Н Бухарин - О характере нашей революции и о возможности победоносного
Не социализм строят русские большевики, а унаваживают почву для расцвета нового капиталистического строя, - таков итог анализа нашей революции, данного международной социал-демократией. В России - незрелые капиталистические отношения, это - полуазиатская страна, соответствующие классовые отношения которой находят свое выражение в колоссальном числовом перевесе крестьянства; пролетариат плавает, как муха, в крестьянском молоке, и этот пролетариат-муха, поставленный перед слоном-крестьянином, не может проделать никакой коммунистической революции. Гиря крестьянства тянет все сильнее, эта гиря и решает вопрос о характере русской революции. И какие бы маскарадные костюмы ни надевали на себя активные деятели русской революции, какие бы лозунги ни выдвигали, что бы ни придумывали, - все равно: в конце концов, так или этак, вопрос будет решать крестьянство. Единственный смысл всей революции есть укрепление частной собственности крестьянства. Объективный смысл крестьянской революции есть не что иное, как раскрепощение крестьянства от феодальных пут.
Это и определяет буржуазный характер русской революции. Таков "отзыв"
международной социал-демократии.
Теперь нелишне будет взглянуть на наших соотечественников, русских меньшевиков.
Они рассуждали тоже примерно так, как рассуждали их западноевропейские коллеги.
Возьмем такого классика русского меньшевизма, как Георгий Валентинович Плеханов, который теоретически был наиболее последовательным. В свойственном ему стиле, с "книжной простотой" оценивая характер нашей революции, он писал: "Маркс прямо говорит, что данный способ производства никак не может сойти с исторической сцены данной страны до тех пор, пока он не препятствует, а способствует развитию ее производительных сил. Теперь спрашивается, как же обстоит дело с капитализмом в России? Имеем ли мы основание утверждать, что его песенка у нас спета, т. е.
что он достиг той высшей ступени, на которой он уже не способствует развитию производительных сил страны, а, наоборот, препятствует ему. Россия страдает не только от того, что в ней есть капитализм, но также от того, что в ней недостаточно развит капиталистический способ производства. И этой неоспоримой истины никогда еще не оспаривал никто из русских людей, называющих себя марксистами" ""20"". А в открытом письме петроградским рабочим от 28 октября 1917 г. Г. В. Плеханов приводил и другие аргументы. Он писал: "В населении нашего государства пролетариат составляет не большинство, а меньшинство. А между тем он мог бы с успехом практиковать диктатуру только в том случае, если бы составлял большинство. Этого не станет оспаривать ни один серьезный социалист"
""21"".
Или вот мнение по этому же вопросу уже упоминавшегося П. П. Маслова, бывшего в то время ортодоксальным меньшевиком: "Рабочий класс в России не может взять на себя организацию производства, потому что он представляет собою меньшинство населения страны. Другие классы даже численно значительно преобладают" ""22"".
Или в другом месте: "Происходящая революция, будучи буржуазной революцией, т. е.
сохраняющей все основы капиталистического строя, может вместе с тем быть - и неизбежно будет - социальной революцией, которая повлечет значительный сдвиг экономических отношений не в сфере организации производства, а в сфере распределения национальных доходов между разными классами" ""23"" (т. е. рабочие будут немножко больше получать, а крестьяне будут немножко меньше облагаться налогами и т. д.).
Так писали столпы меньшевизма, лучшие меньшевистские идеологи, еще в начале революции, давая характеристику этой революции как революции необходимо и неизбежно буржуазной.
Отсюда понятно, что по мере того, как все дальше и дальше шла развязка событий, как все прочнее и прочнее становилась власть большевиков, как все тверже и тверже чувствовал себя авангард пролетарской диктатуры, в конце концов должна была зазвучать - и, действительно, все настойчивее и настойчивее стала звучать - нотка о неизбежности большевистского перерождения.
Если сначала резче и громче звучала нота о неизбежной неудаче, о гибели большевиков, то во второй период, поскольку большевики уже закрепились у власти, все громче и громче зазвучало другое: большевики удерживаются, но большевики уже не те; большевики укрепляются, но они перерождаются под влиянием крестьянской стихии. Иначе и быть не могло: кто признает буржуазный характер за нашей революцией, тот, естественно, до укрепления Советов должен был вопить о неизбежной неудаче пролетарского переворота, а после укрепления неизбежно должен был заговорить о перерождении.
Эту нотку необыкновенно хорошо выразил Далин, один из видных меньшевиков вообще, один из теоретиков вымирающего меньшевизма - в частности. В своей книге "После войн и революций" он пишет: "Нужно понять смысл событий, нужно сорвать маскарадные одежды. Нужно смыть краски и белила; судить не по словам, а по делам; не по намерениям, а по итогам. Нужно понять объективный смысл революции"
""24"". А этот "объективный" смысл революции вот в чем: "Та революция, которую переживает Россия вот уже пятый год (писано в 1922 году.- Н. Б.), с самого начала была и остается до самого конца буржуазной революцией" ""25"". Ставится вопрос: "Почему таков итог коммунистической революции?" И дается ответ: "Потому, что интересы крестьянства решали судьбу всей политики" ""26"".
В этом же отношении интересна позиция уже цитировавшегося нами Либера, этого махрового правого меньшевика. Вот что писал Либер в той же брошюре, обобщая свои мысли о невозможности социализма в России: "...для нас, "непереучившихся"
социалистов, не подлежит сомнению то, что социализм, прежде всего, может быть осуществлен в тех странах, которые стоят на наиболее высокой ступени экономического развития,- Германия, Англия и Америка - вот те страны, в которых прежде всего есть основание для очень крупных победных социалистических движений (это в Америке-то "прежде всего" "есть основания для очень крупных победных социалистических движений"! - Н. Б.). Между тем с некоторого времени у нас развилась теория прямо противоположного характера. Эта теория не представляет для нас, старых русских социал-демократов, чего-либо нового; эта теория развивалась русскими народниками в борьбе против первых марксистов"
""27"". Значит, большевизм это есть народническая теория, в борьбе с которой развивался русский марксизм. (Как тут не вспомнить "новейшие" упреки в "комнародничестве"!) Но и этого недостаточно нашему "мыслителю". Нужна еще более компрометирующая марка для представителей большевизма. Народников г. Либеру маловато. Поэтому он "углубляет" постановку вопроса и пишет: "Эта теория (большевистская теория. - Н. Б.) очень старая; корни ее - в славянофильстве"
""28"".
Своеобразно, но в том же основном стиле решал вопрос о характере нашей революции А. Богданов. Большевики захватили власть, использовав слабость буржуазии после войны, которая (буржуазия) обанкротилась. Захват власти, осуществленный при помощи солдатчины, ни в какой мере не является началом социалистической революции: пролетариат еще не дозрел до социализма, а крестьян - большинство.
Поэтому-то государство, которое создают большевики, отнюдь не есть государство пролетариата. Это государство технически-организаторского слоя, интеллигенции, которая сложилась теперь, как класс. Если даже в субъективные намерения большевиков и не входило создание такой власти, то объективно их роль сводится к строительству оригинального государства, во главе которого стоит новый класс, окончательно сконсолидировавшийся в огне революции. Подвергаясь чиновничьему, бюрократическому перерождению, выходцы из пролетариата сами превращаются в составные части этого нового класса. Объективная невозможность социализма и здесь сказала свое решающее слово, вопреки субъективным иллюзиям самих агентов революционного процесса.
Заслуживает быть отмеченным, что и Базаров, который не раз выступал литературным близнецом Богданова, не мог согласиться на признание социалистического характера нашей революции. В качестве социалистической наша революция выступает, по его словам, лишь в большевистских декларациях, в действительности же целая пропасть разделяет эти декларации и действительность, пропасть, на заваливание которой у пролетариата уйдет не одна сотенка лет ""29"".
Такова в общем оценка нашей революции в том виде, как она дается русским оппортунистическим социализмом, в первую очередь меньшевиками. Она сводится к тому, что у нас не созрели капиталистические отношения; что в стране соотношение сил в высшей степени неблагоприятно для пролетариата; что характер русской революции определяется крестьянством; что тем или иным путем, через партию большевиков или помимо этой партии, по ее инициативе или против ее воли, с сохранением ее у власти и перерождением или с ниспровержением ее, - прокладывает себе дорогу новый капитализм, опирающийся на крестьянское большинство нашего населения. Такова социал-демократическая теория по вопросу о характере нашей революции, или, что то же самое, о возможности построения социализма в нашей стране.
