Умберто Нобиле - Крылья над полюсом
1.2. Радиоперехват Педретти
Двадцать девятого мая в 21 час, на пятый день после катастрофы, прослушав бюллетень новостей из Сан-Паоло, мы вернулись к обсуждению предложения Мариано, Цаппи и Мальмгрена. Чечони по-прежнему резко выступал против разделения, но они настаивали, говоря, что нельзя терять времени. Я не разделял их мнения и предложил новую отсрочку: дескать, поговорим об этом завтра. Как выяснилось позже, в тот же вечер в радиорубке "Читта ди Милано" произошла сцена, главным героем которой был старший сержант Педретти. В рапорте, написанном им собственноручно и представленном мне, когда я вернулся на "Читта ди Милано", говорилось:
"Вечером 29 мая я нес вахту в радиорубке "Читта ди Милано". Настроив приемник примерно на волну 33 метра, я прослушивал этот диапазон, когда в 17 часов 55 минут я вдруг услышал итальянскую речь. Я подскочил и с криком "Это "Италия"!" схватил за руку капитана Баккарани, находившегося рядом со мной. "Пиши, пиши", - сказал он мне. И я записал в журнале слова, которые слышал в тот момент: "Отвечайте по каналу 32.К". Слово "Италия", перехваченное раньше, не было написано. Капитан Баккарани помолчал в растерянности, а потом сказал: "Это станция Могадишо, которую вызывает Сан-Паоло"".
В точности того, что сообщил в этом рапорте Педретти, не приходится сомневаться, так как это подтвердили другие радисты, находившиеся тогда в рубке, и сам Баккарани.
Как уже говорилось, перехваченные слова были началом и концом нашего призыва о помощи, что признавал потом публично и Романья. Но для Баккарани не существовало сомнений: это была станция Могадишо. Чтобы удостовериться в этом, можно было бы запросить Могадишо или Сан-Паоло. Но зачем? Это была бы только потеря времени. Ведь Бьяджи мертв, он не мог радировать!..
1.3. Романья и "обезглавливание" Бьяджи
О "смерти" Бьяджи мне сообщил командир корабля капитан Романья, когда я вернулся со льдины. Я вызвал его в мою каюту, чтобы сказать о необходимости с бульшим вниманием относиться к радиограммам из палатки. Он ответил с обидой, что радиослужба всегда исполнялась наилучшим образом и что его удивило бы, если бы что-то оказалось не в порядке. Я заметил, что если бы в первые четыре-пять дней после катастрофы радисты "Читта ди Милано" сосредоточили все свое внимание на том, чтобы поймать наши сигналы, оставив на время другие дела, то 30 мая Мариано, Цаппи и Мальмгрен не вышли бы с таким плохим снаряжением в поход, не сулящий никаких надежд, на что Романья возразил:
- Но, мой генерал, если существует на свете логика, то мы были вправе полагать, и действительно так думали, что вы не могли подавать радиосигналы и поэтому слушать вас далее совершенно бесполезно.
Меня удивило это, и я спросил, где же здесь логика?
- Судите сами, мой генерал. Последняя радиограмма от вас была получена в 10 часов 30 минут. Затем вдруг наступило молчание. Мы стали рассуждать: можно ли объяснить это поломкой передатчика? Нет, дело не в этом, решили мы, потому что на борту есть запасная рация. Значит, причина молчания кроется отнюдь не в повреждении аппаратуры. Но как же объяснить тогда, что вы не смогли передать ни одного сигнала SOS? Ясно - радист не в состоянии послать их. Так мы логически пришли к выводу, что Бьяджи мертв.
- И отчего же это случилось?
- Судите сами, мой генерал: мы думали, что Бьяджи высунулся в иллюминатор радиорубки, и пропеллер, сорвавшись, нанес ему смертельный удар в голову.
Уверенность в смерти Бьяджи пустила такие глубокие корни в сознании Романьи, что ничто не могло его разубедить, даже то, что случилось в радиорубке вечером 29 мая.
Как командир нашего базового корабля, он должен был по крайней мере отправить потерпевшим бедствие радиограмму примерно такого содержания: "Этим вечером в 17 часов 55 минут был услышан фрагмент вашего сигнала SOS. Завтра в установленные часы мы постараемся создать возможно лучшие условия для связи с вами".
Совершенно очевидно, что, если бы в тот самый вечер или на следующее утро обитатели красной палатки получили бы такую радиограмму, все было бы совсем иначе. Цаппи, Мариано и Мальмгрен не стали бы возвращаться к разговору о том, что надо разделиться на две группы, и судьба потерпевших бедствие на "Италии" была бы иной. Мальмгрен не погиб бы в том безнадежном походе, а Мариано не ампутировали бы ногу. Цаппи же не был бы потом так жестоко оклеветан прессой. И все девять человек, потерпевших бедствие, остались бы вместе, облегчив помимо всего прочего задачу спасателей. И наконец, братские узы, которые установились между ними после катастрофы, обрели бы такую силу, что ничто и никто не мог бы их разрушить, что, к сожалению, случилось, когда мы вернулись на родину.
2. ПОИСКИ ВСЛЕПУЮ
Альпийские стрелки и альпинисты в походе. Норвежская экспедиция. Экспедиция на "Браганце". Подготовка авиаэкспедиций в Италии и Швеции
2.1. Альпийские стрелки и альпинисты в походе
Последняя радиосвязь между "Италией" и "Читта ди Милано", который стоял на якоре в Кингсбее, была 25 мая в 10 часов 27 минут, когда судовые радисты сообщили последний пеленг-направление, по которому наиболее четко прослушиваются сигналы, передаваемые дирижаблем.
Как уже говорилось раньше, по этим сведениям на карте района можно было провести прямую, на которой находился дирижабль в тот момент, но нельзя было точно указать, на каком он расстоянии от Кингсбея: об этом приходилось судить лишь приблизительно по интенсивности сигналов.
Вместе с тем последние данные показывали, что "Италия" отклонилась от меридиана, проходящего через Кингсбей, на 34 градуса. Баккарани не принял в расчет сильный юго-западный ветер, который в последние часы дул нам навстречу, и то, что дирижабль в течение какого-то времени был предоставлен воле ветра. Мы находились вдвое дальше от Ню-Олесунна, чем полагал Баккарани.
Итак, после названного радиосеанса всякая связь с "Италией" прекратилась. Молчание затягивалось, и на "Читта ди Милано" начало расти беспокойство. Оно перешло в тревогу. Когда и 26, и 27 июня от нас также не поступило никаких вестей, Романья телеграфировал посланнику Италии в Норвегии графу Сенни и просил его как можно скорее зафрахтовать китобойное судно "Хобби" [102], а также организовать авиационную спасательную экспедицию. Он указывал, что дирижабль упал, вероятно у северной оконечности полуострова Ню-Фрисланн, расположенного на 79° с. ш. и 15°30' в. д., неподалеку от мыса Вергелен.
Основываясь исключительно на предположении, что из-за тумана "Италия" могла врезаться в горные вершины полуострова, первые поисковые группы направились вдоль побережья. Чтобы подойти к нему как можно ближе, "Читта ди Милано" 27 мая в 9 часов утра снялся с якоря, взяв курс на север.
На борту судна были капитан альпийских стрелков Дженнаро Сора с семью стрелками и один альпийский артиллерист, ранее направленные генерал-инспектором альпийских стрелков Оттавио Цоппи в мое распоряжение. На "Читта ди Милано" находились также два молодых инженера - Данни Альбертини и Серджио Маттеода, храбрые альпинисты, которые поднялись на борт судна 19 апреля, когда оно отходило из Бергена. С просьбой принять их на "Читта ди Милано" ко мне обратился Итальянский альпинистский студенческий клуб, членами которого они являлись.
Вечером 28 мая, миновав бухту Магдалены, судно бросило якорь южнее острова Данскёйа в Сёргатете - проливе между островом Данскёйа и западным берегом Шпицбергена (79°30' с. ш. и 10°30' в д.), за Блуффходеном, мысом на южном берегу Сёргатет (79°30' с. ш. и 11° в. д.).
На берегу виднелась хижина, где, по словам полярного летчика, находившегося на борту "Читта ди Милано", жил охотник на тюленей по фамилии Крамер. Он вышел на звук корабельной сирены, размахивая тряпкой, как флагом. Вскоре он подплыл к судну на маленькой парусной лодке, поднялся на борт по веревочной лестнице с длинным ружьем на плече, одной рукой прижимая к себе собаку.
Я описываю этого человека таким, каким он показался тогда Альбертини: "Очень, даже слишком высокий. Похожее на пергамент морщинистое лицо, живые глаза цвета небесной голубизны, острая, как кинжал, бородка, грубоватый, высокомерный, немного нервный, но чрезвычайно симпатичный".
"Жердь - красная борода", как охарактеризовал его позже Бьяджи. Он был таким долговязым, что стоя едва не задевал головой потолок хижины, высота которой была лишь метр девяносто сантиметров...
Крамер, отлично знавший северные берега Шпицбергена, остался на борту, чтобы помочь в поисках. В тот же вечер "Читта ди Милано" снова вышел в море, но из-за состояния льда вынужден был вернуться назад в Сёргатет, бросив якорь напротив хижины Крамера. Здесь командование судна решило высадить поисковый десант в состав которого вошли Крамер (он был проводником) Альбертини, Маттеода, два горных стрелка - старший сержант Сандрини и рядовой Педротти. Они получили задание произвести разведку северных берегов Шпицбергена. Корабль же пока возвращался в Кингсбей.
