Лев Гумилёв - Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи
Из самых разных мест ездили в Орду и поступали там на службу, чтобы сделать военную карьеру, которая была недостижима для простых ратников и смердов на своей родине [48, стр. 398–399]. В Золотой орде все время шли интриги, а в 1273–1299 гг. пылала внутренняя война между узурпатором Ногаем и законными ханами – Чингисидами. Русские князья принимали в ней самое живое участие. Один сын Александра Невского, Дмитрий, и сын Даниила Галицкого, Лев, поддержали Ногая (100, стр. 296–297], а Андрей Александрович и его дядя Василий Ярославич – законных ханов. В условиях этой напряженной войны русские княжества имели возможность оторваться от Орды, но они этого не сделали [92, стр. 69–75]. Наоборот, независимый Смоленск просил принять его в состав улуса Джучиева, чтобы получать помощь против посягательств Литвы, и на время стал щитом России. Татарская помощь остановила натиск с запада.
Но и на востоке было непросто. В XIII в. Волга еще не была «русской рекой». Пограничным городом Руси в 1220 г. стал Нижний Новгород, воздвигнутый на месте мордовской крепости, взятой приступом. От устья Оки до Дербента и Хорезма простиралась мусульманская страна, завоеванная монголами. Блестящая культура Ислама обольщала многих монгольских ханов и батуров, что весьма влияло на политику улуса Джучиева. Первым мусульманином на троне Сарая стал брат Батыя – Берке, вступивший в войну со своим двоюродным братом – ильханом Ирана Хулагу. Однако он не рискнул поссориться с Александром Невским и даже разрешил в 1260 г. учредить в Сарае православную епископию. Зато несториан он притеснял беспощадно.
Сменивший его Менгу-Тимур был последователем традиционной монгольской религии бон, так же как Телебуга и Тохта – противники Ногая, бывшего тайным мусульманином. Карьеру Ногай сделал благодаря тому, что хан Туда-Менгу, вступивший на престол в 1280 г., был настроен мистически и в 1283 г. превратился в суфийского дервиша[31], выпустив власть из рук.
Наконец, царевич Узбек отравил хана Тохту в 1312 г., победил хана Белой Орды Ильбасмыша (1315–1320) и объявил ислам государственной религией Золотой орды. Царевичи и нойоны, отказавшиеся предать веру отцов, были казнены. Обязанность сменить религию не распространялась на русских, что говорит об известной самостоятельности Руси. Язычники, жившие в русских княжествах, тоже не принуждались к принятию ислама. Из всего этого следует, что военную победу одержали монголы – степной суперэтнос, а идеологическую – мусульмане.
Трудно переоценить значение реформы Узбека. Он превратил степной улус в купеческий султанат; таким образом, поволжские этносы вошли в мусульманский суперэтнос. Опорой Узбека было население, покоренное Батыем, горожане, которых в XIII в. называли «сартаульский народ», и уцелевшие от резни половцы, составившие войско Ногая. Конечно, новому режиму подчинились не все. Пассионарная часть монголов заявила Узбеку: «Ты ожидай от нас покорности и повиновения, а какое тебе дело до нашей веры и исповедания и каким образом мы покинем закон и ясак Чингис-хана и перейдем в веру арабов?» [139, т. 1, стр. 197, 385, 510; т. 2, стр. 100, 104]. В ответ на это последовали казни нойонов, бахши и волшебников. Великая степь, никогда не знавшая религиозных преследований, столкнулась с этим омерзительным проявлением цивилизации, ибо в организации «инквизиции» мусульмане не уступали католикам.
Тот, кто хотел сохранить свободу совести, должен был бежать. Куда? В Иране Газан-хан принял ислам еще в 1295 г. В Египте и Сирии господствовали мамлюки – половцы, проданные туда монголами и захватившие власть; попасть к ним в руки для ордынского богатыря было хуже смерти. Западная Европа находилась в состоянии постоянной холодной войны с Ордой. Добраться до Китая, где правила веротерпимая династия Юань, было практически неосуществимо из-за дальности и трудности путей. Единственным местом, где татары – противники ислама могли найти приют и дружелюбие, были русские княжества [48, стр. 401–402], с которыми ревнителей древней традиции (многие из них родились от смешанных браков) связали полвека совместной жизни. Так появились на Руси… Аксаков, Алябьев, Апраксин, Аракчеев, Арсеньев, Ахматов, Бабичев, Балашов, Баранов, Басманов, Батурин, Бекетов, Бердяев, Бибиков, Бильбасов, Бичурин, Боборыкин, Булгаков, Бунин, Бурцев, Бутурлин, Бухарин, Вельяминов, Гоголь, Годунов, Горчаков, Горшков, Державин, Епанчин, Ермолаев, Измайлов, Кантемиров, Карамазов, Карамзин, Киреевский, Корсаков, Кочубей, Кропоткин, Куракин, Курбатов, Милюков, Мичурин, Рахманинов, Салтыков, Строганов, Таганцев, Талызин, Танеев, Татищев, Тимашев, Тимирязев, Третьяков, Тургенев, Турчанинов, Тютчев, Уваров, Урусов, Ушаков, Ханыков, Чаадаев, Шаховской, Шереметьев, Шишков, Юсупов [10].
Этот перечень лишь отчасти отражает тот размах, который приобрела русско-татарская метисация. Много рядовых воинов поселились на юго-восточной окраине, были зачислены в пограничные отряды и составили сословие дворян-однодворцев [74, стр. 127–134] – подобие польской «застенковой шляхты». Только Екатерина II, упрощавшая систему Российской империи, перевела их в сословие государственных крестьян. Ареал однодворцев стал рубежом между двумя новообразовавшимися этносами – великорусским и татарским, и, более того, между двумя суперэтносами – православным и мусульманским.
Факты и оценки. Перечисление событий в их связи и последовательности есть необходимый фундамент истории – без этого фундамента никакое здание стоять не может, но жить в фундаменте не будут даже мыши. Людям необходимы стены с окнами, крыша и внутренняя отделка комнат. В истории роль последних занимает анализ, т.е. обнаружение причин и следствий, и синтез – воспроизведение эпохи относительно нас – потомков, ее изучающих. А эти воспроизведения бывают разнообразны, хотя отнюдь не равноценны.
В середине XIII в. в зените находились две могучие системы: 1) теократия папы Иннокентия IV, победившего заклятого врага папства императора Фридриха II и добившегося распадения Германской империи, а потом покончившего с Сицилианским королевством – последним оплотом гибеллинов (1250–1266); 2) Монгольский улус потомков Чингиса, в 1260–1264 гг. расколовшийся на части от внутреннего пассионарного перенапряжения. А между этими гигантами возникли два маленьких этноса, которым принадлежало грядущее: Литва[32] и Великороссия[33]. С их даже не рождением, а зачатием связаны незабываемые имена: Миндовг и Александр Невский. Люди их помнят поныне, и не зря.
Полвека шло победоносное наступление крестоносцев на прибалтийские этносы и в 1250 г. увенчалось, казалось бы, решающим успехом: князь Литвы Миндовг принял крещение по латинскому обряду, что формально делало его союзником папы римского. В том же году принял от папы королевскую корону Даниил Галицкий, став из князя королем Малой Руси (Rex Russae minoris). Можно было подумать, что дорога на Восток открыта; послы папы пытались склонить на свою сторону Александра Суздальского и Новгородского, но… все успехи оказались эфемерными. Крестившись и тем самым усыпив бдительность папы, литовский князь оказывал помощь языческой жмуди в войне с Орденом, а после решительной победы над рыцарями у озера Дурбе в 1260 г. отрекся от католической веры и перебил католиков, бывших при его дворе [100, стр. 249]. Более того, Александр и Миндовг заключили союз против немецкого железного натиска на Восток. Александр съездил в Орду и договорился о союзе с ханом Берке, братом Батыя и его наследником. Ливонскому ордену грозил разгром, но… в один и тот же год был зарезан 43-летний Миндовг и умер его ровесник Александр. Поход на Орден не состоялся.
Да, видимо, у немцев была неплохая агентура. Кинжалы и яд сработали вторично, после гибели Ярослава Всеволодовича, и опять в нужный момент. Ливония уцелела, но вынуждена была перейти к обороне. Новгородцы под Раковором, а литовцы при Карузене выиграли битвы у крестоносных рыцарей. Немецкие феодалы стали отказываться ехать в Ливонию [100, стр. 248], ибо война была опасной и бесперспективной. А тут еще в 1261 г. никейские греки вернули Константинополь, а египетские мамлюки стали брать крепость за крепостью в Палестине. Колониальная экспансия под знаменем латинского креста захлебнулась и на севере, и на юге.
Такой поворот событий, несколько неожиданный для современников, вызвал живой интерес у позднейших исследователей. Обзор литературы вопроса сделал В. Т. Пашуто, выделив две точки зрения: свою собственную и «неправильную». Среди защитников последней он отметил польского историка И. Уминского и немецкого – А. М. Амманна.
И.Уминский пишет, что папа Иннокентий IV «делал все, чтобы помочь Даниилу, – писал еще раз татарам, пытался использовать рыцарей – меченосцев и крестоносцев, прекращал чешско-венгерские споры, крестил и короновал Миндовга Литовского, завязал переписку с Александром Невским Суздальским, проектировал крестовый поход из Чехии, Моравии, земель полабских, Поморья и Польши, назначил специального легата для проповеди крестового похода» [100, стр. 239].
