Николай Манвелов - На вахте и на гауптвахте. Русский матрос от Петра Великого до Николая Второго
Боцманмат … 36-00 … 40-50
Квартирмейстер, старший минер, старший комендор, старший гальванер, старший рулевой, старший марсовый, старший сигнальщик … 9-90 … 11-70
Рулевой, марсовый, сигнальщик … 8-10 … 9-90
Гальванер, матрос 1-й статьи … 6-30 … 8-10
Рядовой армии в 1913 году получал обыкновенное жалование в размере 6 рублей в месяц, ефрейтор — 7 рублей 20 копеек, младший унтер-офицер — 12 рублей, старший унтер-офицер — 48 рублей, фельдфебель — 72 рубля. Усиленное жалование рядового было уже 9 рублей, ефрейтора — 10 рублей 80 копеек, младшего унтер-офицера — 18 рублей, старшего унтер-офицера — 72 рубля, фельдфебеля — 108 рублей.
Гвардейцам платили, естественно, больше. Обыкновенное жалование рядового составляло 12 рублей (усиленное — 18 рублей), ефрейтора — 13 рублей 20 копеек (усиленное — 19 рублей 80 копеек), младшего унтер-офицера — 18 рублей (усиленное — 27 рублей), старшего унтер-офицера — 54 рубля (усиленное — 81 рубль), а фельдфебеля — 78 рублей (усиленное — 117 рублей).
Начальство сложные взаимоотношения между матросами и солдатами всегда учитывало и использовало в своих целях. Например, для подавления разного рода выступлений моряков использовали сухопутные войска и наоборот.
Так, в 1906 году в крепости Свеаборг (в настоящее время — район финской столицы Хельсинки) взбунтовались солдаты семи артиллерийских рот, к которым примкнуло некоторое количество моряков 20-го Балтийского флотского экипажа и Свеаборгской флотской роты. Для подавления выступления использовался прежде всего флот — восставшие сдались после массированного артиллерийского обстрела артиллерией бронепалубного крейсера первого ранга «Богатырь» и эскадренного броненосца «Цесаревич».
Во многих случаях негативное отношение к армейцам разделяли и строевые морские офицеры. Ведь кадеты Морского корпуса комплектовались почти исключительно из потомственных дворян, в то время как армейцы (или «армеуты») очень часто могли быть выходцами из семей разночинцев.
Косо смотрели и на офицеров, перешедших в Морское ведомство из сухопутных частей, — гвардия не исключение.
Более того, моряк всегда считал своим долгом защитить нижнего чина, так или иначе пострадавшего от береговых сухопутных властей. И снова обратимся к повести «Джигит» Сергея Колбасьева. Речь идет о сухопутных «геройствах» легендарного капитана второго ранга Сергея Балка, выходца из старого морского рода и обладателя феноменальной физической силы.
«Команду Сергей Балк любил и жил с ней ладно, а начальство, особенно сухопутное, не слишком уважал. Однажды — кажется, в Николаевске-на-Амуре — стоял он со своим миноносцем на якоре и влетел в исключительно красивую историю.
Один из его матросов нашумел на берегу, был изловлен и посажен на гауптвахту. Балк, как только об этом узнал, срочно дал семафор коменданту крепости: прошу, дескать, вернуть мне моего матроса, дабы я мог наказать его по всей строгости морских законов. Не вылило. Комендант, конечно, ответил отказом.
Тогда Балк вызвал желающих из команды на четверку[244] роздал им оружие и во главе десанта из четырех человек высадился на берег.
Подошел к гауптвахте, крикнул часовому: “Здорово, молодец!”, сразу же вырвал у него из рук винтовку и поставил свой караул.
Потом поднялся к дежурному офицеру. С ним тоже любезно поздоровался, но так сжал ему руку, что тот сразу потерял способность соображать. Очнулся запертым в шкафу и только тогда понял, что у него отобрали ключи.
Балк без особых затруднений освободил своего матроса, спокойно вернулся с ним на миноносец и решил сниматься с якоря, потому что в Николаевске делать ему было больше нечего.
По семафору получил приказание лично явиться к коменданту крепости, однако, как и следовало ожидать, предпочел подняться на мостик и скомандовать:
— Пошел шпиль![245]
Тут-то и началась самая замечательная петрушка. На ближайшей береговой батарее люди забегали во все стороны и стали с пушек стаскивать чехлы, а семафор передал второе, более решительное приказание: “Немедленно прекратить съемку с якоря. Орудия крепости направлены, на миноносец”.
— Ха! — сказал Балк. — Боевая тревога, прицел пятнадцать кабельтовых, целик семьдесят пять, точка наводки вон по тому белому домику. — И ответил крепости семафором: “Орудия миноносца направлены на дачу коменданта. Крепко целую”.
Так и ушел миноносец, потому что у коменданта на даче были дети, жена, самовар, канарейка и весь прочий дорогой комендантскому сердцу домашний уют.
Сухопутное начальство, естественно, подняло страшный шум, но штаб Сибирской флотилии за Балка решительно заступился. Вероятно, потому, что обрадовался хоть какому-нибудь развлечению.
Пошла всякая переписка и путаница из-за того, что никак нельзя было понять, кто кому подчинен. Кончилось тем, что морское министерство в пику военному заупрямилось, и дело попало на доклад к самому царю.
Царь же, как известно, был мужниной средних лет и весьма средних умственных способностей. Он вдруг вспомнил какую-то знакомую вполне убедительную фразу и ни с того ни с сего положил резолюцию: «Победителей не судят».
Самое интересное в этой истории то, что Сергей Балк (1866–1913) в 1906 году действительно командовал миноносцем на Дальнем Востоке. Правда, на мостике миноносца «Бесшумный» он стоял меньше года, после чего был переведен на Балтику. Затем в 1907–1908 годах он командовал эскадренным миноносцем «Выносливый», в 1908 году эскадренным миноносцем «Уссуриец», а в 1908–1911 годах — эскадренным миноносцем «Пограничник».
Но вернемся на корабли Российского Императорского флота.
Морские офицеры недолюбливали армейцев за то, что именно сухопутные войска считались героями, вынесшими на себе все тяготы Русско-японской войны. На долю моряков приходились лишь обвинения в бесполезной трате средств. Слово кавалеру трех боевых орденов за Порт-Артур, контр-адмиралу Вениамину Константиновичу Лукину:
«Некоторое как бы враждебное отношение армии необходимо не забывать; это делается не ради внутриведомственной перебранки, а ради блага самой страны. Ведь и в Японскую войну, и в настоящую[246] наша армия числом преобладала над противником, чего на флоте совсем не было, и если армия терпела все-таки неудачи, то причина лежит где-то глубже.
Не стоит забывать и еще про одного внутреннего врага ведомства[247] — про наше общество, “широкую публику”. Шесть лет после Японской войны государственные учреждения и общество измывались над флотом, попрекая Цусимой; доблестно погибших бойцов (корабль “Император Александр III”[248]) называли “самотопами”, забыв совершенно про те мучения, которые страна возложила на эскадру Рожественского[249], послав ее в “кругосветное” плавание, не имея колоний[250]. Шесть лет не давая возможности готовиться флоту, отказывая ему в ассигнованиях, отпугивая способных молодых людей от поступления на морскую службу, то есть действуя заодно с врагами России, это кругом виноватое общество, забывая, что главная виновница сама страна с ее серостью и недальновидностью, имело дерзость вопить о каждом пустяковом набеге на кавказский берег[251]; а ведь никакого крупного ущерба Россия на юге не понесла, и надо подчеркнуть, что этот изруганный флот, перейдя на новые начала, дольше всего сохранял свой порядок и строй…
В мирное время Черноморскому флоту ставилась в вину его привязанность к берегу; стоянки в Севастополе преобладали; как-то забывали, что во время Нахимова не надо было принимать угля; теперь же без него не поплаваешь, а запасов больших угля никогда в порту не было, и в стране его немного, да и денег жалко. Плавать у берегов Анатолии не рекомендовалось, посольству в Константинополе это не нравилось, так как подозрительные турки беспокоились, государственному контролю тоже было неладно, как бы денег по курсу не потребовали за заграничное плавание; забывали как-то и про вооруженный резерв. Когда суда не плавают, корабль стоит на бочке на рейде с вымпелом или без вымпела, то есть в кампании или в резерве, — где же там разберешь, а обыватель как ни пойдет гулять в праздник (в будни и обыватель на работе, и корабль на стрельбе у Качи[252]), все видит тот же корабль, и все на той же бочке, двухнедельного плавания по морю, в особенности у кавказских берегов, все на флоте ждали как какого-то особенного праздника — вот что было на самом-то деле».
Глава 15.
ОПРОС ПРЕТЕНЗИЙ
