Рокуэлл Кент - Саламина
Когда Арнакуне наконец уходила, ангакок вызывал Атдлернакуне (подземного духа). Этот совсем не страшен.
В числе духов-помощников ангакока был большой каяк - точнее, только передняя часть его. Этот каяк применялся в тех случаях, когда кто-нибудь из сыновей ангакока плыл во время бури на каяке и нуждался в помощи.
В числе духов-помощников был также айсберг. Если ангакок хотел, чтобы его дух, Митатдлуссокуне, явился в дом, то тушил свет, уходил в дальний угол комнаты и бил по шкурам. Затем внезапно становилось светлее и мясо на шкурах начинало греметь. Ангакок показывал Митатдлуссокуне крыло сокола, поседевшего от старости.
Арналуак была единственной дочерью в семье. Она, бывало, рассказывала о громадном женском духе своего отца, Арнакуссуане: как этого духа впускали, когда дети сидели под нарами, и как взрослые чуть не умирали от страха.
Это было ужасно".
XLIV. СТАРАЯ И НОВАЯ ВЕРА
Однажды зимней ночью, во время бури, в самое темное время года, в маленьком обществе, сидевшем у меня вокруг стола, освещенного светом лампы, почему-то зашел разговор об ангакоках. Ах, да, я, кажется, баловался с монеткой; да, так оно и было. Я проделал какой-то простой маленький фокус, проделал один раз и, как ни странно, удачно. У меня хватило ума остановиться на этом. Все присутствующие были в изумлении. И тут мы заговорили об ангакоках, колдунах этого племени.
- Может быть, и вы ангакок? - спросил один из гостей.
- Может быть, - ответил я и многозначительно улыбнулся.
- Мой дед, - продолжал я, так как меня определенно слушали с интересом, - был ангакоком у американских индейцев. Их бог - Торнарсук, хотя называют они его другим именем. Хоть я сам никогда не занимался магией как ангакок, но Торнарсук дал мне "торнака" (торнак - дух-хранитель), а дед дал мне "арнаук". Мой дед также обучил меня тайнам своего дела.
- У вас есть арнаук? Покажите его нам! - закричали все женщины. Их было три: Маргрета, Саламина и случайно зашедшая Регина.
Замечу, что две из них были исключительно просвещенные женщины, обладавшие недюжинным природным умом, а у Регины вполне хватало времени проникнуть в тайны белого ангакока - Троллемана. Что касается мужчин, Рудольфа и Абрахама, то они или шутили вместе со мной, или сомневались во мне, или думали, что это, может быть, правда. Но это неважно. Во всяком случае, мы, мужчины, были заодно, все мы получали удовольствие от беспринципного эксперимента над женской верой. По-видимому, стоит только поскрести гренландца, и вы обнаружите язычника, потому что, продолжая с должной драматической серьезностью играть свою роль, я через несколько минут заставил женщин смотреть на меня с самым лестным для меня выражением почтения и страха. Если б я захотел, они были бы готовы визжать в припадке ужаса. Мои немногочисленные слова и действия производили на женщин глубокое впечатление. Они сидели, прижавшись друг к другу, глядя на меня, и стоило мне только бросить на них дикий взгляд, как они отодвигались в страхе. Женщины боялись и были зачарованы, умоляли показать им мой арнаук или амулет, спрятанный, как я им сказал, у меня под одеждой. Они ни в чем не сомневались и, желая увидеть чудо, проявляли детское любопытство. Регина просила меня хоть когда-нибудь показать ей арнаук и научить ее колдовать (бог знает, во что бы она превратила своего мужа!).
- Хорошо, - ответил я ей, - но будь готова к возможным последствиям. Я знал таких, кто, просто взглянув на арнаук вроде моего, потерял все волосы. У одной женщины отнялась левая рука.
Регина содрогнулась.
- Может быть, - сказала она смущенно, - если б я уже побывала в Дании, то рискнула бы. Но не могу же я ехать туда без волос.
После этого вечера в течение нескольких дней мне пришлось возиться с перепуганной женщиной. На меня свалилась масса мелких дел. Я спускался в погреб, когда нужно было оттуда что-нибудь достать, сопровождал Саламину каждый раз, как она выходила из дому по делу, если на улице было темно. Она боялась не меня, потому что я сразу же постарался избавиться от деда, который доставил мне много хлопот, а того сверхъестественного мира, в который все еще верила, несмотря на свой острый здравый ум и воспитание, полученное у "иконоборца" дяди Енса. Я только потревожил прошлое. Оно живо для большинства гренландцев.
Гренландцы верят в Торнарсука - верховного демона, правителя их древнего мира духов, по обиталищу которого люди ходят. Они верят в "кивигтоков" - людей, которые бежали из поселков и как демоны живут в горах; в "игаглидитов" - диких бесов, обитающих в глубинных районах страны, которые бродят там, пожирая гниющую падаль; в "эркигдлитов" полулюдей-полусобак. Однажды ночью в лагере под Умиамиако от страха перед ними Саламина жалась ко мне. Эркигдлиты были когда-то людьми, кровосмесительным племенем, потомками убийцы, который вместе со своей женой бежал от мести в эту покрытую льдами местность. Кивигтоки, эркигдлиты - эти дикие, ненавидящие людей существа, эти таинственные обитатели Умиамиако казались гренландцам настолько реальными, что власти организовали обследование области с самолета в лето от рождества Христова 1932-е. Были обнаружены следы полозьев саней, стрелы, следы ног: если люди хотят верить, то уж доказательства найдутся.
Гренландцы верят в "атдлитов" - безносые существа, похожие на русалок, но только мужского пола, которые заманивают и губят охотников на каяках. Гренландцы верят в ведьм и могущество их наговоров. Рудольф однажды в шутку ущипнул за щеку маленькую Ане. Болета, старуха, о которой говорили, что она ведьма, увидела это и, неправильно истолковав поступок Рудольфа, прокляла его руку. И действительно, вскоре рука Рудольфа стала болеть. Она беспокоила его несколько месяцев.
- Может быть, Болета и не виновата, - сказал Рудольф, - не знаю.
Чтобы дети вели себя хорошо, матери гренландки пугают их духами Торнарсука. Многие взрослые девушки, просвещенное младшее поколение, не выходят одни на улицу в темное время.
Но что из этого? Что, если они действительно верят в демонов, троллей, бесов, ведьм, во всю адскую компанию, в которую верят язычники? И мы, даже в период расцвета христианства, верили во все это. Такая вера противоречит христианской теологии не более, чем богатство христианской морали. Никто не понимал этого лучше, чем Ганс Эгеде, первый апостол истинной веры в Гренландии. Он подтвердил верования гренландцев. Торнарсук со своими духами был как будто специально изготовлен по заказу для христианской веры: это были "силы тьмы". Ганс Эгеде учил эскимосов смотреть с отвращением и ненавистью на их древних богов-демонов, отвернуться от них, но не переставать верить в них. Веря в них и сейчас, гренландцы боятся их, как они боятся бури, насилия и смерти. Христианский бог милосерден - значит, нестрашен, следовательно, о нем и не думают. Кроме того, бог был не слишком добр к гренландцам. Народ, живущий на безлесной голой полоске суши, окружающей материк льда, тщетно будет разыскивать в священном писании упоминание о материальных благах, которые даровал ему бог. Присутствие бога здесь не ощущается. Это делает Евангелие несколько нереальным. Может быть, бог здесь не живет?
У ранних христиан было достаточно оснований обожествлять того, кто произнес Нагорную проповедь, и поклоняться ему. Массы, попираемые жестокой аристократией, эта проповедь научила уважать свою бедность и находить в ней и в непротивлении ключи к небесным радостям, которых они лишены на земле. Такое же влияние могла бы оказать эта проповедь и на гренландцев. В ней можно было бы сказать им: "По образу жизни своей вы - божьи дети. Верьте только в бога, и надежда оживит ваши души и даст вам счастье". Но апостол Ганс родился в восемнадцатом веке и финансировался купцами. Он пришел, держа в каждой руке по завету - старый и новый: старый - Нагорная проповедь, новый - гроссбух. В одном завете были обещания, в другом наличные. Один завет призывал: "Не заботьтесь о завтрашнем дне, раздайте свои богатства бедным, будьте бедными". В другой проповедовалось: "Живите бережливо, работайте усердно, копите деньги и богатейте". Церковь и торговля отлично соединялись в апостоле Гансе. Они и сейчас делают бизнес рука об руку: поэтому Евангелие немного нереально. Но гренландцы христиане и ходят в церковь.
Когда в воскресное утро дурачок Ери Меллер в третий раз берется за узловатую потрепанную веревку от рыбачьей снасти, свисающую с маленького церковного колокола, и вызванивает последний призыв к службе, народ собирается. Жители высыпают из всех домов, разодетые в пух и прах, и гуськом входят в церковь. Деревянная церковка с трудом вмещает всю эту толпу. По одну сторону прохода сидят мужчины и мальчики-подростки, по другую - женщины и маленькие дети. В стенах по обе стороны - большие окна, но народ смотрит только налево, где за окном море, далекие горы и синее небо. И свежий воздух: внутри душно. Все кашляют.
