Николай Непомнящий - Русская Индия
В первую поездку художник объездил многие города и районы Индии.
Но все свои этюды, рисунки, этнографические коллекции отправил в Петербург. Задумав создать большую живописную «Индийскую поэму» в 20–30 картинах, художник предпринял второе путешествие в Индию.
Художник В. В. ВерещагинВ письме к В. Стасову он раскрывает замысел этих картин. «Это будет история заграбастания Индии англичанами», — писал он.
Такой замысел В. Верещагина пришелся явно не по вкусу английским колониальным властям. В печати была развернута кампания дискредитации художника. В ряде публикаций он был обвинен в том, что путешествует по Индии как агент царского правительства, изучая пути для проникновения русских в Тибет и другие азиатские страны.
В. В. Стасову, Агра. Около 12/24 апреля 1875 года.
Попросите Андрея Александровича Краевского напечатать прилагаемую статейку, найденную мною случайно в одной здешней газете, и против последней части, т. е. подозрения меня в шпионстве, протестуйте самым энергическим образом. Выскажите, что уже одна моя независимость, как человека и художника, исключает всякую возможность подобных подозрений. Надобно Вам сказать, что намеки на возможную цель моей поездки были высказываемы и прежде, и я боюсь думать, что когда я предприму тщательный обзор и объезд гималайской границы с ее в высшей степени интересными странами и племенами, подозрения эти обратятся в положительную уверенность. Меня бесит одна мысль о том, что всюду полицейские агенты будут сдавать меня с рук на руки. Послал ли Беггров мои альбомы в Лондон? Пусть пошлет без расчета на аферу — афера будет в том, что более будут знать меня как художника и, следовательно, менее предполагать шпиона. Может быть, также понадобится еще несколько экземпляров для Индии.
Этюды посылаю на днях и самым положительным образом прошу никому не показывать. Посылаю много костюмов и других вещей — все старые вещи. Необходимо выпросить пропуск этюдов без таможенного досмотра. Впрочем, ящики с костюмами можно досматривать сколько угодно — вероятно, немного придется оплачивать. Дарджилинг — станция, с которой я отправился в сердце Гималаев. Газета, в которой я встретил эту статейку, называется «Pioneer», одна из лучших в Индии. Я теперь в Агре, уезжаю в Кашмир. Уж и жарища же здесь.
В. Верещагин.
В такой обстановке работать было невозможно — пробыв в Индии несколько месяцев, Верещагин вернулся на родину. Так и получилось, что все крупные работы на индийскую тематику он писал по своим многочисленным этюдам и рисункам уже вдали от экзотической страны.
В. В. Стасову, Сикким. 11/23 февраля 1875 года.
Я в самой середке Гималайев, в малом королевстве Сикким; в резиденцию великого монарха этой страны я теперь направляюсь и уже обменялся с ним несколькими витиеватыми письмами и более скромными подарками. Это время занимался в буддистских монастырях, а допрежь того на высоте 15 тыс. фут[ов] чуть не замерз со своею супружницею: снег, которым нам пришлось идти последний день подъема на гору Канчинга (28 тыс. ф[утов]), испугал моих спутников, и они за нами не изволили последовать. Между тем пошел снег, которым пришлось и питаться за неимением другой пищи, потушил наш огонь, и, кабы не мой охотник, который был с нами и отыскал и уговорил одного из людей внести на гору ящик с едою и несколько необходимых вещей, пришлось бы плохо. Замечательно, что я выбился из сил и положительно заявил об этом прежде, чем моя дорогая спутница, моя маленькая жена, слабая и мизерная (Вы ее видели в библиотеке). Зато после, когда первое изнурение прошло, она, не говоря худого слова, грохнулась. Лицо мое за несколько дней пребывания на этой высоте непомерно опухло, и какое-то страшное давление на темя, от которого я непременно умер бы через пару промедленных дней, заставило спуститься прежде, чем все этюды, которые я намеревался сделать, были готовы. Сделаю еще попытку в другое время года и в другом месте — уж очень хороши эти горные шири и выси, покрытые льдом и снегом. Когда спущусь с гор, приеду в Агру, пошлю Вам оттуда с полсотни, а может, и более этюдов; многие из них — лишь наброски, но многие хорошо кончены, и из таковых каждый, надеюсь, стоит петербургского профессора (а все-таки профессором не хочу быть и не буду). То, что с помощью этих этюдов я надеюсь сделать, будет, как я думаю, иметь не англо-индийское только, а всемирное значение и не формою только. Впрочем, не хвались, едучи на рать, а хвались, едучи с рати…
Всадник-воин в Джайпуре. Художник В. В. ВерещагинЯ только что воротился с охоты на обезьян, охоты неудачной, но небезынтересной: представьте себе, самцы (огромные!) так озлились, что с ревом поскакали на меня, и я счел за лучшее ретироваться домой, где и ожидало меня Ваше письмо, живо прогнавшее мою досаду не только на обезьян, но даже и на туземцев, рыболовов, перегородивших реку и заперевших рыбу выше того, где после многого труда я установил вершу.
В. Верещагин.
Картина «Процессия слонов в Джайпуре», по мысли Верещагина, запечатлела триумф английского владычества, символизируя завершение окончательного захвата Индии колонизаторами. Принц Уэльский явился в покоренную страну как вице-король, назначенный английской королевой управлять огромной колонией. Он — главное действующее лицо пышной процессии. Гордо восседает принц на переднем слоне в позолоченном паланкине. К «европейскому сагибу» наклоняется сидящий рядом индийский магараджа. Верещагин сам был очевидцем демонстративного шествия. Укрывшись от посторонних любознательных взглядов, он наблюдал за торжественной встречей принца Уэльского с балкона одного из зданий, сделал зарисовки процессии.
Находящаяся в «Виктория-мемориал» картина В. Верещагина поражает не только богатством красок, но и размерами. Как мне сообщили в дирекции музея, ее размеры 25 футов в ширину и 17 в высоту (это примерно 7,6 на 5,1 м).
За сохранностью картины следил реставратор Санкар Рей. «В последний раз, — рассказал он, — полотно подробно, фут за футом, исследовалось три года назад. Наш вывод: состояние красочного слоя удовлетворительное».
А как же картина Верещагина оказалась в калькуттском музее — ведь по одной из весьма распространенных версий она вскоре после того, как художник закончил над ней работу в 1879 году, попала в частные руки?
На этот вопрос Санкар Рей не смог ответить. Пришлось покопаться в архивах музея. В конце концов наткнулся на следующую справку: «Подарена в 1905 году (год, когда был заложен музей «Виктория-мемориал») магараджей Джайпура, который приобрел картину у г-на Эдварда Мэллея (Нью-Хейвен, США)».
Дар, следовательно, сделан тем самым магараджей, который запечатлен на картине рядом с принцем Уэльским.
Но кто такой Э. Мэллей? И как картина оказалась в США? Может, кто-нибудь сможет ответить на эти вопросы?
(Из книги «Очерки путешествия в Гималаи г-на и г-жи Верещагиных». М., 1883 г.)
Мы выехали из Дели на Умритсар и Лагор; Умритсар проехали, не останавливаясь: на станциях по обыкновению масса туземцев, ломящихся, давящих друг друга у входа и терпеливо выносящих удары палки полицейского.
Приехали в Лагор ночью и ненадолго остановились, чтобы пополнить комплект наших слуг. Наняли, во-первых, Бисти, т. е. водоноса, худощавого мусульманина с живыми глазами, клинообразной бородкой, оборванного, но против обыкновения не очень ленивого; во-вторых, Доби, — прачку (мужскаго пола), маленького, до нельзя подвижного человечка, всегда распространяющего около себя дурной запах, но недурно моющего; наконец Паварчи, или повара, также мусульманина с разбойничьей физиономией и большими глазами на выкате, особенный блеск которых объяснился после. Остальные слуги были у нас еще из Агры.
В Индии. Снега Гималаев. Художник В. В. ВерещагинОписывать Лагор с его немногими достопримечательностями, крепостью, мечетью, мраморным павильоном и проч. я не буду. Даже гробница последнего короля Руджен-Санга не стоить того, чтобы распространяться о ней; и самые постройки и в особенности их украшения относятся ко времени упадка. Базар в городе большой и не дурной, но очень вонючий, благодаря канавкам, в которые все выбрасывается.
Не буду также уклоняться в рассказы о нравах, обычаях и истории Сейков, так как цель рассказа моего — поездка в горы.
От Лагора до Гузерабада еще железная дорога, только что конченная, но далее уже почтовые лошади. Мы любовались на громадный прекрасный мост, строившийся через Джумну, а покамест перетащились через реку самым жалким образом, на быках и едва не застряли в грязи.
В Гузерабаде был индусский праздник (16 апреля), но нам было не до него, пришлось разбирать и собирать наши замокшие, с трудом притащившиеся вещи. Мы заказали здесь для гор небольшую двойную палатку — здешняя тюрьма, по примеру Джобольнорской, приготовляет их всех сортов, величин и цен; обещали выслать нам вслед, на имя резидента в Кашмире.
