарль, в отличие от Монморанси и Бриссака, не извлекли из недавних событий никаких преимуществ. Но их брат Клод д’Омаль, зять Дианы, получил из королевской казны крупную сумму для уплаты своего выкупа. Король назначил его и командующим кавалерией — впрочем, под общим руководством коннетабля. Второй зять Дианы, Робер де Ла Марк, вернул себе древний титул герцогов Буйонских, некогда носимый его предками.
Привязанность короля и новые изъявления его милостей помогли Диане преодолеть все опасности интриг и возвращения в фавор коннетабля. Сохраняя при дворе первую роль, она вышла из этого периода смут и потрясений, укрепив свой престиж великосветской дамы, благодаря неизменно мудрым советам участвующей как в жизни королевской семьи, так и в государственной политике королевства и распространении его могущества за пределы установленных границ.
Глава IV
БОГИНЯ В СВОИХ ДВОРЦАХ
Усердно участвуя в военных операциях, высокие сановники и самые знатные особы королевства поставили и себя, и свои богатства на службу величию короля. Благодаря этому старинного противника Франции Карла V охватило уныние. Император мало-помалу отрекался от суверенной власти в пользу своего сына Филиппа и брата Фердинанда и разделял владения между ними. Но, разумеется, испанская держава оставалась крайне опасной. Теперь ее подкрепляла и мощь Англии, поскольку Филипп Испанский женился на королеве Марии Тюдор. При новом европейском равновесии, санкционированном недавними договорами, казалось, вновь наступили времена процветания и любви. Повсюду вельможи и сановники увлеченно строили прекрасные новые дворцы в надежде, что монарх приедет туда засвидетельствовать им благодарность и расположение. Главным было добиться, чтобы замки, возводимые там и сям, чуть ли не по всему королевству, отражали великолепие того, кто когда-нибудь соблаговолит почтить их своим присутствием.
Королевской особе льстили и поклонялись, как античному божеству, а его окружение все больше походило на Олимп[435]. В хвалебных стихах поэтов и аллегориях при торжественных въездах монарха в города Генрих представал Юпитером или Гераклом, Екатерина — Юноной, сестра короля Маргарита — Палладой или Минервой. Боги так и плодились при дворе. В 1555 году Ронсар, обращаясь к королю с гимном, насчитал более сотни Марсов[436]:
Господа де Вандомы и господа Гизы,
Немурские, Неверские, обученные войне
Твоим Величеством… Но помимо всех также
У тебя есть твой коннетабль Анн де Монморанси,
Твой Марс, твой меченосец, в сече страшный
И не только на войне, но и в совете полезный.
На этом Олимпе Диана де Пуатье, естественно, стала богиней Дианой, но не только античной Охотницей, сестрой Аполлона, которая с помощью лучей своего светила — Луны раздвигает сумрак на пути. Образ ее включил в себя и многих других богинь: и первой среди таковых слилась с нею Венера[437]. Эта ассимиляция ощущалась уже в конце царствования Франциска I. Так, некий поэт Франсуа Абер объявил о поражении Венеры (Анны д’Этамп) перед лицом Дианы:
В недолгий срок Венеры власть
И все поймут: Дианы нет прекрасней[438].
Мы уже присутствовали при триумфе этой новой Дианы во время вступления короля в Лион и видели изящный балет, в котором элегантный и сверх всякой меры изукрашенный драгоценными каменьями образ Охотницы с тем же успехом мог бы стать и воплощением богини Любви[439].
За несколько лет двуликая богиня взяла верх повсюду. Так, около 1555 года примирившийся с Дианой коннетабль приказал эмальеру Леонару Лимузену сделать на блюде весьма характерное изображение. Композиция, скопированная с «Пира богов» Рафаэля, представляла Юпитера в образе Генриха II в черной шапочке с белым пером. В Юноне, одетой в голубое платье, можно легко узнать Екатерину Медичи. Она сидит слева от супруга. Что до Дианы, то она изображена справа от короля в виде прекрасной обнаженной женщины, чьи светлые волосы покрыты золотой сеткой: это и Диана, и Венера одновременно[440].
Дворцы, выраставшие по всему королевству, претендовали на то, чтобы стать приютами наслаждений и обиталищами, удобными для светских приемов. Пример подал король. В Париже после разрушения старинной Луврской башни с 1549 по 1553 год был построен новый дворец, возведенный архитектором Пьером Леско и украшенный скульптором Жаном Гужоном по мотивам античных аллегорий. В то же время древняя резиденция королей Турнель (в двух шагах от Бастилии) была заново отделана архитектором Филибером Делормом, который построил там бальный зал. Всякого рода усовершенствования сделали куда более гостеприимными замки Венсенн, Булонь-Мадрид, Сен-Жермен-ан-Ле, где теперь было множество удобных апартаментов. Эти замки были воздвигнуты в излюбленных местах королевской охоты, как и Сен-Леже-ан-Ивелин, и Шамбор, строительство которых Генрих II как раз завершал. Король часто бывал там, а также в Блуа и Амбуазе, где жили его дети. Предметом его особых попечений был Фонтенбло[441]. Филибер Делорм привнес в замок новшества, сделавшие пребывание в нем весьма приятным. Королевские апартаменты были перенесены в павильон Де Пуаль над большим прудом, а вход в замок украшало крыльцо в форме полумесяца. В церкви Троицы, возведенной в 1548–1551 годах, для крупных сановников отводились особые часовни. Диана велела украсить свою королевскими и ее собственными инициалами, а над ними изобразить летящую стрелу, перевитую латинской надписью-девизом: «Consequitur quodcumque petit» («Она всегда достигает цели»). Но истинного триумфа королевская любовница удостоилась в убранстве бального зала, постройку которого Филибер Делорм возобновил после 1548 года[442].
Боковинки камина украшены рисунками, которые, как и большинство изображений на галерее, выполнены Никколо Дель’Абате по эскизам Приматиччо. На почетном месте за королевскими балдахином и троном, на случай приемов установленными напротив камина, художник с правой стороны изобразил небесную Диану, восседавшую на колеснице, влекомой драконом, а слева — другую Диану, на сей раз ассоциируемую с кем-то из подземных богинь — Гекатой или Прозерпиной. Рядом с ней — страж Аида Кербер. Даже если внешнее сходство с Дианой де Пуатье не особенно велико, намеки на фаворитку весьма прозрачны. Обе композиции иллюстрируют деяния, вдохновляемые этими двумя богинями. На одной всадник убивает рысь, на другой Геракл побеждает Эриманфского вепря. Таким образом, Отвага и Добродетель торжествуют над Злом и Пороком как по воле Дианы небесной, так и Дианы подземной: это двойное божество управляет на земле поступками добродетельного человека и в награду дает ему бессмертную славу.
Два больших оконных проема рядом с камином тонко подхватывают тему богини. Левый, со стороны овального двора, показывал Диану, отдыхающую среди скал, а напротив нее — Минерву. Подобно герцогине де Валентинуа, покорившей короля, богиня Диана более не нуждается в том, чтобы выезжать на охоту в поисках добычи. У нее на службе Минерва, то есть Разум и Очарование, изображенные в виде молодой женщины, нагой, как и Венера, но рядом с ней лежит шлем, а за спиной — книга. Этот союз Минервы и Дианы подчеркнут фигурами Бдительности и Мудрости, причем последнюю олицетворяют два старца. Сии Добродетели черпают силы у витающей над ними Любви.
Обрамление второго окна, выходящего на газон, дополняет картину. Там мы видим отдыхающего Марса. Он символизирует Генриха II, так как на его щите изображены скрещенные буквы «D», образующие заглавную «Н» под серебряным полумесяцем. Марс спит, и рядом с ним Беллона, богиня Войны, тоже дремлет. Этот сон предвещает царствование Венеры. Последняя, впрочем, уже ведет к спящим своего сына Купидона. Неподалеку Нарцисс отказывается от охоты, чтобы предаться созерцанию собственного совершенства. В центре свода божественный орел похищает юного Ганимеда. Таким образом, вся картина славит победу Любви, ибо ей покорны и бог Войны, и сам царь богов.
