Пётр Кошель - История российского сыска
Емельянов ничем не мог ему помочь, ему пришлось вместе с другими укладывать императора в сани.
Скоро в Зимний дворец приехал цесаревич Александр Александрович, другие члены царской фамилии, министры, сенаторы и пр. В кабинет умирающего императора вошёл протоирей придворного собора… В половине четвёртого пополудни Александр II, не приходя в сознание, скончался.
А в четыре на конспиративной квартире собрался исполнительный комитет, и теоретик партии Тихомиров написал прокламацию о 1 марта.
А. Тырнов, тоже участвовавший в подготовке покушения – он отслеживал маршрут царя, – рассказывал:
"3 марта мы шли с Перовской по Невскому проспекту. Мальчишки-газетчики шныряли и выкрикивали какое-то новое правительственное сообщение о событиях дня: «Новая телеграмма о злодейском покушении!» Толпа раскупала длинные листки. Мы тоже купили себе телеграмму. В ней сообщалось, что недавно арестованный Андрей Желябов заявил, что он организатор дела 1 марта. До сих пор можно ещё было надеяться, что Желябов не будет привлечён к суду по этому делу. Хотя правительство и знало, что он играет крупную роль в делах партии, но для обвинения по делу 1 марта у него не могло ещё быть улик против Желябова. Из телеграммы было ясно, что участь Желябова решена.
Даже в этот момент, полный страшной для неё неожиданности, Перовская не изменила себе. Она только задумчиво опустила голову, замедлила шаг и замолчала. Она шла, не выпуская из нерешительно опущенной руки телеграммы, с которой она как будто не хотела расстаться. Я тоже молчал, боялся заговорить, зная, что она любит Желябова.
На моё замечание: «Зачем он это сделал», – она ответила: «Верно, так нужно было».
Действительно, судебный процесс, где обвиняемым был бы один юный Рысаков, выглядел для партии бледно. И вот Желябов пытается нарисовать перед взором властей некую сверхтаинственную организацию с массой разветвлений в провинции, с боевыми дружинами. Он сочиняет, что на цареубийство вызвалось 47 человек. Себя Желябов называет лишь агентом, близким к исполнительному комитету, который правительству никогда не настигнуть.
Меткую характеристику ему дал прокурор. «Когда я составлял себе, на основании дела, общее мнение, общее впечатление о Желябове, – говорил Н.Муравьёв, – он представлялся мне человеком, весьма много заботящимся о внешней стороне, о внешности своего положения… Я вполне убедился, что мы имеем перед собой тип революционного честолюбца…»
Перовской, страстно любящей Желябова, не могла не прийти мысль о его освобождении. Она искала возможность проникнуть в окружной суд, где будет заседание, заставляла своих подчинённых искать свободную квартиру возле III Отделения, чтобы при вывозе Желябова из ворот отбить его. Ничего не получилось.
Начались аресты. Народовольцев арестовывали неожиданно, даже на улицах Это уже давали сведения Окладский и Рысаков. Да, Николай Рысаков, бросивший на Екатерининском канале первую бомбу.
Ему было всего 19 лет. Наивный провинциал из Олонецкой губернии, впервые о революционных идеях он услышал от учителя уездной школы, сосланного нигилиста. Рысакову удалось поступить в горный институт, где, как нуждающийся, он постоянно получал денежную помощь. Видимо, черт свёл его с Желябовым, наслушавшись которого, Рысаков бросил ученье, вступил в народовольцы и готовился стать агитатором среди рабочих. Желябов платил ему ежемесячно 30 рублей. В свой медвежий угол, к родителям, он отписывал, что прилежно учится и, дай Бог, будет горным инженером.
«Утверждаю только, – писал в своих показаниях Рысаков – что не будь Желябова, я бы далёк был от мысли принять участие не только в террористических актах, но и в последнем покушении, лишённом для меня той окраски, которою окрашены прочие действия партии. Отношения к другим лицам партии в данном вопросе вовсе безынтересны: ни Перовская, ни Котик, никто из них не мог овладеть настолько моими мыслями, чувствами и стремлениями, как Желябов…»
Рысакову трудно было свыкнуться с мыслью, что он – цареубийца. Все шло как-то непроизвольно, само собой, вроде игры в казаки-разбойники. И вдруг – кровь, трупы людей, тюремная камера. Рысаков просто не понимал, как все произошло.
А. Л.Тырнов рассказывает об очной ставке в Департаменте Полиции:
«У стола сидел Рысаков и при моем появлении повернулся ко мне лицом. Когда его ещё вели по двору, мне удалось уловить его настроение. Он шёл какими-то равнодушными, точно не своими шагами, переводя глаза с предмета на предмет, с мучительным безразличием человека, для которого все счёты с жизнью кончены… Но когда мне пришлось остановиться в каких-нибудь двух шагах от него и когда глаза наши встретились, тут только я увидел весь ужас его состояния. Лицо его было покрыто сине-багровыми пятнами, в глазах отражалась страшная тоска по жизни, которая от него убегала. Мне показалось, что он уже чувствует верёвку на шее».
Рысаков выдал конспиративную квартиру, откуда он уходил на покушение. Там стали отстреливаться. Дверь выломали: на полу лежал застрелившийся хозяин – это был Саблин. Кроме него, в квартире оказалась Геся Гельфман.
Все сегодня слышали о Перовской, но почти никто не знает, что рядом с ней на эшафоте должна была стоять и молодая некрасивая еврейка, так смешно говорящая по-русски.
Революционное движение неустанно пополнялось за счёт выходцев из еврейских местечек Украины и Белоруссии.
Сонный полесский городок Мозырь дал русскому терроризму Гесю Гельфман. В семье мелкого торговца было пятеро дочерей, Геся – одна из них. Дни текли монотонно: работа по дому, одни и те же лица. Бердичев, куда Геся попала в пятнадцать лет, произвёл на неё грандиозное впечатление. Живя у родственников, она научилась говорить и читать по-русски, чего раньше не умела. У приехавшей киевской портнихи Геся брала уроки шитья и так прожила четыре месяца. Отец в письмах настойчиво звал её в Мозырь. Она приехала, и оказалось, что ей уже подыскали мужа, скоро и свадьба.
За неделю до свадьбы Геся решилась бежать из дому. Но куда? В Бердичев? Отец найдёт её там. И она вспомнила о своей знакомой киевской портнихе. Значит, в Киев. Больше некуда. Четыре дня добиралась туда, ещё день искала портниху. Та устроила её в швейную мастерскую, помогла снять комнату.
Геся быстро завязывает дружеские отношения с киевской молодёжью: курсистками, студентами. Она готовится поступать на акушерские курсы.
Прочитав роман Чернышевского «Что делать?», Геся загорается созданием швейной артели. Новая мастерская работает успешно.
В Киев приезжают курсистки, учившиеся в Швейцарии. Они быстро организовывают пропагандистский кружок, вовлекая в него Гельфман. Её комната становится местом хранения нелегальной литературы, перевалочным пунктом.
Окончив акушерские курсы, Геся Гельфман, как это было модно в их среде, «пошла в народ», устроившись на полевые работы. Там её и арестовали. 1есю с подругами выдал один новообращённый рабочий.
Судили всего 50 человек народников. Среди них Софья Бардина, Пётр Алексеев… Процесс шёл в Петербурге. Там и пришлось Гельфман отсиживать назначенные ей два года работного дома. Потом её выслали под полицейский надзор в Старую Руссу.
Пробыла она там недолго, самовольно вернулась в Петербург. Народовольцы готовили покушение на генерал-губернатора Гурко. Исполнителем должен был стать Гриневицкий. Они с Гесей выясняли обстановку, прослеживали маршрут Гурко, изучали его распорядок дня.
Исполком «Народной воли» снял квартиру на Гороховой, Геся поселилась за хозяйку. Там же, под видом мужа, пристроился Владимир Иохельсон. Он занимался химикатами для бомб, Геся развозила нелегальную литературу, встречала приезжих.
Когда в Москве сорвалось покушение на царский поезд, петербургские народовольцы, отложив казнь Гурко, решили сосредоточиться на подготовке к убийству императора Александра П.
На Гороховой поселилась приехавшая из Москвы Перовская.
В личной жизни Геси произошли изменения. Она стала женой нелегала, разыскиваемого полицией, Николая Колоткевича. Вскоре его арестовали.
Покушение состоялось. Александра II убили.
В квартиру, где Геся была с нелегалом Саблиным, полиция пришла через день. Саблин застрелился.
Начали обыск.
– Вы знаете, в квартире бомбы, – сказала Геся.
Она сама брала их и подавала полицейским. Суд на неё обращал мало внимания. Его и общество больше занимали Перовская с Желябовым.
На вопрос, чем Геся занималась в Петербурге, она ответила:
– Революционной деятельностью!
Суд приговорил её, как и Перовскую, Желябова, Михайлова, Кибальчича, к повешению.
Гельфман подаёт заявление о том, что она беременна. Приговор был отложен. Потом его заменили бессрочной каторгой.
У неё родилась девочка, отданная в воспитательный дом. Какова её судьба – неизвестно.
