Януш Пшимановский - Студзянки
— Ура-а-а!
С криками добивают оставшихся в живых парашютистов.
В Студзянках
Запыхавшиеся, обливаясь потом, подбегают расчеты противотанковых ружей. Бойко, организуя оборону с восточной стороны, указывает цели. Расчеты ползут попарно, направляют длинные стволы своих ружей в сторону кустов у фольварка.
Первым открывает огонь плютоновый Ян Сурмач — мельник из-под Пшеворска. Он целится в черный силуэт, едва заметный за деревьями. Трижды стреляет, видит вспышки на броне. «Фердинанд» обнаруживает себя выстрелом из пушки. Снаряд разрывается далеко позади, а Сурмач целится теперь туда, где должна быть гусеница, бьет четвертый раз — и покалеченная самоходка исчезает за деревьями.
Хорунжий Гугнацкий со своими людьми уже в деревне. Вправо от перекрестка они нашли неплохой подвал, который немцы прикрыли еще бревнами. Оттуда Гугнацкий руководит боем.
Противник упорно обороняется. Наши пехотинцы овладевают перекрестком и частью деревни по обе стороны дорог (метров триста), но немцы сидят справа в нескольких разрушенных домах. У них явно большой запас панцерфаустов. Они бьют ими, как из орудий. Остановили взвод подпоручника Парыса и не дают ему головы поднять.
На помощь им отправляется плютоновый Павел Кульпа со своим «максимом». Ему знакомо расположение домов в фольварках — отец его был батраком. До войны он не служил в польской армии, зато воевал в рядах Красной Армии под Киевом. Был тоже пулеметчиком. Расчет ползет гуськом, прячась за полусожженными сараями. Пулемет устанавливают за кирпичным фундаментом.
— Тяжело будет, — ворчит плютоновый. Отсюда видно, что позиции немцев представляют собой настоящий узел сопротивления, подготовленный для круговой обороны.
— Павел, — тянет его за рукав заряжающий, — танки на нас идут.
— Действительно, черт подери, — ругается Кульпа, но тут же лицо его светлеет: на башнях танков видны белые орлы.
— Ребята, это наши!
И почти в упор они начали косить гренадеров фланговым огнем, прижимая их к земле.
— Вперед! За Польшу! — кричит подпоручник Парыс.
— Ура! — подхватывает сержант Ян Вашкевич, поднимая цепь на другом фланге.
— Вперед! Ура-а-а! — слышится с другого конца деревни. Там — несколько гвардейцев из 100-го полка с капитаном в лихо сдвинутой набок пилотке.
Немцы, атакованные с двух сторон, находятся под непрерывным обстрелом пулемета с третьей стороны. Они волнами откатываются к окраине деревни. Заметив танки, обходящие их с тыла, фашисты не выдерживают и в панике бегут.
Над лесом, у фольварка поднимается красный диск солнца. В его лучах немцы хорошо видны. Старший стрелок Ян Зинько выстрелами догоняет убегающих и валит их на землю. Ни одному гитлеровцу не удается достичь леса. С юга из-за деревьев начинают вести огонь несколько немецких ручных пулеметов. Танки 3-й роты, развернувшись, бьют в этом направлении из пулеметов. Гитлеровцы отвечают орудийным огнем, и танки отходят. Кроме танковых пушек огонь ведут немецкие тяжелые минометы. Мина падает на машину Хелина и повреждает мотор: водитель оставил открытыми жалюзи. Хорунжий Попель на машине 138 прикрывает неподвижный танк, маневрирует между ним и немцами, поднимая облака пыли и ведя непрерывный огонь из орудия. Хорунжий Марек на танке 139 подъезжает вплотную. Его механик, сержант Петр Зарыхта, берет на буксир машину командира роты, и через минуту они скрываются в лесу Парова.
Замполит хорунжего Парыса, девятнадцатилетний сержант Вашкевич, прибегает к Гугнацкому.
— Мы вытеснили швабов из деревни. На правом фланге вошли в контакт с 100-м гвардейским полком.
— Хорошо, сынок, — говорит Флориан. — Получишь вторую медаль.
Первую, серебряную медаль «Заслуженным на поле славы» Янек, бывший тогда рядовым 2-го пехотного полка, получил за битву под Ленино.
Командир роты смотрит, как худой, невысокий юноша бегом возвращается к своим, затем берет из рук телефониста трубку и докладывает о взятии Студзянок.
— Противник не контратакует?
— Никак нет. — Хорунжий вытягивается, узнав голос Межицана. Генерал находится на командном пункте батальона.
— Не контратакует? — В голосе генерала слышится что-то вроде неудовольствия. — Ну хорошо, а что тебе больше всего мешает?
— Кирпичный завод. Оттуда ведут огонь с тыла по левому флангу.
— Поможем. Держись, «Старик».
«Похоже, командование хочет, чтобы я отвел на себя швабов, — делает невеселый вывод Гугнацкий, но ему приятно, что генерал назвал его по-дружески: «Старик». — Значит, доволен, что мы сидим в Студзянках».
Обещанная помощь не особенно значительна. В бинокль видно, что минометы батальона начали обстреливать кирпичный завод, однако пяти стволов небольшого калибра слишком мало для такой крепости. Советская артиллерия усиливает огонь, но ее снаряды идут выше Студзянок, рвутся над лесом, километрах в полутора южнее деревни. Видимо, там — более важные цели…
Солнце уже оторвалось от горизонта. Начало припекать. На всем участке роты стрельба постепенно усиливается. Хорошо, что заботливый старшина роты старший сержант Трояновский подвез на танке Козинеца целую гору ящиков с боеприпасами, так что о патронах можно не беспокоиться.
На западном конце деревни начинают рваться снаряды. Трояновский выбегает. Вернувшись в землянку, докладывает, что на студзянковской поляне, на опушке леса, у высоты 132,7 ведут огонь два танка и слышен шум моторов. Наверное, немцы готовятся к атаке.
Из леса Парова за огнем гитлеровских машин наблюдает подпоручник Хелин. Его танки уже укрылись в окопах, так что над брустверами возвышаются только башни.
На проселочной дороге нарастает рев моторов. Уже видны силуэты немецких танков. Хелин прильнул к прицелу. В момент, когда днище «тигра», защищенное всего лишь трехсантиметровой броней, поднимается над бруствером, Хелин посылает снаряд. Бьют пушки всех четырех танков 3-й роты. Советская батарея полевых орудий вторит им залпами. Над студзянковской поляной с воем перекрещиваются траектории десятков снарядов. На высоте 132,7 вырастают два клубящихся столба дыма, похожих на два больших дерева.
— Не двигаются, — докладывает Трояновский. — С другой стороны поляны по ним бьют не менее десяти орудий, а станковые пулеметы Блихарского поливают огнем с флангов.
— Один «максим» передвинуть влево от перекрестка, к той куче камней, — приказывает командир роты.
Он угадал: из леса между фольварком и дорогой на Грабноволю начинается контратака. Немцы стреляют на ходу, кричат. Рукава закатаны до локтя, мундиры расстегнуты на груди. Наши почему-то не отвечают, но Гугнацкий спокоен — на левом фланге хозяйничает опытный вояка, хорунжий Бойко.
Гренадеры ускоряют бег, орут, но внезапно из всех стволов на них обрушивается огонь, летят гранаты. Гитлеровцы залегают, но не отходят. Бойко дает сигнал ракетой. На их фланге строчат два ручных пулемета, замаскированных в лесном клине. Очереди косят фашистов.
Стрельба утихла. Только в том лесном клине, который с юга подходит вод самые Студзянки, трещат автоматные очереди. Взвод 1-й роты выбил из него немцев сразу же после овладения перекрестком и теперь не отступает. Туда бежит хорунжий Миколайчик, за ним — расчет со станковый пулеметом. Надо усилить перекрестный огонь.
Через четверть часа немцы накрывают минами часть деревни восточнее перекрестка и снова бросаются в контратаку. На этот раз их больше. Цепь движется двумя волнами. Огонь их не останавливает. Несколько человек врываются на деревенскую улицу, завязывается рукопашная. Поляки наотмашь рубят саперными лопатами, как лесорубы топорами, немцы пускают в ход штыки. Однако, когда «максим» Густава Миколайчика скосил очередями вторую цепь, нервы у гренадеров не выдержали — гитлеровцы побежали в сторону фольварка.
На поле перед деревней осталось много трупов. В наших окопах —тоже убитые и раненые. Сержант Лепешиньская бежит на помощь.
Снова по деревне бьют минометы. На этот раз огонь усилился. Заговорила дивизионная артиллерия и батарея «стопяток». Пыль стоит столбом. Она лезет в нос, оседает на лицах бойцов. Провода перебиты, телефоны не работают.
В пять утра в наушниках Зоей Вейде раздается густой баритон Межицана.
— Дай-ка мне «Старика».
— Слушаю, — говорит в микрофон Гугнацкий.
— Противник контратакует?
— С юга, из леса. Два раза. Отбили. Третья контратака с высоты 132,7 сорвана огней танков в артиллерии. Сильный орудийный и минометный огонь.
— Поникаю. Отлично. Оставайтесь на приеме. Конец.
Слышен треск выключателя.
Немцы не прекращают обстрела. Снаряды рвутся по всей деревне. Широкая дорога обезображена воронками. Высоко в небо взлетают горящие головешки. Дым смешивается с пылью. Огонь пожирает все на своем пути. Торчат одни лишь печные трубы.
