Рафаэль Гругман - Советский квадрат: Сталин–Хрущев–Берия–Горбачев
Обвинение Берии в глумлении над умирающим Сталиным не было предъявлено ему ни в день ареста, ни на июльском пленуме, когда стая накинулись на него. Впопыхах забыли? Окажись на месте Берии кто-либо иной – Хрущёв, Молотов, Микоян… – с такой же страстью, слегка изменив набор слов, члены ЦК набросились бы на новую жертву. Главное, что объединяло их, – боязнь оказаться вне стаи.
Вздорные обвинения были предъявлены не только Берии и его сыну. Жену Берии, научного сотрудника Сельскохозяйственной академии, обвинили в том, что она использовала в корыстных целях государственный транспорт, – самолёт, на котором привезла из Нечерноземья ведро краснозёма. Объяснение, что она занимается исследованием почв и краснозём нужен был ей для научной работы, во внимание не приняли[228]. Не было бы краснозёма, что-нибудь иное придумали бы. У «наивных» членов Политбюро, «не имевших полного представления о незаконных арестах», накопился богатый опыт, которые они продолжали использовать. Уже без Сталина.
…Прошло одиннадцать лет. Расправившись с друзьями – Молотовым, Кагановичем, Маленковым и Булганиным и создав собственный культ личности, Хрущёв дожил до октябрьского пленума ЦК (1964), на котором пережил собственное свержение. Его не расстреляли, предоставили персональную пенсию и семью не обидели – не выслали на поселение. Правда, зять лишился поста главного редактора газеты «Известия», а жена перестала возглавлять Комитет советских женщин. Зато ему сохранили дачу и позволили писать мемуары.
Среди заговорщиков, отправлявших в отставку Хрущёва, оказался непотопляемый и всем вождям преданный Микоян, член Политбюро с 1935 года. Кандидатом в члены Политбюро он стал в далёком двадцать шестом. Он явился прототипом анекдота о непреклонных партийцах, колеблющихся только вместе с линией партии.
Начав писать мемуары, пенсионер Хрущёв вернулся к событиям, связанным с арестом Берии. Риторика не изменилась: «изверг», «палач» и бездоказательное обвинение, что он якобы собрал в Москве убийц, готовых посягнуть на лидеров советского государства.
«Не хочу играть в скромность, но скажу, что устранение Берии было проведено своевременно. Если бы мы не сделали этого, то совершенно по-другому направлению развивались бы все события внутренней и международной политики Советского Союза. Этот изверг и палач расправился бы со всеми нами, и он уже был близок к такой расправе. Все убийцы, которые выполняли его тайные поручения, были уже собраны им в Москве и, видимо, успели получить или должны были получить задания. После ареста Берии эти люди были названы нам пофамильно. Я сейчас их фамилий не помню (Понятно, что инициатор свержения Берии не может вспомнить того, чего не было. – Р. Г.). Те события очень сблизили нас, потому что Молотов хорошо понимал Берию и знал, на что тот способен. Понимал, что, начни Берия действовать, головы Молотова и Хрущёва полетели бы в первую очередь. Эти головы Берии надо было снять, чтобы развязать себе руки. Было бы пролито море крови, ещё больше, чем при Сталине»[229].
«Правдивость» мемуаров Хрущёва возмущает Микояна. Однако вспышка гнева возникает тогда лишь, когда речь заходит о нем самом. Захлебываясь от переполняющих его чувств, Микоян кричит: «Это не просто забывчивость, это прямая неправда, причём часто неправда у него маскируется в игнорировании того, что я делал или говорил»[230].
Наконец-то! Дождались! Сейчас Микоян правдиво расскажет о событиях 1953 года.
Как бы не так! Раскатали губу!
Воспоминания верных ленинцев пора издавать в серии «Так не было». Успокоившись, Микоян говорит: «А дело было так. Я и многие другие не имели полного представления о незаконных арестах»[231].
После этой фразы, вызывающей гомерический смех, на сцену пора выходить Жванецкому.
Почему до сих пор не реабилитирован Берия?
Отчасти на этот вопрос автор уже ответил. Но есть более существенная причина – Катынь. В главе «След из Катыни ведет к пакту Молотова-Риббентропа» рассказывалось о рассекреченных документах из «Особой папки», среди которых было письмо наркома внутренних дел Берии, запрашивающего разрешение расстрелять польских военнопленных. По мнению некоторых историков, этот документ сфальсифицирован КГБ. Один из тех, кто выразил сомнение в его подлинности, Лев Балаян[232].
Он утверждает, причём не бездоказательно, что «Особая папка» была создана Председателем КГБ Шелепиным, который является подлинным автором бериевского письма. Балаян изложил свою версию событий, которая поначалу совпала с заявлением советского правительства, сделанным в 1943 году, – убийство польских военнопленных – дело рук немцев, желавших рассорить польское правительство в эмиграции со Сталиным. Поэтому геббельсовская пропаганда пошла на подлог и раструбила на весь мир, что в Катынском лесу обнаружены массовые захоронения поляков, и проведённая экспертиза доказала, что убийства произведены НКВД. О «талантах» Геббельса мы знаем – аналогичный маскарад в Глейвице послужил предлогом для вторжения в Польшу.
После освобождения Катыни, – писал Балаян, – советское правительство создало специальную комиссию, которая представила доказательства, что убийства военнопленных – дело рук немецко-фашистских оккупантов. Поляки с этим не согласилась и продолжали требовать, чтобы Советский Союз взял на себя ответственность за массовые расстрелы.
И тут, – заявил Балаян, – все подгадил Хрущёв. Из конъюнктурных соображений он согласился признать причастность НКВД к расстрелу польских военнопленных в обмен на обещание Гомулки навести на след Степана Бандеры, руководителя военизированных формирований ОУН. После того как Гомулка сообщил Хрущёву, что польские спецслужбы обнаружили Бандеру в Мюнхене (повторяю, доказательств такого сговора нет), и 15 октября 1959 года сотрудник КГБ Богдан Сташинский его ликвидировал, Хрущёв вынужден был выполнить взятое на себя обязательство. Он поручил Шелепину создать материальное обоснование гитлеровской версии расстрела поляков силами НКВД.
Что ж, каждая версия, даже за уши притянутая, имеет право на жизнь. Балаян приводит огрехи в опубликованных документах, которые, на его взгляд, свидетельствуют, что они сфальсифицированы Шелепиным. Дальше он пишет, что цена, которую заплатил Хрущёв за неактуальный к тому времени терракт, оказалась неизмеримо выше. Советский Союз, а теперь и Россия, расплачивается за волюнтаризм Хрущёва, заключившего постыдную сделку и создавшего фальшивую «Особую папку».
Правда, как обычно, мечется посередине. Балаян прав, когда говорит о фальсификации письма Берии умельцами КГБ. На документе отсутствует подпись Хрущёва. Сделано это продуманно. Из девяти членов Политбюро на письме стоят подписи шестерых – Сталина, Ворошилова, Молотова, Микояна, Калинина и Кагановича. Отсутствуют подписи Андреева, Жданова и Хрущёва.
Вот в чем заключалось искусство фальсификации. Сотри Хрущёв свою фамилию – несоответствие бросается всем в глаза. А в компании с Андреевым и Ждановым можно и проскочить. Мол, Сталин практиковал кулуарное обсуждение и не всех членов Политбюро ставил в известность о принимаемых решениях. Караул! Произвол!
Отсутствие коллективного руководства! А руки, вот они – наждачной бумагой протёртые, с мылом вымытые, чистенькие…
Когда Хрущёва отправили на пенсию, позиция советского правительства изменилась. Официальные лица заговорили об отсутствии документов и недоказанности того, что расстрел был совершён силами НКВД.
Вторично предложил обвинить Берию в катынском расстреле Фалин, заведующий международным отделом ЦК КПСС[233]. В феврале 1990 года он сообщил Горбачёву о документах, обнаруженных в «Особой папке». Поскольку их нельзя было уже утаить, Фалин предложил изменить официальную позицию советского правительства и сообщить, что прямых свидетельств, позволяющих назвать точное время и конкретных виновников катынской трагедии, не найдено, но на основании обнаруженных документов можно сделать вывод, что расстрел – дело рук НКВД и персонально Берии и Меркулова. Горбачёв согласился.
В апреле 1990 года, во время передачи президенту Польши генералу Ярузельскому (бывшему сталинскому арестанту) копии документов о судьбах польских военнопленных Горбачёв заявил:
«В последнее время найдены документы, которые косвенно, но убедительно свидетельствуют о том, что тысячи польских граждан, погибших в смоленских лесах ровно полвека назад, стали жертвами Берии и его подручных. Могилы польских офицеров – рядом с могилами советских людей, павших от той же злой руки».
Понятно теперь, почему Горбачёв, заговорив о «злой руке», отказал Серго Берии в реабилитации отца и поручил Главной военной прокуратуре СССР начать новое расследование? Оно продолжалось четырнадцать лет – все эти годы Берия оставался главным виновником. В 2004 году Главная военная прокуратура РФ объявила о завершении расследования «катынского дела». Однако из 183 томов польской стороне было передано 67. Остальные 116 томов, по словам военного прокурора, содержат государственную тайну.
