Н Бухарин - О характере нашей революции и о возможности победоносного
В таких формах выражалась критика большевизма по вопросу относительно зрелости международного капитализма, относительно зрелости мирового хозяйства. Что же касается самого большевизма, то в этом отношении он был един и монолитен:
внутри нашей "партии по этому вопросу, по вопросу о зрелости капиталистических отношений мирового хозяйства, никогда никаких разногласий не было. Все оттенки, все течения, все направления внутри нашей партии по отношению к этому вопросу не выказывали скептицизма, ни одно выступление из среды большевиков не оспаривало положения о зрелости капитализма для социалистического переворота в международном масштабе, в первую очередь в так называемых передовых странах Европы.
Но совсем иначе обстоит дело, если мы возьмем другой вопрос, именно вопрос о зрелости капиталистических отношений в России: ответ на этот вопрос уже звучит разноречиво не только тогда, когда мы берем различие между большевиками и социал-демократами, эсерами и др. соглашательскими партиями; этот вопрос ставился по-разному и по-разному решался и внутри нашей собственной партии. И теперь он ставится тоже по-разному. Ибо вопрос о возможности построения социализма в нашей стране есть не что иное, как вопрос о характере нашей революции. В такой формулировке он поднимался уже не однажды.
Здесь точно так же будет не безынтересно и совсем не бесполезно предварительно выслушать и мнения противников из социал-демократического лагеря.
Застрельщиком в борьбе против большевиков вокруг вопроса о характере нашей революции выступил, сперва очень мягко, потом по-ренегатски и, наконец, совершенно как контрреволюционер, известный папа социал-демократии, Карл Каутский. В ранних своих брошюрах он выступал сравнительно умеренно. Например, даже в брошюре, против которой полемизировал т. Ленин, Каутский еще был на грани приличия, но и тогда он служил объективно роль лакейского идеологического подпевалы буржуазии ""13"". В своих работах Каутский ставил вопрос о характере нашей революции довольно точно, ясно и определенно. В объемистой книге, носящей название "Пролетарская революция и ее программа", он прямо заявляет, что наша революция имеет в себе типичные черты революции буржуазной. С ней, собственно говоря, иначе и быть не может, так как эта революция происходит в стране, капиталистическая незрелость которой - факт общепризнанный. Еще у Маркса сказано, повествует старый начетчик, что никакое новое общество не может родиться раньше, чем старое не разовьет всех своих производительных возможностей. А стало быть, и социализм невозможен, раз предыдущая стадия общественного развития не закончена, раз старое общество еще не исчерпало себя до конца. Вооружившись так, он лихо начинает прямую атаку против большевиков, которые, с его точки зрения, очень увлеклись ролью повивальной бабки, но выполняют ее крайне неуклюже, ибо понукают родильницу разрешиться от бремени гораздо раньше, чем это ей полагается по законам природы. В сущности, большевики вовсе не акушеры, а просто шарлатаны-знахари, которые только рекламируют себя, как прошедших курс обучения в школе революционного акушерства, в школе Маркса. В действительности они к ней (школе Маркса) никакого касательства не имеют. У матушки-Руси вовсе не роды социализма: она просто объект экспериментов со стороны большевистских мошенников.
Словом, капитализм в России отсталый, недозрелый, а потому не здесь и социализм нужно строить,- так наставительно заключает одна из энциклик социал-соглашательского папы ""14"".
Наряду с папой-Каутским необходимо рассмотреть точку зрения, занимаемую по данному вопросу Отто Бауэром, который по справедливости может быть почтен за прелата социал-соглашательства. Нужно сказать, что прелат оказался куда обделистее и изворотливее папы: точка зрения О. Бауэра и хитрее, и остроумнее позиции Каутского.
Его постановка вопроса такова. Он ни капли не отрицает, что в России диктатура рабочего класса. Он ни капли не отрицает, что наша партия взяла власть, как партия городского рабочего класса. Он говорит, что диктатура пролетариата у нас, правда, в других формах, чем в Западной Европе, но она необходима, и она есть. В Западной Европе она была бы в форме демократии, а в России она приобрела совершенно особую форму, форму "пролетарского деспотизма".
У нас "деспотизм", но все же пролетарский. Но долго он не может удержаться. Его историческая задача заключается в том, чтобы всеми правдами и неправдами пробудить к культурной жизни большинство населения нашей страны; а большинство населения-это и есть мужик. Пробуждая к культурной жизни крестьянские миллионы, "пролетарский деспотизм" (диктатура пролетариата) своими собственными руками растит ту политическую силу, которая его столкнет. Как только этого крестьянина достаточно взрастит диктатура пролетарского меньшинства, так сейчас же он скажет:
"Убирайся!". Тем самым будет выполнена историческая миссия "пролетарского деспотизма", и тогда наш народ дозреет до настоящей демократии.
Две следующие цитаты достаточно характеризуют позицию Бауэра. Он пишет: "В России, где пролетариат составляет только незначительное меньшинство нации, он может утвердить свое господство только временно. Он должен неизбежно (muss)
вновь потерять его, как только крестьянская масса нации сделается достаточно зрелой в культурном отношении для того, чтобы самой взять власть в свои руки"
""15"". "Временное господство индустриального социализма в аграрной России есть только пламя, которое призывает пролетариат индустриального Запада к борьбе.
Только завоеванием политической власти со стороны пролетариата индустриального Запада можно обеспечить длительное господство индустриального социализма"
""16"".
За исключением Каутского и Бауэра, некоторый интерес представляет еще позиция Парвуса и Штребеля. Брошюра первого ("Рабочий и социализм и мировая революция - письма к немецким рабочим") содержит столько клеветы на нашу революцию, что более подлое произведение едва ли можно встретить; перлы лжи Каутского ничто в сравнении с махинациями обделистого Парвуса. Даже свою позицию 1905 года он излагает так, как будто он вовсе не говорил о социалистической революции, а говорил лишь о рабочей демократии в стиле демократии... австралийской!
Разумеется, всякому понятно, что здесь налицо желание вымолить у буржуазного общественного мнения Европы извинение за грешки далекой юности,- для этого и понадобился г. Парвусу австралийский плащ.
Наша революция, с точки зрения этого подлейшего из ренегатов, ни больше ни меньше, как оккупация страны дезертировавшей солдатской чернью.
"Для осуществления социализма нужна определенная степень развития индустрии и зрелость рабочего класса"""17"". Ни того, ни другого в России нет и в помине, а потому нет для нее и возможности осуществления социалистической революции, возможности строительства социализма. Историческая миссия большевиков - послужить мостом, по которому к власти придет какой-нибудь цезарь, бонапарт или кто-нибудь другой, но в том же роде. Таков клеветнический "итог", который подводит нашей революции разудалый купчик-Парвус, не раз пытавший счастье сбыть подмоченный товаришко на нашем политическом базаре.
Что касается до последнего упоминаемого нами автора Штребеля, то он попытался свои взгляды на нашу революцию развить в целую теоретическую "систему".
В брошюре, носящей характерное название "Не насилие, а организация", Штребель, рассуждая о "сущности русской революции", заявляет, что было бы совершенным вздором говорить о коммунистической пролетарской революции, ибо основным фактом нашей революции является укрепление частной собственности крестьянина, а укрепление частной собственности крестьянина и есть то, что все решает, что определяет характер этой революции. Кто этого не понимает, тот не марксист, тот "комнародник", - выражаясь современным языком, и т. д. В итоге Штребель и сводит большевизм к бакунизму.
"Если большевики и воображали, - пишет Г. Штребель, - что русских крестьян можно пропагандой (Zureden) и принуждением завоевать на сторону действительного коммунизма и коммунистического способа производства, то они доказывали лишь вновь, что они обретаются в плену типичных представлений старого русского революционаризма, которые составляют специфическую сущность бакунизма" ""18"".
"Крестьяне... представляют, по крайней мере, семь восьмых всего населения Советской России. Вес их числа и их хозяйственного значения решает в конце концов судьбу революции вообще! Сколько фантастики и сколько фанатической веры в чудеса нужно в таких условиях иметь, чтобы считать русскую революцию за революцию коммунистическую по ее внутреннему характеру и по ее конечному результату!" ""19"".
Не социализм строят русские большевики, а унаваживают почву для расцвета нового капиталистического строя, - таков итог анализа нашей революции, данного международной социал-демократией. В России - незрелые капиталистические отношения, это - полуазиатская страна, соответствующие классовые отношения которой находят свое выражение в колоссальном числовом перевесе крестьянства; пролетариат плавает, как муха, в крестьянском молоке, и этот пролетариат-муха, поставленный перед слоном-крестьянином, не может проделать никакой коммунистической революции. Гиря крестьянства тянет все сильнее, эта гиря и решает вопрос о характере русской революции. И какие бы маскарадные костюмы ни надевали на себя активные деятели русской революции, какие бы лозунги ни выдвигали, что бы ни придумывали, - все равно: в конце концов, так или этак, вопрос будет решать крестьянство. Единственный смысл всей революции есть укрепление частной собственности крестьянства. Объективный смысл крестьянской революции есть не что иное, как раскрепощение крестьянства от феодальных пут.
