Стивен Кут - Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II
Вот на этом-то обескураживающем фоне Яков и начал готовить свой флот к сражениям. В его распоряжении было 98 боевых кораблей, включая 3 «больших судна», или «первоклассника», 11 «второклассников», 15 «третьеклассников», 32 «четырехклассника» и 11 «пятиклассников», а остальные — бывшие торговые суда, брандеры и катера. К концу марта 1665 года на борту флагмана «Ройал Чарлз» ежедневно проводились совещания высшего офицерства, участники которых склонялись к тому, что войну можно выиграть быстро, если сразу же заманить голландцев в открытое море и заставить их принять крупное сражение. Главное — подойти к противнику с наветренной стороны, а затем либо обрушить на него артиллерийский огонь, либо взять суда на абордаж и отвести на мелководье. С наветренной стороны можно и приблизиться незаметно, и атаковать с максимально удобной позиции. Бомбардирам не будет мешать дым, к тому же легко спустить на воду брандеры, которые обычно сеют панику в рядах противника.
Рядовые моряки, которым предстояло осуществить этот замысел, по-прежнему несли на себе главное бремя тяжести флотских долгов; они дурно питались, платили им мало и нерегулярно. А хуже всего, что многие стали жертвами совершенно варварских методов вербовки. Любого, у кого был хоть ничтожный морской опыт, могли призвать на службу. Моряков на торговых судах, направляющихся домой, «впечатляли». Мужчин и даже подростков, гонявших барки по Темзе, хватали на месте. В прибрежных графствах местная власть прочесывала дом за домом; кого находили, забирали сразу же, остальным оставляли уведомление с четко выраженной альтернативой: либо морская служба, либо тюрьма. Потребность в людях была столь велика, что даже фермеров прямо с полей отправляли на корабль, забирали и семидесятилетних; потом, правда, убедившись, что для службы они не годятся, отпускали домой без гроша в кармане. Да и вся эта команда: оборванцы, больные, необученные, иные почти дети — на что она годилась?
В воскресенье 28 мая стало известно, что голландский флот вышел в море. Шпионская сеть, созданная Даунингом, действовала исправно, информацией командующего флотом снабжали регулярно, и ему сообщили, что голландцы получили приказ атаковать, хотя их командир, Якоб ван Обдам, был человек больной, да и начальник никудышный: новейшую тактику он применять не хотел и не умел, не способен был и объединить разрозненные группы своих моряков. Готовясь к столкновению в открытом море, Яков распорядился идти к Саусволдскому заливу. Там противники встретились и даже сблизились, ибо направление ветра изменилось, что и позволило Якову подойти с желаемой наветренной стороны. К четырем утра 3 июня оба флота, подгоняемые свежим бризом, оказались на траверзе Лауэстофта. Корабли англичан шли под белым флагом впереди, голубым в арьергарде и алым (эти были вооружены лучше всех) посередине. Все заняли свои места. Капитан и боцманы — на полуюте, готовые отдавать приказания. Артиллеристы у орудий. В трюме — плотники, если придется срочно латать дыры, на своем месте — корабельные капелланы и хирурги, в чьи руки попадут раненые и умирающие.
Сначала флотилии, обмениваясь выстрелами, трижды прошли друг против друга на встречных курсах, и лишь к полудню Якову удалось вклиниться в строй голландцев и нарушить его. Теперь флагманы — «Де Эндрахт» и «Ройал Чарлз» — сошлись борт к борту, другие же корабли два часа поливали друг друга огнем. Грохот бортовой артиллерии был слышен даже в Лондоне, так что, по словам Джона Драйдена, «все не на шутку перепугались, и каждый, дрожа от страшного напряжения и рисуя в воображении жуткие картины, невольно направился в сторону, откуда доносился шум; одни, оставляя дома, почти налегке двигались к парку, другие переправлялись через Темзу, третьи шли вниз по течению, словно гонясь за раскатами грома посреди тишины». Тем временем все вокруг окуталось густым дымом, видимость пропала почти полностью, и суда, устрашающе скрипя мачтами и путаясь в собственных парусах, от которых остались одни лохмотья, в беспорядке рассеялись по заливу. Потерь становилось все больше. Своего апогея сражение достигло, когда в склад боеприпасов «Де Эндрахта» попало ядро, раздался страшный взрыв, и 400 матросов и офицеров вместе с командиром погибли. Заменить Обдама оказалось некому, голландский флот полностью потерял управление, безнадежно рассеялся, и английские брандеры начали по одному топить его корабли. Шесть тысяч голландских моряков оказались убиты или попали в плен, 17 кораблей сожжены или потоплены. Остальные пустились в беспорядочное бегство.
Англичане потеряли только одно судно и уже готовы были начать погоню, однако плоды славной победы оказались упущены из-за явной трусости и некомпетентности одного из приближенных Якова, Генри Брункера, человека, пользующегося чрезвычайно дурной репутацией. На него гибель огромного числа людей так подействовала, что он буквально затрясся от страха. Едва корабль, на борту которого находился Брункер, последовал за голландцами, как он вышел на палубу и объявил, что герцог якобы приказал свернуть паруса. Капитан поверил ему на слово и остановил судно, а вслед за ним остановились и другие английские корабли. Так план Якова вклиниться между судами противника и голландским берегом пошел прахом. Этим воспользовался не потерявший духа Ян де Витт, чтобы собрать свои разрозненные и деморализованные силы. Он поднялся на борт корабля, находившегося дальше других от берега, и оставался там до тех пор, пока не начался прилив, позволивший судну ошвартоваться в порту. Спустившись на берег, де Витт распорядился провести заседание военного трибунала, назначил нового командующего флотом и организовал срочный ремонт потрепанных в бою кораблей. Англичане фатально упустили шанс добить противника, и продолжение войны стало неизбежным.
Яков в подавленном состоянии вернулся ко двору, где Карл, встревоженный физической опасностью, которой подверг себя наследник престола, запретил ему участвовать в очередном морском сражении. На его место был поставлен граф Сэнвдич. Он-то и возглавил в августе 1665 года столь бесславно закончившийся поход против голландского торгового флота, стоявшего на якоре в нейтральном порту Берген. Перспективы казались блестящими, ведь речь шла о судах, трюмы которых были забиты товарами из Смирны и Индии, но дело было не только в деньгах. Англичане заручились поддержкой датчан; война между Голландией и Данией могла закрыть Балтику для датской торговли, покрыв тем самым ущерб, который нанесла бы гибель флота с грузом специй. Однако этот хитроумный план рухнул, когда английский флот, приблизившись к Бергену, был встречен мощным огнем с берега. После трехчасовой перестрелки англичане вынуждены были отойти, и голландцы с триумфом вернулись домой.
Позор при Бергене оказался не только ударом по национальной гордости. Флот под командованием Сэндвича был снаряжен еще хуже, чем обычно, и это со всей очевидностью отразила обрушившаяся на страну стихийная катастрофа — эпидемия чумы. На флоте хронически не хватало еды, свежей воды, пива и одежды, так как поставщики либо перемерли, либо бежали из Лондона в страхе перед чумой. Упорно поговаривали (хотя чего в этих слухах было больше — правды или суеверия, сказать трудно), будто беда пришла из Леванта с голландскими товарами. С большей определенностью можно утверждать, что началась бубонная чума, источником ее стали крысы, а разносчиками вши и передавалась она капельным путем. Инфекция распространялась с устрашающей скоростью. В мае 1665 года было зарегистрировано 43 случая смерти, а в июне уже 600. В знойном июле люди умирали уже тысячами, а пика эпидемия достигла в сентябре, когда жертвами ее стали 30 тысяч человек. Голая статистика не дает представления о повседневном ужасе, царившем в домах людей.
Король со свитой удалился сначала в Солсбери, а затем в Оксфорд (где развратное поведение придворных шокировало и городских жителей, и профессуру, и студентов); меж тем несчастные лондонцы вынуждены были жить и умирать в полном кошмаре. Подходящих лечебных центров не было, приходилось изолировать людей в домах. А поскольку среди зараженных были в основном бедняки, жившие в страшной тесноте, болезнь одного означала верную смерть пяти-шести семей. Масштабы эпидемии были таковы, что не оставалось времени и возможности убирать трупы, их складывали штабелями в специально отрытые мелкие рвы, и сюда на нежданный пир стаями слеталось воронье.
Власти выпускали всяческие инструкции, надеясь победить эпидемию мерами предосторожности. Так, были строго запрещены публичные сходки, а если они все же состоятся, предписывалось «использовать переносные печи… и сжигать дезинфицирующие средства сразу по использовании». Равным образом запрещалось выводить на улицы домашних животных, а количество публичных мест было сокращено до «самого необходимого минимума». В городе устраивали импровизированные прибежища для зараженных в виде сараев и хижин. По средам и пятницам предписывалось только поститься и молиться. Наконец, был объявлен сбор средств в пользу бедных, проживающих «в зараженных местах». Быть может, такие меры и давали некоторый эффект, однако же масштабы инфекции требовали иных действий. В каждый приход назначался специальный инспектор, в задачи которого входило выявление зараженных домов; главы семейств обязаны были сообщать ему о появлении любых примет — опухолей, пятен, — свидетельствующих о том, что в доме завелась чума. Такие дома закрывали, на дверях вывешивали красный крест в фут высотой, и часовые охраняли его день и ночь, не позволяя никому ни войти, ни выйти. Пищу и необходимые вещи доставляли констебли, а когда смерть настигала обреченных, трупы вывозили и захоранивали ночью, в отсутствие кого бы то ни было, включая родственников. Опустевшие дома закрывали на месячный карантин.
