Вернер Альбринг - Городомля: Немецкие исследователи ракет в России
Город Вильдеманн расположен на участке железной дороги между городами Клаусталь и Гослар. Вдоль железнодорожной линии в глубокой долине течет маленькая речка Иннерсте. Наш крошечный сонный городок лежит там, где в Иннерсте впадает ручей Грундбах, протекающий через Шпигельталь. От городка почти к самым вершинам гор круто поднимаются просторные луга, далеко наверх оттесняющие сумрачные еловые леса. Вокруг церковной башни толпятся маленькие домики. Их стены для защиты от снега и холода долгой зимы и от бесконечных дождей во все остальные времена года заботливо обиты темным деревом.
В бывшем доме отдыха табачной фабрики и во всех соседних зданиях расквартирован английский военный полк. Солдаты этого полка одеты в форму цвета хаки и такие же береты. На левом рукаве каждого нашита белая буква «Y». Офицеры и сержанты из общей массы выделяются внушающими уважение фуражками. Каждый офицер кокетливо размахивает хлыстом, своего рода командирским жезлом.
Солдаты этого полка кажутся все время очень занятыми. Часть их, разбитая по группам, марширует. Принадлежащие полку большие темно-зеленые грузовики и маленькие открытые «джипы» — как называют их солдаты — без конца чистятся и ремонтируются. Время от времени по улицам проносятся автомобильные колонны. В выходные дни на площади перед домом отдыха музицирует шотландская военная капелла. Местные жители удивляются военным музыкантам в клетчатых юбках, которые в Германии носят только женщины. Во время музицирования в такт барабанам и флейтам беспрерывно маршируют солдаты. Не только вперед, но и на месте, и даже разворачиваясь назад. Странно для немецких ушей звучит волынка.
Поначалу солдаты и местное немецкое население не имели права вступать в какой-либо контакт друг с другом. Этот запрет был наложен английским фельдмаршалом Монтгомери. Позднее в газетах и по радио было объявлено, что немцам разрешается дружески приветствовать англичан.
Все английские солдаты вели себя очень корректно. Наши квартиры в первые дни после вступления союзников ограбили не они, а американская войсковая часть.
Позднее, когда меня по делам исследований посещал английский инженер в штатском, его всегда сопровождал «мистер сержант» — главный сержант гарнизона. Английские техники расспрашивали меня о наших работах во время войны в Ганноверской технической высшей школе, в институте аэродинамики и авиатехники, и здесь в Вильдеманне, на нашем новом месте работы. Они потребовали от меня участия в совместной работе в исследовательском институте аэронавтики в Брауншвайг-Фелькенроде, после завершения которой я должен был написать о результатах всех прежних фундаментальных исследований. Один раз в две недели я обязан был появляться в Фелькенроде, а в остальное время мог работать в Вильдеманне. Фелькенроде был центром, где оккупационная власть собирала безработных ученых. Я встречался там со многими моими коллегами. Мой английский куратор мистер Штерн хорошо говоривший по-немецки был пожилым господином, носившем серо-голубую униформу без знаков отличия. Я должен был написать для него доклад об обтекании корпуса торпеды, о нагрузке на управляющие устройства, о нагрузке и стабильности при движении вперед и круговом движении.
Мы, немцы, сразу заметили, что вся работа в Фелькенроде велась в направлении ее ликвидации и последующего вывоза. Все без исключения измерительные системы, даже все детали, которые можно было снять с больших аэродинамических труб, увозились английскими солдатами на грузовиках. Подобным образом был очищен и наш маленький институт в Вильдеманне. Ведь немецкое государственное имущество превратилось в трофеи победителя. Британскому лейтенанту Бротертону, который в первые же дни подъехал к зданию института с несколькими грузовиками солдат, я еще смог отказать в выдаче, поскольку он не мог предъявить мне документов, удостоверяющих его полномочия английского администратора технической высшей школы в Ганновере. Но на следующий день он уже обзавелся этими документами и вернулся к нам разъяренный как бык. Несмотря на мои объяснения и мой протест он упаковал плюс ко всему и весь геодезический инструментарий «Nanga-Parbat» исследователя Финстервальда, который вообще не относился к институту аэродинамики и авиатехники. Господин Финстервальд хотел спасти эти ценнейшие приборы во время бомбардировок Ганновера и оставил их у нас.
К тому времени, когда англичане уехали, все наши помещения были совершенно пусты. Станки, маленькие аэродинамические трубы, все измерительные инструменты — все было увезено. Не осталось даже канцелярских принадлежностей— пишущих машинок и аппаратов для фотокопирования. Второй лейтенант, Детахементс, заметив мое огорчение, ободряюще и сочувственно похлопал меня по плечу и сказал: «Не принимайте все это так близко к сердцу».
Английский гарнизон продолжал разыскивать бывших немецких солдат, которые переоделись в штатское, но не были пропущены через английский лагерь для военнопленных и не получили официальных бумаг об освобождении. Я тоже был немецким солдатом с сентября 1939 г. по март 1940 г. в пехотных полках, тогда квартировавших в Ботфельде, и в военной авиации под Кеннингсбергом (Нойемарк), а затем был официально отпущен, чтобы продолжать свои исследования.
Запись об освобождении в моем военном билете была признана англичанами еще при прежних проверках. Тем не менее, в один прекрасный день все мужчины нашего городка должны были собраться на площади перед домом отдыха для перепроверки документов английским гарнизоном. Сидящий за столом майор потребовал мои бумаги. Я предъявил ему военный билет. Просмотрев его, майор констатировал, что печать об освобождении только немецкая, а английского штампа нет. Я возразил ему следующее: «В 1940 году во время войны у меня не было возможности искать английский военный пункт для подтверждения немецкого освобождения». Это заявление было встречено весьма немилостиво: «Следовательно, Вы должны быть отправлены в лагерь для военнопленных». И вот я уже стою вместе с другими немцами в грузовике.
Мимо идет «мистер сержант» войсковой части. Он увидел меня и с удивлением спросил: «Что Вы делаете там наверху?» Я объяснил ему, что произошло. «Мистер сержант» отправился к майору и начал с ним разговаривать. Беседа становилась громче. Оба начали спорить. Затем мистер сержант встал в стойку «смирно», отдал честь и, подойдя ко мне с серьезным лицом, знаком велел мне спуститься с грузовика. Вот он идет впереди меня, мы оба заходим за угол дома, и он весело обращается ко мне: «Так, быстро отсюда и впредь не попадайтесь этому майору на глаза».
Осенью к нам из советской оккупационной зоны приехала двадцатилетняя Лидди, младшая сестра моей жены Гертруд. Она больше не хотела жить с родителями в Барби на Эльбе. Она чувствовала себя взрослой и самостоятельной. Мы приняли ее с радостью, и она стала жить с нами как член семьи. Лидди в своем родном городе окончила среднюю школу. Теперь она с помощью логарифмической линейки училась делать технические расчеты, работала над техническими чертежами, помогала мне при подготовке отчетов.
Когда вечером Гертруд заканчивала домашние дела, Лидди — техническую работу и помощь по дому, а я свои записи, наступали часы уютного вечернего отдыха. Я читал прозу или что-нибудь из поэзии. Лидди очень любила играть в карты. Но, к несчастью, игровых карт у нас не было. Тогда я подарил нашему обществу собственноручно нарисованные карты. Так мы смогли включить в нашу вечернюю программу любимое занятие Лидди — так называемое «Romme». Поскольку я никогда не мог быстро отключиться от моей технической работы и был невнимателен, обе женщины частенько имели повод посмеяться над моими ошибками.
Что касается длительной постоянной работы, то мне было ясно, что в Фелькенроде на это рассчитывать не приходится. Я должен был заняться серьезными поисками надежного и постоянного места для своей деятельности. Я поехал на свою вестфальскую родину, в родной город Швельм. После моего десятилетнего отсутствия мне бросились в глаза ужасные разрушения, причиненные войной. Разбитые жилые дома. Даже башни церкви, которые любил писать маслом мой школьный учитель рисования, были повреждены. Башня евангелической церкви святого Петра превратилась в груды красного кирпича и строительного мусора. Обе башни церкви Христа и башня маленькой католической церкви во время артиллерийского обстрела потеряли свои шпили. Мой отец, который жил тогда на юге Германии, написал мне, что в Дортмунде должны построить новую высшую техническую школу. «Но это лишь проект», — объяснили мне в городском совете. Я возвратился в Вильдеманн без результата. Может быть, можно оживить наш институт аэродинамики и авиатехники? Я считал, что мои знания о характере обтекания торпед, снарядов и крыльев самолета можно было бы использовать для решения проблем биологии, например, в изучении движения рыб, полета птиц и особенностей строения их тел. Я предполагал, что при таком подходе можно найти способ примирения противоречащих друг другу теорий эволюции Дарвина и Ламарка. Некоторые мои размышления я посылал в центральное научное ведомство британской оккупационной зоны, но ни разу не получил ответа.
