Стивен Тернбулл - Самураи (Военная история)
Когда Его Величество Микадо соизволит отправиться в Китай, его императорское путешествие будет обставлено со всей церемонией. Завоевание Кореи и Китая не займет много времени.
27 июня, после заслуженного отдыха, первая дивизия под командованием Кониси Юкинага выступила из Сеула на север. Поскольку естественная преграда, которую представляла река Ханган, была прорвана, когда японцы вошли в Сеул, корейцы отошли к северному берегу реки Имчжинган, которая впадает в Желтое море рядом с современной границей между Северной и Южной Кореей. Здесь они решили занять оборону, и позиция, которую они выбрали, была с этой точки зрения очень выгодной. Дорога на север вела к Имчжингану через узкий проход между высоких утесов, а северный берег реки представляет широкую полосу песка, где и выстроилась корейская армия, так что ее лучники простреливали единственную переправу через эту быструю реку. Для двух японских командиров это могло стать непреодолимым препятствием. Като подошел через несколько дней, и в течение десяти дней японцы сидели и ждали. Если бы корейцам удалось задержать японцев у Имчжингана, последующие события развивались бы совсем иначе. Но причиной катастрофы стала, скорее, неспособность корейцев управлять собственной армией, нежели отсутствие возможности контролировать действия противника. Кониси и Като применили старейшую в мире уловку: корейцы увидели, как на противоположном берегу японцы поджигают свой лагерь и направляются на юг. Среди корей-ского командования, конечно же, нашлись горячие головы, готовые преследовать отступающего врага, а поскольку сила была на их стороне, в ответ на более разумные советы следовал приказ: "отрубить ему голову". Не стоит и говорить о том, что корейское войско, как только переправилось через реку, попало в засаду и было уничтожено на виду у тех, кто стоял на северном берегу. Не все еще было потеряно, ведь японцы еще не захватили переправу, но корейские командиры весьма галантно пришли на помощь захватчикам, приказав начать общее отступление, и показали пример соотечественникам, убежав одними из первых.
Переправившись через Имчжинган, две японские дивизии вновь разделились. Как мы говорили выше, перед Като Киёмаса стояла менее славная задача: покорить северо-восток полуострова, чтобы предотвратить атаку корейцев с фланга на линию коммуникаций Кониси, протянувшуюся от Сеула до реки Ялу. Като предстояла трудная кампания среди снежных заносов северной Кореи, которая заняла его на всю зиму 1592-93 гг. Больших сражений не было, только многочисленные стычки и осады, во время которых Като захватил нескольких важных заложников, включая двух корейских принцев и девушку, считавшуюся первой красавицей во всей Корее. Преследуя врага, японцы забредали в дикие и пустынные районы, в непроходимые горы, где они сталкивались не только с врагом, но и с тигром, потревоженным в его логове. Им часто приходилось становиться лагерем в местах, где дикие звери нападали на часовых и на спящих солдат. Охота на тигров стала популярным отдыхом от бесконечной погони за корейцами, и сам Като Киёмаса убил тигра копьем после отчаянной схватки - сюжет многих японских картин и ксилографий.
Теперь последуем за Кониси Юкинага по дороге на Пекин. Между ним и китайской границей осталась только одна крепость - город Пхеньян (ныне столица Северной Кореи), хорошо укрепленный и, как и Сеул, окруженный другой рекой - Тэдонган. Кониси добрался туда 15 июля, и перед ним вновь встала проблема переправы через быструю реку с неизвестными бродами. Поскольку нельзя было надеяться, что корейцы вновь повторят свой "маневр" при Имчжингане, Кониси испытал последнее средство, известное всякому отчаявшемуся полководцу: он отправил через реку послание с предложением начать мирные переговоры. Последующая встреча состоялась на лодках, вставших на якорь посредине реки, но, поскольку японцы требовали открыть им дорогу на Китай, переговоры ни к чему не привели, и Кониси вернулся на берег в ожидании дальнейших событий. От ожидания японцы расслабились и потеряли бдительность. Корейцы заметили это и приготовились неожиданно атаковать их ночью. Но летние ночи коротки, а корейская армия была столь плохо организована, что к тому времени, когда отдельные ее части переправились и атаковали лагерь Кониси, уже занимался рассвет. Дивизия Курода, которая незадолго до этого присоединилась к своим товарищам, провела грамотную контратаку, прижав корейцев к реке и погнав их назад через броды, что, на радость японцам, раскрыло местоположение последних. После завтрака вся армия бросилась в погоню, и к полудню Пхеньян был у них в руках, со всеми своими складами, оружием и провизией. Последняя корейская крепость пала, и незащищенная китайская граница лежала всего в восьмидесяти милях. Но ни одному самураю из тех, кто стоял в тот день на стенах Пхеньяна, не суждено было ее пересечь, и Пхеньян стал последним форпостом скороспелой империи.
Венец всех их завоеваний был все-таки вырван из рук японцев. "Блицкриг" последних двух месяцев шел по плану, настала очередь для второй фазы операции. Как мы помним, в первоначальном плане Хидэёси было учтено, что тех семи дивизий, которые пробили себе путь через всю Корею за шесть или семь недель, будет недостаточно для покорения Китая. Это была задача для 52 000 войск резерва, которые теперь следовало перебросить морем вдоль западного берега Кореи, чтобы они соединились с Кониси у Пхеньяна. То, что это второе войско так и не прибыло и вторжение в Китай, соответственно, так и не состоялось, произошло благодаря храбрости одного корейца, адмирала по имени Ли Сунсин. Мы уже говорили о военном потенциале корейского флота. Отметили мы и то, что семь японских дивизий смогли высадиться в Пусане, не встретив ни единого корейского корабля. Произошло это отчасти потому, что корейцев застали врасплох, но в немалой мере также и по вине адмирала, ответственного за охрану провинции Кёнсандо, где находится Пусан, некоего Вон-Гюна. Пьяница Вон-Гюн являл собой наихудший образец корейского аристократа. Завидев японскую армаду, он заколебался, какое из двух решений принять - при том, что оба они были весьма характерными для него и оба роковыми. Первой его мыслью было затопить весь флот, второй - просто бежать. К счастью для последующей истории Кореи, он выбрал второй путь и стал спешно просить помощи у адмирала соседней провинции Чолладо, Ли Сунсина. Адмирал Ли был сделан совсем из другого теста, нежели Вон-Гюн. Он родился в 1545 г., в том же году, что и его современник, столь на него похожий - сэр Фрэнсис Дрейк. Встреча с незадачливым Вон-Гюном произошла 7 июня, в то время как японцы наперегонки прорывались к Сеулу. Адмирал Ли понимал, что нужно его стране, и вышел в море, чтобы дать японцам в первый раз вкусить горечь поражения.
Когда Хидэёси решил послать экспедицию в Корею, он готовил ее с большим размахом, со вниманием ко всем деталям, и эти приготовления, насколько подсказывал ему его военный опыт, полностью соответствовали стоявшей перед ним задаче. Однако за все годы прежних кампаний ему не доводилось перебрасывать армии через враждебное море, да и вообще через море, если не считать узких проливов, которые отделяют один японский остров от другого. Все его морское предприятие держалось на горстке энтузиастов - даймё, в роду которых имелись кое-какие пиратские корни - особенно следует отметить братьев Курусима: Митифуса и Митиюки, а также Куки Ёситака, который участвовал на стороне Нобунага в морских битвах против Мори и командовал объединенным флотом Хидэёси во время кампаний на Кюсю и при Одавара. Его соратники тоже прибыли в Корею. То были Вакидзака Ясухару и Като Ёсиаки (не родственник Киёмаса). Но у них не было опыта хождения в открытом море, да и корабли их не были для этого приспособлены, поскольку практика японского пиратства чаще всего сводилась к набегам на прибрежные города. Кроме того, большая часть действующего японского флота состояла тогда из транспортных судов, как по назначению, так и по конструкции, а военный корабль в представлении японцев был не более чем плавучей платформой для самураев.
Но достаточно о японцах. Корейские суда, в противоположность японским, были настоящими военными кораблями, большими, быстрыми и, если верить корейским историкам, опередившими свое время лет на триста. Ибо целый ряд авторитетных исследователей упорно утверждают, что адмирал Ли командовал по крайней мере одним, а возможно, и несколькими броненосцами! То были так называемые "корабли-черепахи", гордость корейского флота. То, что такой необычный корабль, или корабли, существовали, нет сомнения; не совсем ясно только, был ли это единственный флагман или тип военного корабля. Последнее более вероятно, поскольку единственный корабль, даже такой необычной конструкции, едва ли мог действовать достаточно эффективно. Поэтому мы можем предположить, что у корейцев было несколько таких кораблей-черепах, имевших, как следует из их названия, форму черепашьего панциря. По сохранившимся описаниям можно восстановить внешний вид подобного судна. Оно было около 30 метров в длину и 10 метров в ширину, приводилось в движение посредством паруса и весел. На носу оно имело резную драконью голову, а панцирь черепахи представлял собой округлую дощатую крышу, полностью закрывавшую палубу, что затрудняло действие вражеской абордажной команды, а также давало защиту пушкарям, чьи пушки выглядывали из портов по обоим бортам судна. Мы уже говорили, что корейцам не было знакомо огнестрельное оружие того типа, который использовали японцы, т.е. аркебузы. Но порох они прекрасно знали, а корейская огневая мощь существовала в форме пушек. Пушки, которыми оснащались корабли-черепахи, были около метра длиной, стреляли они картечью или дротиками с железными наконечниками. По вражеским кораблям могли также выпускать горящие стрелы, а бомбы, подобные тем, которые использовались монголами при вторжении в Японию, по-видимому, метались из катапульт. Учитывая, что на каждом корабле имелось до сорока и более пушек, они действительно были хорошо вооружены, однако более всего корабли-черепахи примечательны своей броней. Когда корабль вступал в бой, мачта убиралась под палубу; после обстрела противника флот, очевидно, шел на сближение и пытался взять его на абордаж. Для защиты от вражеских абордажных команд "панцирь" был усеян железными шипами, спрятанными под пучками соломы. Некоторые описания идут еще дальше, утверждая, что "панцирь" был обшит железными листами. Это трудно проверить, но, вне зависимости от наличия железных пластин, корабль-черепаха превосходил все, что имелось тогда у японцев, так же, как и боевая тактика адмирала Ли превосходила японскую. Эта тактика включала использование дымовой завесы - сернистый дым, который "подобно туману" извергался из пасти драконьей головы, и построение в кильватерную колонну. Когда корейский флот приближался к противнику, левое крыло ложилось в бейдевинд, позволяя правому выдвинуться вперед: таким образом построение, что перед этим походило на обращенную назад широкую стрелу, превращалось в кильватерную колонну. Аналогичную тактику Дрейк использовал против другой армады четырьмя годами раньше. Ли извлекал пользу также из своего знания корейских фарватеров - то, с чем японцы даже не сделали попытки ознакомиться; наконец, что важнее всего, на море Ли Сунсин был единственным командиром, в отличие от своих менее удачливых коллег на суше.
