Александр Кадетов - Выстрел по «Ледоколу». Как Виктор Суворов предавал «Аквариум»
Резун, выслушав англичанина, налил себе виски, бросил в бокал несколько кусочков льда, выпил. Было заметно, что он напряженно думает, что у него рождается решение. Казалось, он успокоился, руки перестали дрожать, на щеках появился румянец, голос окреп.
— У меня была мысль, — начал он, — самому обратиться к вам за помощью, попросить защитить меня и мою семью. Я почувствовал, что надо мной сгущаются тучи, хотя причины мне не ясны. Я пока ничего противозаконного не совершил и ничего не нарушил. Мое начальство знало, что я ездил в Цюрих. Полученная мною информация была хорошо оценена. Да, я встречался с иностранцами. Но моя работа и состоит из встреч сними. Однако у нас трудно оправдаться, когда тебя в чем-либо обвиняют. Я готов принять ваше предложение. У меня нет иного выхода, но не знаю, как к этому отнесется моя жена.
— Надо ей это все объяснить, — вступил в разговор до этого молчавший Гордон, — речь идёт не только о вас, но и о будущем вашей семьи. Если власти предъявят вам обвинения, то это коснется и ее, и ваших детей. Вам следует ей все это спокойно объяснить. Машины ждут вас у дома, надо быстрее принимать решение. Дело идет о жизни и смерти, если хотите. Я лично так понимаю сложившуюся вокруг вас ситуацию. Власти вас не пощадят, вы сами хорошо это знаете, и не следует на этот счет питать каких-либо иллюзий. Нельзя терять время, надо немедленно действовать, пока не поздно. У нас есть официальная бумага английского правительства о предоставлении вам в случае вашего согласия защиты. Этот документ и телеграмму вашему послу вы можете показать жене. Думаю, она поймет и согласится с вашим решением.
Резун слушал англичанина, а на память пришел недавний случай в советской колонии с одним нашим ученым, работавшим в Женеве в какой-то международной организации. Несколько месяцев тому назад совершенно неожиданно для нашего специалиста работники КГБ отвезли его под каким-то предлогом в аэропорт и отправили в Союз. Ходили слухи, что к парню подходила западная разведка. КГБ в целях безопасности, чтобы не искушать судьбу, отправил ученого подальше от соблазнов западного мира.
— Хорошо, — твердо сказал Резун, вставая с кресла, — я принял для себя решение. Пойду поговорю с женой. — Он взял бумагу у англичанина и вышел из комнаты.
Гордон налил в пустой бокал минеральной воды и бросил туда какую-то таблетку.
Татьяна сидела на диване в другой комнате в напряженном ожидании. Когда раздался звонок, она почувствовала приближающуюся опасность. Услышанные в передней голоса иностранцев еще больше усилили ее волнение. Кроме соседок-женщин, никто из иностранцев не посещал их квартиру. Поведение мужа в последнее время, особенно после поездки в Цюрих, вызывало у нее тревогу: он замкнулся в себе, стал неразговорчив, раздражителен по пустякам, задумчив, часто на вопросы отвечал невпопад.
Сердце Татьяны сжалось, когда она увидела входящего в комнату мужа. В ее глазах застыл страх. Она почувствовала, что сейчас свершится что-то важное, непоправимое, бесповоротное.
Резун подошёл к жене. Она поднялась с дивана. Он положил ей на плечи руки и почувствовал, как она сжалась. Отведя в сторону глаза, тихо сказал:
— Татьяна, нас завтра хотят выдворить из страны и отправить в Союз. А меня, — голос у мужа дрогнул и словно споткнулся обо что-то, — а меня запереть за решетку или расстрелять.
— За что? — выкрикнула жена. — Что ты натворил?
— Ничего я не натворил. Кто-то настучал на меня начальнику. Может быть, хотят сделать меня шпионом, козлом отпущения. Но я, клянусь тебе, Родину никому не продавал.
— Но откуда тебе все это известно? — допытывалась жена. Слезы навернулись у нее на глаза.
— Я тебе уже вчера говорил о моих подозрениях и догадках. А вот сейчас все это подтвердилось. Мои знакомые англичане принесли весомые доказательства. На, почитай сама перехваченную ими телефамму нашему послу от Громыко, убедись, — проговорил Резун и протянул жене тонкий лист бумаги.
— Татьяна начала читать, слезы застилали ей глаза, лицо покраснело, покрылось пятнами, бумага прыгала в ее руках.
— Не понимаю, за что? В чем наша вина? — проговорила она тихим голосом, прижимаясь к плечу мужа, словно ища в нём поддержки. — Что же нам делать? — беспомощно прошептала она. — Может быть, ты продался им, стал их шпионом? — вдруг, прямо смотря мужу в глаза, проговорила она.
— Нет, что ты, — ответил Резун не совсем твердо, словно сомневаясь в своих словах. — Я не шпион и никому не продавался, но у меня есть знакомые англичане. Вот и сейчас мои друзья, — запнувшись на слове «друзья», продолжал он после небольшой паузы, — пришли сюда, чтобы помочь. Они предлагают нам уехать в Англию.
— Нет, ни за что на свете! — вскрикнула громко Татьяна, отпрянув от мужа, и медленно опустилась на диван, закрыв лицо ладонями. Слезы брызнули из ее глаз, из груди вырвался стон.
— Успокойся, Таня, у нас нет другого выхода, подумай о детях. Почему они должны за нас страдать? Ведь мне могут пришить дело, от которого не отмоешься всю жизнь, — заговорил Резун, стараясь убедить и успокоить жену. Он сам, казалось, уже не сомневался в правильности принятого решения. — Вот, смотри, сама королева Англии гарантирует нам безопасность.
— А что будет с нашими родителями? Ты об этом подумал? — прокричала жена. — Что скажет мой отец? Как он будет смотреть в глаза своим сослуживцам? Это сведет его в могилу. А что скажет твой отец-фронтовик, а наши матери, а наши братья, родня, друзья? Нет, я не могу, я не вынесу этого всего. — Она бросилась вдруг к шкафу и начала выбрасывать из него вещи мужа. — Забирай и уходи со своими англичанами! — кричала она. — Я никуда отсюда не пойду. Я остаюсь с детьми. Мне английская королева не указ. Не хочу, не хочу! — кричала Таня на всю квартиру, заливаясь слезами.
В соседней комнате проснулась дочь. Стала плакать, звать мать. Резун принес из другой комнаты воды. Она выпила, бокал прыгал у нее в руке, зубы стучали о стекло. Через некоторое время жена успокоилась, перестала рыдать. Вероятно, таблетка, предусмотрительно опущенная Гордоном в бокал с минеральной водой, сделала свое дело: Татьяна как-то обмякла, стала безразлична к словам, которые ей говорил муж. Она вдруг начала со всем соглашаться, торопить мужа собираться, засуетилась, в ее глазах появился страх. Ей казалось, что сейчас вот-вот постучатся в дверь и явятся крепкие соседские ребята, сгребут их в охапку, посадят в машину, отвезут в посольство, а потом отправят в Москву.
Резуны быстро собрали спящих детей, на скорую руку взяли с собой самое необходимое, оставив личные документы, паспорта, водительские права.
Уже на выходе Татьяна вдруг снова очнулась. Нервное напряжение, сопротивление насилию, вероятно, оказалось сильнее таблетки. Молодая женщина, прижав ребенка к груди, повернула и со стоном устремилась назад в квартиру. Казалось, что ее уже ничто не остановит. Она приняла окончательное решение.
Мгновенно оценив ситуацию, решительный Гордон бросился к Татьяне и прижал какую-то белую салфетку к ее лицу. Татьяна стала медленно опускаться на пол.
Салфетка с хлороформом потом будет обнаружена советскими сотрудниками в квартире Резуна, брошенная в спешке на полу ночными посетителями.
В 23.30 две машины отъехали от дома на Рю де Лозанн в неизвестном направлении.
Глава 8
НА АЛЬБИОНЕ
Я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя… но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал.
Ответ А. С. Пушкина П. Я. ЧаадаевуТот, кто теряет связи со своею землей, тот теряет и богов своих, то есть все свои цели.
Ф. М. Достоевский. «Бесы»Машина шла на большой скорости по ночному городу. Улицы были безлюдны и слабо освещены. Ярко горели разноцветными огнями только витрины дорогих магазинов и рекламы. Редко попадались идущие навстречу автомашины. Город спал. В Швейцарии рано ложатся спать, но рано и встают.
Владимир и Татьяна сидели на заднем сиденье со спящими на руках детьми.
Машину вел, как показалось Резуну, довольно молодой мужчина в кепке. Владимир видел только его бритый затылок и крепкую борцовскую шею, потому что сидел сзади него. Рядом с шофером сидел Тир.
Татьяна, казалось, спала, низко опустив голову с растрёпанными волосами, прижав к груди спящего сына.
Резун по привычке пытался определить, куда они едут. В зеркало заднего вида он иногда улавливал отражение фар идущей за ними следом машины сопровождения. Через некоторое время Владимир определил, что они едут в южном направлении. Он хорошо знал город. Мелькнула, казалось, совершенно не к месту пришедшая мысль-воспоминание, как однажды в Центре его знание города проверял новый начальник направления, ортодокс, капитан первого ранга Калинин Валерий Петрович. Он называл ему какие-нибудь известные места в Женеве и требовал ответить, как без плана города проехать к этим пунктам от советского посольства. Все подчиненные знали, что в Союзе их ждет подобный экзамен, и тщательно готовились к такому испытанию. Начальник направления был красивым, стройным, высоким мужчиной лет пятидесяти, строгим и суровым на вид. Он хорошо поработал в свое время за рубежом, в том числе в Швейцарии, и не понаслышке знал регион, которым руководил в Центре. В нем был виден службист, чувствовалось, что человек был высокого мнения о себе. Но при этом всего себя отдающий делу, своей карьере. В его ранце, по словам Наполеона, всегда находился жезл маршала. С другой стороны, опытный физиономист наверняка бы отметил в его внешности черточки крутого норова, готового иногда проявить себя и пойти против общепринятых норм.
