Сергей Парамонов - История руссов. Держава Владимира Великого
Только сделан был этот перевод не «Ассеманом» (тут Лесной ошибается, видимо, не имея сведений об этом авторе), а значительно раньше. Тем не менее, об этом человеке здесь нельзя не сказать.
«Ассеман» — это Джузеппе Симоне Ассемани (1687–1758), так его называли в Италии, где он жил, но и это не настоящее его имя. Юсуф ас-Симани: вот как его звали. Он был ливанцем-христианином, представителем одной из древневосточных церквей, которые, несмотря на формальные догматические различия, всегда были близки русскому православию. Ас-Симани работал в библиотеке Ватикана и великолепно знал редчайшие источники, хранившиеся в ней (а также восточные манускрипты, которые он приобретал для библиотеки и которые, может быть, и сейчас изучены далеко не полно; не зря итальянские коллеги-библиографы звали его «великим Ассемани»). И эти знания нашли отражение в его многотомных, изданных в Риме в 1750–1755 гг. «Календарях Вселенской Церкви» («Kalendaria Ecclesiae Universae»), на которые указывает С. Лесной и которые далеко не ограничиваются календарными сведениями об «экзотических» для Запада восточных церквах. Ас-Симани включил туда уникальные по подбору источников библиографические исследования, в том числе скрупулезно и с явной любовью к предмету разработанные штудии об истоках славян и Руси. Латинский текст этих исследований с бесчисленными древнегреческими цитатами непрост для восприятия, но временами создается впечатление, что читаешь не ватиканского архивариуса, а какой-то забытый труд М. В. Ломоносова (он тоже нередко писал на латыни). Достаточно сказать, в контексте книги С. Лесного, что ас-Симани, совершенно не известный ныне русскому читателю (надеемся, что это открытие уникального автора-эрудита еще состоится), уверенно и со знанием дела писал о славянстве варягов (!), хотя, наверное, у ливанского христианина было немало проблем, более острых и жизненно насущных для его церкви.
Помимо прочего, ас-Симани цитирует в этом издании и тот, замеченный С. Лесным, латинский перевод из «Хронографии» Феофана Исповедника, где говорится о «русских (а не пурпурных) челнах». Выполнил же его один из основателей византологии как науки, французский богослов и историк-эллинист Жак Гоар (Jacques Goar, 1601–1653). Перевод Гоара был издан в Париже в 1655 г., затем в Венеции в 1729 г.; академическое его издание осуществлено в Бонне в 1839 г. Более того, когда французский клирик и издатель Жак-Поль Минь (1800–1875) начал свой грандиозный труд по изданию многосоттомной «Патрологии», то в «Греческую серию» (Том 108. Paris, 1863) тоже был включен этот перевод, где само написание слова Рούσια с прописной буквы (PG 108. 902А) свидетельствовало о русских, а не пурпурных челнах. И это ни у кого не вызывало возражений! Перевод Анастасия (с пурпурными челнами), без перевода Жака Гоара, вышел в академическом издании в 1885 г. в составе двухтомника «Theophanis Chronographia» (Recensuit Carolus de Boor. Lipsiae, 1883–1885). Но и тут, скорее всего, дело не в «русофобии», а в том, что перевод Жака Гоара был гораздо лучше исследован и общеизвестен. Впрочем, возможно, тогда историки сочли вариант Жака Гоара не подтвержденным другими свидетельствами (в том числе, русскими летописными данными) и отдали предпочтение переводу Анастасия.
Но почему же в прежние века это «удревнение» русских челнов в причерноморском Подунавье на целый век не воспринималось так сенсационно, как сейчас и во времена Сергея Лесного? Ясно, что дело вовсе не в любви (или нелюбви) к славянам и руссам. Довольно странно было бы заподозрить в тайном славянофильстве доминиканца Жака Гоара. (Несомненная симпатия к самым неожиданным и очень древним версиям происхождения славян и Руси заметна у Юсуфа ас-Симани, но в данном случае он использовал более ранний перевод Гоара.) Научная объективность? Однако грамматически оба перевода правильны. И вот тогда закрадывается одно очень существенное и обнадеживающее подозрение.
Жак Гоар, безусловно, прекрасно знал византийский древнегреческий язык (точнее его называют среднегреческим) и обозначения императорского пурпура. Школярская ошибка исключается. А значит, у него могли быть какие-то дополнительные, неизвестные нам сейчас аргументы в пользу именно такого перевода. Гоар все-таки жил четыре века назад; он мог, как византолог, застать и зафиксировать в памяти и личных архивах какие-то забытые впоследствии, может быть, и не письменные источники, а устные традиции и толкования еще сравнительно недавно живой (в его время) Византии. И тогда его перевод приобретает статус свидетельства.
На это предположение косвенно «работает» одна вроде бы незначительная, чисто лингвистическая подробность. Греческое слово, обозначающее в тексте Феофана и «русский» (по Гоару и ас-Симани), и «пурпурный» (по Анастасию Библиотекарю), в изданиях разных веков набрано немного по-разному. Ударение может быть разного типа (Рοῦσια и Рούσια), но, на наш взгляд, не это главное (типы ударений уже очень давно перестали различаться в древнегреческом). Важнее другое: место постановки ударения (на каком слоге), — вот это действительно может указывать на разные по происхождению слова. И в ранних изданиях греческого оригинала (с переводом Гоара) слово «пурпурные» (детали облачения царя лазов; в венецианском издании 1729 г. это с. 115) выглядит как ρουσία, а точно такое же грамматически слово «русские» (челны, на с. 299 венецианского издания) — Ρούσια. В изданиях XIX в. эти различия не обозначены. Возможно, их сочли несущественными, но не в них ли — ключ к «русским челнам» Жака Гоара?
Теперь — о дате этого предположительно самого раннего византийского упоминания русских челнов. С. Лесной называет 774 г. Однако в изданиях с переводом Гоара эти слова, εἰσελθὼν εἰς τὰ Рούσια χελάνδια, «выступив против русских челнов», относятся к военной кампании 765 г. (см., например, с. 691 в боннском издании 1839 г.). И тут нелишне вспомнить, что работа Анастасия Библиотекаря — это, вообще говоря, самостоятельный компилятивный труд («Chronographia Tripertita», или «Historia Ecclesiastica») с пространными извлечениями-переводами из византийских хронистов, прежде всего, из Феофана. Император Константин V (718–775) провел две кампании против дунайских болгар, в 760-е и 770-е гг. Возможно, Анастасий счел, в своей интерпретации, трафаретным этот образ: император, вступающий на пурпурную флотилию, и перенес соответствующие слова из описания Феофаном похода 765 г. на более позднее описание в своей «Церковной Истории». Кстати, в предисловии к боннскому изданию работы Анастасия Библиотекаря (издание 1841 г., Иоганна Классена с комментариями Иммануила Беккера) отмечено, что в «Хронографии» Феофана Исповедника немало «греко-варварских» реалий (связанных с народами, плохо знакомыми эллинам), и это могло стать затруднением даже для таких ученейших эллинистов, как Анастасий. Вероятно, в число этих затруднений попали и «русские челны».
Если же Феофан Исповедник действительно упомянул челны руссов и Жак Гоар знал об этом, то вопрос не только в их правоте и справедливости заключений Сергея Лесного. Рождаются новые проблемы: какие руссы, не засвидетельствованные другими источниками, имелись в виду? Конечно, византийцы могли в принципе просто использовать производное слово от известного библейского образа «северной страны Рош» (греч. Рῶς) для обозначения какого-то народа, чье имя созвучно библейскому термину (теоретически это могли быть потомки античных аорсов; или же «рухс-ас» — светлые асы, предки осетин-аланов: заинтересованный читатель наверняка знаком с этими образами). То есть одним упоминанием еще не доказана связь с летописными руссами, и этот факт может и не иметь отношения к аргументации норманистов и антинорманистов.
И еще один штрих. Из всего сказанного получается, что именование руссов в византийскую эпоху соотносится непосредственно, на уровне точной (или почти точной) омонимии с цветом императорского пурпура (а не с более «расплывчатым» цветовым кодом возможных индоевропейских и еще более древних соответствий этнониму руссов). В связи с этим нелишне напомнить русский былинный образ «червленого корабля», на который обращает внимание историк и исследователь народного творчества Николай Яковлевич Аристов (1834–1882), отмечающий, что в Древней Руси корабли (или лодьи) окрашивались в красный цвет (Аристов Н.Я. Промышленность Древней Руси. СПб., 1866. С. 100). Что из этого следует? Давнее заимствование византийско-римской образности? Или тут мы прикасаемся к чему-то гораздо более фундаментальному, уходящему в корневые глубины древнерусской культуры? С ходу ответить на эти вопросы невозможно. Остается лишь заключить, что та глава из книги С. Лесного, с которой начался весь разговор, при всей ее незавершенности (и даже фактических ошибках), затрагивает проблемы исключительной важности и глубины.
