Лоуренс Рис - Нацисты: Предостережение истории
Рассказав о повсеместных кражах и массовых расстрелах, Альберт Шнайдер признался, что изнасилования также были для немецких солдат обычным делом. Многие из них сегодня утверждают, что не приставали к местным женщинам – в первую очередь потому, что считали их представительницами низшей расы. Подобные действия должны были расцениваться как «расовые преступления» и серьезно караться. Но последнего на памяти Шнайдера никогда не случалось. Он видел, как один из его товарищей затащил какую-то русскую женщину в сарай, а потом слышал, как несчастная кричала, пока ее насиловали. Потом немец хвастался своими победами на личном фронте перед сослуживцами: «Ну, я ей показал!»
«Но это был не единичный случай, – вспоминает Шнайдер. – Женщин в одной только этой деревне насиловали несколько раз… Мы все знали, что такое происходит сплошь и рядом. Но никто и слова против не сказал… Однажды я спросил нашего сержанта, почему допускаются такие страшные вещи. А он ответил: “Потому что иначе пол-армии попало бы под трибунал!” По-моему, ответ исчерпывающий».
Таким образом, гражданское население оккупированных территорий подвергалось безнаказанным репрессиям и насилию со стороны любой немецкой военной структуры: армии, СС, айнзатцгрупп, либо гражданской администрации, находящейся под управлением фанатичных расистов вроде Коха. Все они несут ответственность за немыслимые страдания целого народа и укрепление движения сопротивления германской оккупации.
Со своей стороны, еще в самом начале войны, 3 июля 1941 года, Сталин выступил с призывом создавать партизанские отряды и разжигать партизанскую войну против немцев. В тот день он произнес в своей знаменитой речи следующие слова: «В захваченных районах [необходимо] создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия».
Реакция Гитлера на призыв Сталина показательна: «Сейчас русские издали указ о партизанской войне в нашем тылу. Эта партизанская война имеет и некоторые преимущества для нас, – объявил он, – она дает нам возможность уничтожать любого, кто выступит против нас»16. А это означало, что страдания местного населения на оккупированных советских территориях только усилятся. Поскольку ни Гитлер, ни Сталин не руководствовались никакими моральными принципами, то солдаты их армий следовали примеру своих идеологических вождей – как советские партизаны, так и германские войска, пытавшиеся их выследить. В большинстве партизанских войн одна из сторон попросту пытается сохранить статус-кво, как это делали, например, американцы во время вьетнамской войны. В этой же войне ни одна сторона делать этого не хотела: немцы хотели построить на оккупированных территориях свою новую расовую империю, тогда как советские партизаны хотели не только сокрушить немцев, но и навязать свою волю местному населению. Попутно эти советские отряды также истребляли «пособников немцев», чтобы напомнить местным, что сталинский террор распространяется даже на оккупированные немцами территории.
Партизанское движение развивалось неравномерно17. На первом этапе развития, который пришелся на период с момента объявления войны до весны 1942 года, движение терпело неудачи. Несмотря на призывы Сталина, Советский Союз не был готов вести партизанскую войну. В концепции «активной обороны», согласно которой «части прикрытия обеспечивают отмобилизование, сосредоточение и развертывание главных сил Красной Армии, которые затем переходят в решительное наступление с переносом военных действий на территорию противника», партизанская война не имеет никакого смысла. А из-за своей врожденной подозрительности Сталин изначально враждебно относился к тому, что небольшие отряды вооруженных людей станут действовать за линией фронта в тылу врага, слишком далеко от управления из Москвы. Это, а также то, что во многих районах страны в первые месяцы войны многие верили в победу немцев и, подобно Алексею Брысю, надеялись, что немцы окажутся более добрыми завоевателями, служило причиной недостаточной поддержки советских партизан со стороны местного населения. Массовые немецкие карательные акции, направленные против партизан, в начале 1942 года, такие как например, операция «Ганновер», значительно снизили партизанскую активность, которая в этот период достигла самой низкой точки спада. Но благодаря поддержке Сталина и вере в то, что немцы в конце-концов могут потерпеть поражение в этой войне, движение начало набирать силу. Точное количество советских партизан, участвовавших в освободительной борьбе против немецких оккупантов, установить крайне сложно18. Согласно одному из последних подсчетов, в конце 1941 года партизанское движение насчитывало около двух тысяч отрядов, что составляет в общей сложности семьдесят две тысячи партизан. К лету 1944 года это число возросло уже до пятисот тысяч. (Связь партизан с Москвой была нерегулярной, ведь бо́льшую часть войны девяносто процентов партизан не поддерживали радиосвязь со своей стороной).
Михаил Тимошенко был одним из советских партизан, членом особого отряда НКВД. Он воевал с немцами и «предателями» среди гражданского населения, находившегося на оккупированных территориях, с беспощадностью, которая наверняка пришлась бы по нраву советскому вождю. Если его отряду удавалось захватить немецких пленных, то он, как правило, отдавал приказ их расстрелять. «А что еще с ними было делать? – недоумевает Тимошенко. – Отпустить их на свободу, чтобы они снова взяли в руки оружие и вновь принялись нас убивать?» Он никогда сам не назначал непосредственных исполнителей приговора – на эту миссию всегда вызывались добровольцы. «Знаете, мы все считали немцев своими заклятыми врагами, которых нужно истребить, – поясняет Тимошенко. – Поймите, дома наших бойцов – вместе с их родителями – сожгли немцы. Они хотели отомстить»19.
Для тех, кто остался за линией фронта, самой насущной проблемой стала базовая человеческая потребность – пропитание. Партизанам изредка сбрасывали с воздуха небольшие запасы провианта, но большую часть времени им все же приходилось питаться за счет местного населения или отбирать провизию у немцев. Тимошенко всегда забирал у убитых им немцев пайки, «особенно, если они принадлежали к дивизиям, прибывшим из Европы, потому что в их пайках всегда были ром и шоколад. Иногда даже салями находили! У них было полно еды, а нам нужно было питаться, чтобы не помереть с голоду».
Когда поблизости не было немцев, на которых можно было устроить засаду, партизаны брали еду у местных крестьян. А это могло стать основной причиной конфликтов. Иван Тресковский был еще подростком, жил со своей семьей в обветшалом доме на окраине села Усяжа, в белорусской глубинке. Он вспоминает, как спрятался на чердаке и слышал, как партизаны наведались к его отцу: «Они были пьяны в стельку! – рассказывает он. – Забрали сало, кур, одежду. Отнесли потом все в соседнюю деревню и продали или обменяли на водку – вот чем они занимались». Однажды зимой 1942 года он слышал, как партизаны кричали на его отца, требуя, чтобы тот вынес им сала, иначе они его убьют. Для местных жителей этого района жизнь обернулась настоящим кошмаром, полным террора и насилия. Каждый день они боялись, что придут немцы, а каждую ночь боялись, что придут партизаны.
Хотя партизаны действительно подрывали немецкие линии коммуникации, но гораздо большее влияние они оказывали на жизнь местного населения на оккупированных территориях. Сам Сталин санкционировал партизан убивать всех, кто пособничал немцам. Михаил Тимошенко признает, что он и его партизаны действительно убивали всех, кого они подозревали в «пособничестве»20. Благодаря расстрелам «предателей» он стал известен настолько, что в немецких пропагандистских газетах появилась на него карикатура с надписью: «Это – командир партизан, который истребляет все, что попадает ему в руки: крадет коров и грабит колхозы». Тимошенко помнит, что на этом рисунке его руки изобразили «по локоть в крови». Он считал это обвинение «несправедливым»: «Они там написали, что я убивал предателей. Да, иногда нам действительно приходилось это делать. Мы расстреливали всех тех, кто сотрудничал с немцами. Но там ведь написали, что я убивал и тех, кто не хотел отдавать мне свой скот. А это уже, конечно, полная бессмыслица».
Такие партизанские отряды устанавливали повсюду свои собственные законы, но Тимошенко объясняет убийства тем, что сам Сталин хотел, чтобы так поступали с теми, «кто утратил веру в победу Советского Союза». Итак, если Тимошенко подозревал, что кто-то из крестьян «предатель», то ночью отправлял к нему в дом двоих людей. Они допрашивали несчастного, чаще всего убеждались в его виновности, а затем расстреливали. «Судов тогда не было, – рассказывает он. – Не было власти, выше моей… Это действительно был террор, но террор против негодяев».
