Колин Тернбулл - Человек в Африке
Оно пыталось выйти из затруднения гуманным путем, создав комитет помощи голодающим и великодушно предложив переселить людей в те районы, где возможно земледелие, но до сих пор правительство не нашло решения проблемы. Власти могли бы принять единственное кажущееся разумным решение, признав тот факт, что при нынешнем состоянии общества ик попытка расселить этот народ (даже разделив «семьи» при невозможности сохранить их едиными) не представляет акта насилия. Но если бы правительство провело это в форме военной операции (а иного выхода почти наверняка не было), то иностранная печать, политические деятели, ученые и обыватели — все начали бы кричать о бесчеловечном правительстве. Однако такими мерами удалось бы спасти ик хотя бы в качестве отдельных индивидов от нынешней трагедии, а новорожденные дети получили бы возможность расти в человеческих условиях, правда, может быть, и не под именем ик.
Примерно такая же, но намного менее острая проблема стоит перед правительством Республики Заир в отношении пигмеев-мбути из лесов Итури. Здесь проблема совсем иного свойства — она вызвана не нуждой, а сверхизобилием и связана с той общественной системой, которая и сейчас удовлетворяет потребности лесных жителей, обеспечивает их существование и ни в коей мере не противостоит новому государству. Проблема отличается и тем, что, если бы интегрировать пигмеев в нацию в качестве ее трудолюбивой продуктивной и ответственной общины, это открыло бы широкие возможности использования социальных и экономических традиционных ресурсов.
Сходство же заключается в том, что правительства Заира и Уганды состоят из людей, получивших образование в колониальных школах и зараженных вследствие этого колониальной психологией, не чувствующих никакой симпатии к традиции и считающих, что традиция враждебна идее нации и прогрессу. Прогресс они понимают в западном смысле этого слова. Страна глубоко втянута в сферу международной экономики и политики, и нужно полагать, что она еще долго будет следовать за Западом, в каком бы направлении Запад не двигался.
Беда еще и в том, что правительству заранее навязали представление о прогрессе, а народ тоже требует прогресса. Если даже сам Запад сейчас не очень уверен, что понимать под прогрессом, то ясно, что эти сомнения еще не коснулись умов многих африканских лидеров, мыслящих понятиями колониальной эпохи. Они переняли моральные доктрины своих колониальных учителей, и теперь многие из них, а может быть, и все они открыто стыдятся своих «отсталых» народов, особенно в том случае, если эти народы не знают одежды.
Так, например, глава танзанийского государства Джулиус Ньерере открыто ведет борьбу против наготы и пытается заставить масаев носить брюки. Правительство Уганды также воюет против наготы каримоджонгов, причем это совпало с периодом, когда западный мир обнаружил, что нагого тела никак нельзя стыдиться. Печально, что энергия и деньги расходуются на удовлетворение ханжества, но еще трагичнее, что африканцы с их традиционной близостью к природе, с таким богатым наследием, с таким жизнеутверждающим гуманизмом и такой жизнеспособной формой общества могут стать столь мелочными и игнорировать существующие широкие потенциальные возможности.
Политика многих африканских лидеров чаще диктуется «усвоенными» ими моральными принципами Запада, а не нуждами и желаниями народов, и в своем стремлении поскорее придать западный облик стране они устанавливают стандарты, которые народ не желает и не приемлет. Изменения — это не единый, цельный процесс, так же как понятие прогресса далеко не абсолютно. Разумное и осмотрительное введение современной техники и творческое видоизменение традиционной культуры — вот какие концепции должны определять представление африканцев о государстве и нации.
Заир находится на особом положении, и никто не может предсказать, как обернутся здесь события, но, возможно, что именно от Заира зависит, будет ли существовать Африка или она превратится во второй Кони-Айленд[44]. Ужасающие дефекты бельгийской колониальной системы и отсутствие солидной образованной элиты могут оказаться даром небесным для Заира. Когда бывшее Бельгийское Конго завоевало независимость, в стране (размером почти с Индию) было немногим больше десяти выпускников университетов. Но это также означало, что в стране было немногим больше десяти людей, зараженных колониальной психологией. Только выдающийся человек, получив колониальное воспитание, мог избежать уготованной ему судьбы и суметь вернуть себе родные африканские черты. Нepy оплакивал судьбу, признавая, что английское образование способствовало его возвышению как лидера индийского народа, но оторвало его от этого народа. Для контакта с народом ему был нужен Ганди. Так же страдал и Кваме Нкрума, хотя ему успешнее удалось вернуть себе африканскую индивидуальность. Ьсли бы он полностью восстановил свою африканскую психологию, могло бы быть предотвращено его падение.
Но лидеры и администрация Заира — это в большинстве своем военные с минимумом западного образования и максимумом африканских черт или же люди, получившие зачатки школьного образования в миссионерских школах, а эти школы (какие бы ни были у них недостатки) не внушали учащимся, что их целью в жизни должны быть успехи на экономическом или политическом поприще, и не отрывали их от родины. Католические миссии, которых, к счастью, было много в Заире, особенно хорошо понимали и ценили традиционные африканские моральные принципы, и, хотя они не могли создать элиты с университетским образованием, они готовили и готовят сейчас большой контингент образованных людей, остающихся настоящими заирцами.
Там, где колониальные власти более усердно «обучали туземцев» (несмотря на недовольство других британских восточноафриканских территорий, в протекторате Уганды существовала прекрасная школьная система и замечательный университет для всех восточноафриканцев), их усилия принесли намного меньше пользы для дальнейших судеб этих стран. Такая система образования, как и всякие пересадки чужого организма, могла принести пользу на какое-то время, но процесс отторжения уже кое-где начался. В других случаях, казалось бы, пересаженный орган и прижился, вред принесен, и чужеродный орган теперь можно удалить только хирургическим путем. В Уганде школьную систему все более успешно приспосабливают к угандийским условиям, и новое поколение элиты может оказаться более африканским и угандийским, чем поколение отцов, и, наверное, найдет правильный путь решения проблем ик и нагих каримоджонгов. Но пока что психология лидеров сохраняет черты колониального прошлого.
Позиция правительства Заира двойственная. Оно сознает, что слишком поспешно следовать за Западом опасно, но не может отказаться и от выгоды, которую сулит этот путь. Оно зачаровано западным образом жизни, хотя неразрывно связано с сердцем Африки и понимает, что образ жизни его собственного народа намного жизнеспособнее и доставляет большее удовлетворение людям.
Столкнувшись с проблемой 35–40 тысяч полунагих пигмеев, обитающих в лесах Итури и ничем не помогающих строительству нового государства, которое для них тоже ничего не делает, национальное правительство проявило интерес к этому сегменту населения страны и заявило, что оно озабочено будущим пигмеев. Оно не давало никаких пышных обещаний. Но среди местных администраторов нашлись менее разумные люди, которые восприняли заинтересованность правительства как его намерение цивилизовать пигмеев, как и всех остальных, заставить их отказаться от примитивной жизни в лесу, носить одежду и вместо охоты мотыжить землю. Они хотели переделать пигмеев по собственному подобию, и, поскольку ни один из местных администраторов не принадлежал к охотничьему племени, все они хотели — и считали это правильным — превратить пигмеев в земледельцев. Так они представляли себе прогресс.
Другие, не понимая, какую богатую, здоровую и полную изобилия жизнь ведут мбути в лесу, истолковали заявление правительства как желание «помочь» пигмеям, вытащить их из этого «тяжелого» окружения, где они, дескать, живут в страхе и нищете, и предоставить им все преимущества легкой и обеспеченной жизни. Были внесены несколько официальных и неофициальных проектов, которые должны были вырвать пигмеев из нищеты, или цивилизовать их, избавив от невежества, или просто заставить их вносить вклад в общее дело национального процветания с помощью земледелия, что по сути дела могло привести к обнищанию всего района.
Результаты были катастрофические. Как только пигмеев начали цивилизовать и повели по пути прогресса, они поняли, чем это им грозит, И все бежали обратно в лес. К счастью, эксперимент распространялся лишь на немногих пигмеев, но и то, когда их попытались поселить в постоянных деревнях, это привело к болезням и смерти, так как проверенная в лесных условиях система гигиены оказалась совершенно непригодной для оседлой жизни в деревне. Точно так же общественная организация, отвечавшая условиям кочевой охотничьей жизни, оказалась абсолютно неэффективной в новых условиях, и пигмеи стали сварливыми, аморальными (как по их стандартам, так и по обычным крестьянским стандартам), вороватыми и жуликоватыми паразитами. Они катились вниз по примеру ик, так как не могли выжить в том новом мире, в который их зашали.
