Юлий Циркин - Испания от античности к Средневековью
После смерти Константина империя была разделена между тремя его сыновьями, и Испания оказалась под властью Константина II. Но уже через три года Константин попытался свергнуть своего брата Константа, управлявшего, в частности, Италией и самим Римом, но потерпел поражение и был убит{32}. И Испания без всякого сопротивления подчинилась Константу и оставалась ему верной много лет. Косвенным свидетельством уверенности Константа в Испании является то, что «путешествующий» император эту страну так ни разу, как будто, не посетил: видимо, ничего угрожающего его власти там не происходило. Констант в отличие от Констанция был сторонником никейского вероисповедания: недаром, по словам Сократа Схоластика (II, 22), он под угрозой войны требовал от брата возвращения на свои места Афанасия и Павла. Так что Констант вполне мог рассчитывать на поддержку и церковной иерархии.
К 350 г. Константу не было еще 27 лет. Но несмотря на свою молодость, он уже проявил себя как довольно умелый и энергичный правитель. Констант был «путешествующим» императором, большую часть своего правления он провел в разъездах по различным частям своих владений, в основном по тем, которые были наиболее угрожаемыми (Iul. Or. I, 7){33}. В то же время он был весьма развратным юношей и позволял своим любимцам слишком многое (Zos. II, 42, 1). Это вызывало недовольство в его ближайшем окружении, а его стремление укрепить военную дисциплину — в войсках. Результатом стал заговор. Его фактическим главой был Марцеллин, занимавший должность то ли comes sacrarum largitio-num, т. е. министра финансов, то ли, что наиболее вероятно, comes rerum privatarum, управляющего личным имуществом императора{34}. О предыдущей карьере Марцеллина практически ничего не известно, но можно думать, особенно учитывая вообще стремление императоров разделить военную и гражданскую службу, что вся она протекала в чисто гражданской сфере{35}, так что связей с армией у него не было. Поэтому на первый план был выдвинут Флавий Магн Магненций. Существуют различные версии его происхождения. По одним, он был германцем, взятым в плен и поселенным в Галлии в качестве лета (ful. Or. I, 34B; Zos. II, 54, 1), по другим, сыном брита и франки (Zon. XIII, р. 6 II, 13А) и родился уже в Галлии. Аврелий Виктор (Caes. XLI, 26; Epit. XLII, 42, 7) называет его родителей просто варварами. А Юлиан (Ог. I, 27) в полемическом задоре объявляет его подлинным варваром и рабом, захваченным в Германии в качестве добычи. Таким образом, его варварское происхождение сомнению не подлежит. Он, однако, получил латинское образование и отличался красноречием (Aur. Vict. Epit. XLII, 7; Zos. II, 54, 1). По-видимому, рано вступив в армию, он, как и многие другие варвары в то время, сделал блестящую карьеру и в январе 350 г. командовал Иовианским и Геркулианским легионами (Zos. II, 42, 2). Эти два легиона, созданные в свое время Диоклецианом и названные по именам богов, покровительствующих августам Диоклециану и Максимиану, были не обычными воинскими частями, а видом особой императорской гвардии{36}. Так что Магненций находился в ближайшем окружении императора. Правда, его отношения с солдатами не всегда были безоблачными. Однажды во время мятежа воины угрожали ему убийством, и только личное вмешательство Константа, присутствовавшего при этих событиях, спасло ему жизнь (Zon. XIII, 5, р. II, 12А). Это не помешало Магненцию примкнуть к заговору. В заговоре участвовал также некий Хрестий, который был среди командиров армии (militares) Константа (Aur. Vict. Epit. 41, 22). Но положение Магненция во главе придворной гвардии, видимо, определило именно его роль официального главы заговора и претендента на императорскую власть.
Заговорщики воспользовались очередным пребыванием Константа в Галлии. Пока император, будучи страстным охотником, охотился в лесах около Августодуна, Марцеллин под предлогом празднования дня рождения своего сына собрал всю верхушку армии, тогда находившейся тоже в этом городе, в том числе и гвардейские легионы под командованием Магненция. Попойка затянулась до полуночи, и тогда под предлогом собственной нужды Магненций вышел из пиршественного зала. Когда он вернулся, то был уже одет в императорское одеяние. Та часть военных командиров, которые были в курсе событий, тотчас приветствовала его императором, а остальным ничего не оставалось, как к этому присоединиться. Когда весть о происшедшем распространилась в городе, горожане Августодуна горячо поддержали Магненция, и вскоре к ним присоединились и окрестные сельчане (Zos. II, 42, 1—5; Zon. XIII, 6 p. II, 13В). Так что Магненций получил полную поддержку и армии, и местного гражданского населения. Вскоре и префект претория для Галлии Фабий Тициан{37} также признал власть Магненция.
Узнав обо всем происшедшим, Констант бросился бежать. Его явно покинула вся его свита, так что с ним остался только один Ланиогайз, бывший тогда кандидатом (Атт. XV, 5, 16), т. е. одним из императорских телохранителей{38}. В сопровождении Ланиогайза Констант направился к испанской границе. Магненций послал в погоню отряд отборных воинов во главе с Гаизоном. Этот отряд настиг беглецов почти уже у самых Пиренеев в городке Елена, где Констант и был убит (Zos. II, 42, 5; Aur. Vict. Caes.41,23).
Хотя от Августодуна гораздо ближе было и до Рейна, и до Альп, Констант избрал испанский маршрут. И это едва ли было случайно. Императоры Константиновской династии, видимо, рассматривали Испанию как свою надежную опору{39}, несмотря на то, что регулярных войск там было сравнительно немного{40}. Однако уверенность Константа в Испании была обманчивой. Даже если бы он успел перебраться за Пиренеи, едва ли там он нашел бы полную поддержку. Уже признание Магненция префектом Галлии заставляло испанские власти последовать за ним. Надо иметь в виду, что в это время экономические интересы и даже просто людские взаимоотношения связывали испанскую элиту в основном с Галлией, и Испании было важнее, кого признают императором непосредственно за Пиренеями, чем кто занимает трон в Риме или Константинополе. Так что испанцы, как и провинциальные власти и войска, спокойно признали Магненция. Свидетельством этого является относительно большое количество монет Магненция и его брата Децентия, причем находят эти монеты в разных частях страны{41}. Другое свидетельство — наличие в Испании миллиариев с именами Магненция и Децентия. Большинство их сосредоточено в северо-западной провинции Галлеции, но встречаются и в других местах{42}. Сосредоточение основной массы миллиариев в Галлеции свидетельствует об особом внимании узурпатора к этой провинции. И это вполне понятно. Галлеция была основным золотоносным регионом Пиренейского полуострова и долгое время главным поставщиком золота для всей империи; после завоевания Дакии ее значение уменьшилось{43}, но уход римлян из Дакии вернул Галлеции ее роль. Испания была нужна Магненцию и как поставщик золота, и как стратегический тыл. Отмечается, что монета Магненция была не только обильна, но и высококачественна{44}. Другим мотивом внимания Магненция к Галлеции и соседней Лузитании могла быть опасность пиратских нападений на западные и северо-западные берега Пиренейского полуострова{45}. Позже, как мы увидим, Констанцию Испанию было нужно завоевывать. Следовательно, Магненций добился своих целей на Пиренейском полуострове. Возможно, о наличии симпатий к Магненцию в Испании говорит и пассаж из Аммиана Марцеллина (XVI, 8, 9), рассказывающего, как императорский агент, перетолковав слова на пире, погубил знатное семейство этой страны. Этот пассаж, несомненно, свидетельствует о произволе таких чиновников{46}, но основанием для столь злостного толкования обычного возгласа и его использования для произвола мог служить действительный страх Констанция перед сохранившимися сторонниками узурпатора в Испании.
Надо обратить внимание еще на два важных аспекта узурпации Магненция в связи с Испанией. Юлиан в одном месте (Or. 1,27—28) подчеркивает, что армия Магненция в огромной степени состояла из западных варваров, так что, по его мнению, войну против узурпатора даже нельзя было назвать гражданской, но именно внешней. Разумеется, это полемическое преувеличение, долженствующее унизить Магненция и восхвалить Констанция. Но полностью отбросить это заявление нельзя. В другом месте (Or. III [II], 6) среди народов, у которых Магненций, видимо готовясь к войне с Констанцием, набирал дополнительные контингента, Юлиан упоминает иберов. Это, конечно же, западные иберы, т. е. испанцы. Долю испанцев в его армии определить невозможно, но само их наличие несомненно.
