Гельмут Гюнтер - Горячие моторы. Воспоминания ефрейтора-мотоциклиста. 1940–1941
Сквозь пелену снегопада я разобрал, что впереди дорога взбиралась вверх и исчезала за холмом. Когда мы добрались туда, поняли, что перед нами сплошной лед. Мотоциклисты тщетно пытались удержать машины на дороге. Кое-кому это даже удавалось, остальные лишь руками разводили. Что только не пихали водители под буксовавшие колеса – драные мешки, доски. Некоторые в отчаянии толкали машины – ничего не помогало. Находились и такие, которые просто лезли напролом. Ехали наудачу. И представьте себе, прорывались до следующего не обледенелого участка дороги. Но большинству везло куда меньше – так и продолжали стоять в клубившемся снегу.
Давно, еще в школьные годы, мне на глаза как-то попалась картина: переход Наполеона через Березину. И теперь все происходящее странным образом ассоциировалось с ней. Неужели и нам уготована та же участь? Великий корсиканец испытал это на Березине. А мы еще и до Рузы не дошли – может, нас ожидает нечто худшее, чем Наполеона?
Хорошо хоть, что мы заметили этот злополучный подъем издалека. Изо всех сил я переключил на пониженную передачу, чтобы полностью использовать мощь двигателя на подъеме. И поступил очень своевременно – попытайся я переключиться несколькими секундами позже, ничего бы из этого не вышло, принимая во внимание никуда не годное сцепление. Настал момент истины – Вернер одним махом на ходу перескочил из коляски на заднее сиденье, чтобы таким образом обеспечить большую нагрузку на ведущее заднее колесо. И мы все же хоть и довольно медленно, но одолели этот подъем. Я даже растрогался от такой милости, которую оказал нам наш видавший виды «Цюндапп».
Но не успели мы проехать и десятка метров, как мотоцикл снова закапризничал.
– Вот же дрянь паршивая! Гранатой тебя разнести на куски! – вспылил я.
Комментарии Вернера вообще лучше не приводить даже в сокращенном виде. Соскочив с мотоцикла, он принялся толкать его, но… Вернер не учел коварства ледяной поверхности и тут же растянулся на дороге.
Все же каким-то чудом мы устояли сами и удержали машину. Более того, успели вскочить на мотоцикл и поехали дальше. Только сейчас я почувствовал, как весь взмок.
Метель стала стихать и в конце концов прекратилась. Показалось солнышко, а вместе с ним и деревенька. Намного оторвавшийся от нас Эвальд уже вовсю хозяйничал там, расположившись среди грузовиков, бронетранспортеров и легковых машин. Судя по всему, отвод войск намечалось проводить без остановок. Часть подразделений замыкала колонну отступавших и была готова в любой момент вступить в боевое соприкосновение с врагом, если тот надумал бы ударить нам в спину.
В ходе отступления мы как бы поменялись ролями с разведбатальоном. Именно мы теперь следовали в самом хвосте и должны были прикрывать отходившие на запад части дивизии. Мы были на седьмом небе оттого, что иваны все же дали нам передохнуть. Одному Богу известно, почему они так действовали. Потому что, если бы они надавили на нас как полагается, нам пришлось бы очень туго. Случись так, что не они нас вынудили к отступлению, а наоборот – мы их, то мы бы бросили в бой все силы, включая, наверное, гужевые повозки. Черт его знает, может, русские просто не видели в этом особой нужды[41]. Мы ведь представления не имели об оперативной обстановке на этом участке фронта в целом. Но то, что иваны приберегали кое-что для нас, в этом сомневаться не приходилось.
Отступление продолжалось! Пошли разговоры об оборонительных позициях на реке Рузе. Мы следовали по обледенелым дорогам. Ветер продолжал свою исступленную песню, продирал до костей. Как-то во время одной из остановок Вернер предупредил меня:
– У тебя нос совсем побелел!
Я растер его снегом, и все пришло в норму. Можно было тащиться дальше.
Если в ходе отступления в других частях и подразделениях дисциплина заметно упала, все шли и ехали вразнобой, то гауптштурмфюрер Клингенберг держал нас всех вместе. Именно это отступление расставило все точки над «i», показав, кто настоящий офицер, а кто ничтожество. Мотоциклисты-посыльные по-прежнему выполняли поручения, передавали приказы, будто ничего не произошло. Когда мы наступали, мы нередко осыпали проклятиями нашего Старика. Теперь же, если мы и бранили кого-то, то явно не нашего командира. Мы были счастливы, что воюем под командованием знающего и толкового офицера!
16 декабря несколько грузовиков тыловой службы отправлялись в село Никольское. Все связные были в разъездах, кроме меня и еще нескольких стрелков. В Никольском располагались продсклады, возникла опасность, что они попадут в руки русским. Всем находившимся вблизи подразделениям был отдан приказ немедленно получить пайки. Унтерштурмфюрера Буха выделили следить за разгрузкой. Он, как сторожевой пес, следил за тем, чтобы ничего не ушло на сторону. И все же… По возвращении оттуда Вернер выставил на стол несколько банок свиного жира. Лойсль расхохотался:
– И ты тоже сумел отхватить?
Но Вернер молча извлек из голенищ сапог по буханке хлеба. Они хоть и помялись, но не раскрошились. Но истинным профессионалом проявил себя Альберт, стащивший здоровенную палку сухой колбасы. Так что тот предстоящий вечер можно было посвятить обжираловке.
Но в тот день случились и куда менее приятные события. Дозор 2-й роты остановил несколько грузовиков, которые во весь опор мчались на запад. Когда унтершарфюрер, командир батальона, поинтересовался, кто они и откуда, унтер-офицер не мог дать внятного ответа. Командиру отделения 2-й роты это показалось подозрительным, и он приказал солдатам обыскать грузовики. В этот момент водитель попытался уехать, но унтершарфюрер, недолго думая, дал очередь по первому грузовику, а его стрелки-мотоциклисты, схватив винтовки, были готовы выполнить приказ командира отделения (и дозора).
Короче говоря, один из грузовиков был доверху набит боеприпасами, которые позарез были нужны в батальоне. Мотоциклы с колясками нагрузили под самую завязку, а потом унтершарфюрер дал команду ехать. Что именно скрывалось за этой историей и выполняли ли военнослужащие в грузовиках чей-то приказ, так и осталось загадкой. Впрочем, нас лично это мало волновало: главное – мы были надолго обеспечены боеприпасами.
Разведка у Рузы
18 декабря мы заняли позиции в Антучино[42] у Рузы (позднее ставшие известными как Волоколамские оборонительные позиции). Здесь, разумеется, не было никаких заранее оборудованных долговременных сооружений. Оборону организовывали наскоро. Приказы гласили: «Ни шагу назад!» Мы устроились на постой в пустовавшей избе. Лойсль и его приятель снова вернулись к нам.
Первые несколько дней стояла полная тишина. Русские казались крайне подозрительными и лишь острожно прощупывали путь к Рузе. Тем временем наступил рождественский сочельник. Несмотря на затишье в расположении противника, мы были постоянно в движении, нас посылали то туда, то сюда: в роты, в тыл, в дивизию. В результате мы были счастливы насладиться покоем хотя бы в этот вечер. Он ощущался в полной мере, но как с рождественским духом? Не хочу писать неправды. Нам было просто не до этого самого красивого из немецких праздников. По своим темным каналам Альберту удалось раздобыть немного муки, и Лойсль с бесконечным терпением пытался из нее, воды, соли и тертого шоколада соорудить нечто напоминающее торт. В тот день в течение всего дня мы остались без пайков. Кто знал, где застряла интендантская машина? Итак, наступил абсолютно тихий вечер. Тут и там раздавались разговоры, но не более того. Мы вяло погрызли «торт» и улеглись спать пораньше на полу. Я шепнул Вернеру, лежавшему около меня:
– Сегодня вечером великий рождественский сочельник!
Насмешливым тоном он произнес в ответ:
– И мира на земле!
В первый день Рождества русские прорвали позиции справа от нас. Это произошло совершенно неожиданно. Всех еще способных дышать кинули туда, включая мотоциклистов-посыльных. В быстрой контратаке русских отбросили назад через замерзшую Рузу. К счастью для нас, русские наступали всего лишь небольшими подразделениями, поэтому им не удалось расширить участок прорыва с фланга. С дикими криками и стрельбой мы смогли выровнять фронт. Довольный, что ситуация так быстро стабилизирована, гауптман (капитан) поблагодарил нашего командира, и мы несколько километров шли назад в нашу маленькую деревню.
Вечером мы снова были в нашей избе.
28 декабря прибыли полевые кухни, которые должны были подойти еще в рождественский сочельник. После того как стемнело, Вернер взял свою гитару, и, пустив по кругу котелок шнапса, мы затянули наши знаменитые сумасшедшие песни. Старика поблизости не было, таким образом, никакой опасности со стороны начальства. Русские наконец появились перед нашими позициями и занялись оборудованием позиций на другом берегу Рузы. Мы ничего не могли поделать, чтобы им помешать, поскольку были для этого слишком слабы. Первые разрывы снарядов показали, что потихоньку подтягивалась и русская артиллерия, что нам совершенно не понравилось.
