Дуглас Каппер - Викинги Британии
К совершенно иному типу принадлежит рассказ о ложной атаке, которая была осуществлена при помощи лодок у Оркнейских островов, но и она может служить иллюстрацией применения военной хитрости на море. Стало известно, что великий Ренгвальд на Шетландских островах готовится нанести удар по владениям оркнейского ярла. Неожиданность — вот что могло быть его главным оружием, и правящий ярл организовал цепь маяков от острова Фэр-Айл и далее на вершинах Оркнейских островов, чтобы они дали сигнал о приближении Ренгвальда. Очевидно, что Ренгвальду, в свою очередь, было необходимо вывести эти маяки из строя. Соратники его на нескольких небольших лодках под парусом отплыли от Шетландских островов и двигались до тех пор, пока не увидели впереди себя Фэр-Айл. Затем они опустили реи и снова стали поднимать их, медленно, постепенно, выше мачт, при помощи весел продолжая движение своих лодок вперед. Дозорный на Фэр-Айл, «проворный, подвижный человек», был совершенно сбит с толку. Паруса, неуклонно растущие на горизонте, очевидно, должны принадлежать стремительно приближающейся флотилии. Его обязанности на тот случай, если бы это оказались вражеские галеры, были совершенно ясны. Он поджег свой сигнальный огонь, и вся цепь маяков, вспыхнувшая в ответ на Оркнейских островах, прогорев, превратилась в золу.
Пожалуй, самым хитрым из всех вошедших в историю норманнов был Харальд Суровый. Изворотливый в своих уловках, словно змея в своих хитрых кольцах, в Англии Харальд пал при Стэмфордбридже, так и не найдя достойного применения для своего таланта. Однако в Скарборо — который сам был норвежской колонией — он «сразился с горожанами». Потерпев поражение в прямом штурме города, он занял крепость на горе, возвышавшейся над городом. «Он поднялся на гору, которая там находилась, и велел сложить и зажечь там большой костер. А когда костер разгорелся, они взяли большие вилы и стали бросать горящие сучья в город. Один дом за другим начал тогда вспыхивать. Весь город сгорел»(4).
Сага продолжает: «Норвежцы убили много народу и захватили все имущество», — утверждение, которое с легкостью можно отнести к любому нашествию викингов на Британию, как до, так и после Харальда. Когда оркнейский Торфинн Могучий совершал набег на Шотландию, «люди ярла шли через деревни и хутора и сжигали все, так что даже убогих хижин не оставалось. Они убивали всех мужчин, попадавшихся им навстречу, женщины же и старики разбегались с плачем по лесам и пустошам. Многих они гнали с собой, многих захватили в плен».
Знаменитой эмблемой викингов был ворон — птица, питающаяся трупами. Он одновременно был символом и служил для устрашения. «Близ Хартлипула пил ворон теплую кровь», — так скальды обычно описывали поле битвы. А так как ворон постоянно фигурировал в эпике скальдов, он стал стандартным украшением всякой битвы.
Ни одно из знамен с вороном не было столь знаменито, как знамя оркнейского Сигурда Толстого, который для него изготовила его мать-ведьма. «Знамя было сделано в виде ворона… и, когда дул ветер, знамя было подобно ворону, расправляющему крылья перед полетом». К великой ярости Сигурда, колдовство его матери наделило знамя двоякой силой. Его предназначением было всегда приводить войско к победе, но всякий раз платой за нее становилась жизнь того, кто нес это знамя. Хотя Сигурд и был обязан одержанными им в Шотландии победами его чарам, оно, в конечном счете, и самого Сигурда заманило в ловушку, когда он вместе со своим войском отправился к Дублину на битву при Клонтарфе. В ходе сражения большое количество людей, по очереди принимавших в свои руки знамя, один за другим лишилось жизни. Вполне естественно, оно перестало пользоваться популярностью. «Тогда ярл Сигурд сказал Торстейну, сыну Халля из Сиды, чтобы тот взял знамя, как Амунди Белый сказал: „Не бери знамя, Торстейн! Ведь всех, кто его держит, убивают“ — „Храфн рыжий! — сказал ярл, — Возьми ты знамя!“ Но Храфн ответил: „Возьми сам своего черта!“ Ярл сказал: „Что ж, куда нищий, туда и его сума“. И он снял знамя с древка и спрятал его на себе. Вскоре и ярл был пронзен копьем»(5). Так что результатом все равно явилась не победа, а полное поражение. Одно из двух: либо с заклинанием случилась какая-то порча, либо, что также можно было бы подумать, оно потеряло свою силу со смертью Сигурда.
Хотя деяния Регнвальда, Харальда и Олава переносят нас во времена уже довольно поздние, они все же могут послужить нам прекрасными образчиками, чтобы представить весь период. Методы ведения норманнами боя изменялись на протяжении нескольких столетий несколько больше, нежели внешний вид их кораблей или оружия, которое они несли на себе. Прежде всего, норманн был пехотинцем; он был всегда готов использовать лошадь в качестве транспортного средства, но никогда не относился к ней так, как это делал бы кавалерист. Для него не было большой разницы между седлом и скамьей для гребца. Прекрасным доказательством способности норманнов пересесть с одного на другое всякий раз, когда им было это удобно, является совместная кампания, проведенная первым из Олавов — Олавом сыном Трюггви — и Торкелем Высоким.
Они высадились со своих кораблей на берегу Темзы, где-то вблизи Рединга, прошли через Чилтерн и совершили нападение на Оксфорд. Вновь поднявшись со своей добычей на борт, они спустились вниз по реке, чтобы в безопасности переукомплектовать силы в своем зимнем лагере в Гринвиче. Или, по крайней мере, совершили нечто подобное, ибо эта часть их путешествия окутана завесой тайны: каким образом им удалось свободно проплыть туда и обратно, минуя Лондонский мост? Рассказывают, что позже Канут вынужден был прокопать канал от участка реки ниже моста до участка выше, в обход самого моста и его защитников. Однако мы не находим подобного сообщения об Олаве и Торкеле. Как бы то ни было, из Гринвича они вышли в море и двигались вдоль побережья до тех пор, пока, достигнув устья Оруэлла, не двинулись на веслах за мелководье у Ипсвича. Там они пристали к берегу и, разбив наголову саксов и датчан в битве на пустоши Рингмер, обзавелись некоторым числом знаменитых восточноанглийских лошадей и двинулись в глубь страны, представляя собою теперь передвигающуюся верхом пехоту. Когда Тетфорд и Кембридж лежали в пепле и в Болотах уже нечего было найти, они двинулись обратно в Гринвич, разделившись на две группы. Те, кому не досталось лошадей, вернулись по морю, в то время как конный отряд двигался по суше верхом, опустошая по пути страну.
Огромным достижением викинга был создаваемый им в походе дух превосходства. Его счастливое убеждение состояло в том, что любого противника, не принадлежавшего к племени норманнов, можно было считать недочеловеком. Правда, узы патриотизма созданы были не для него: те его соотечественники, которые на деле не были его сородичами, могли считаться равными ему, но не имели к нему никаких особых претензий. Солдатам удачи это ощущение своей особости было очень кстати: оно позволяло человеку с совершенно свободной совестью сражаться на любой стороне, на какой бы он ни пожелал. Это было столь же естественным, как и сама битва. Во множестве сражений в Англии и Ирландии местные вооруженные силы усиливались за счет отрядов, состоявших из норвежцев и датчан, которые сражались за плату против шеренг своих же собственных земляков.
Можно найти только один намек на некую неприязнь норманнов друг к другу после одного подобного случая. Ярл Эйнар Оркнейский совершил набег на Ирландию, и на берегу озера Лox-Лэйрн он вступил в конфликт с царьком Ольстера и какими-то странствующими норманнами, «и произошла жестокая битва. У Конофогора конунга войска было гораздо больше, и он одержал победу. Эйнар ярл бежал на своем корабле и той же осенью вернулся на Оркнейские острова. В этом походе он потерял почти всех людей и всю добычу. Ярл был очень недоволен этим походом и винил в своем поражении норвежцев, которые сражались на стороне ирландского конунга»(6).
Норвежские союзники короля Конофогора пришли в Ольстер раньше Эйнара, но, очевидно, с тем же намерением — чтобы грабить, но и это едва ли имело какое-то значение. Искатель приключений всегда имел возможность, как это случилось в Англии со вторым Олавом, с выгодой для себя колебаться между ролью грабителя и ролью полицейского. Многие из захватчиков-норманнов разнообразили свой боевой опыт, а равно и добычу: служили в войсках или на флоте защитников, «оберегая землю» от других захватчиков.
Как уже отмечалось выше, викинги сражались, по сути, таким же образом, как это делали их прадеды, и похожим оружием. При Харальде Суровом прямой меч, а также секира с широким лезвием оставались основным оружием точно так же, как и во времена Харальда Прекрасноволосого. Совсем немного, если не считать ее размер, изменилась за это время боевая секира: ею можно было сражаться любой рукой, а рукоять ее была столь же длинна, насколько коротким был лук викингов. Пятифутовая рукоять «Богини войны» — секиры Олава Святого — говорит об ужасающей эффективности этого оружия в сражении. Наступательное вооружение викингов пережило немало мелких изменений, произошедших независимо от замены бронзы на железо. Однолезвийный меч доказал, что он более удобен в применении, чем огромный двухсторонний обоюдоострый, с которым они в самом начале пришли «с запада через море». Всегда готовые, несмотря на весь свой консерватизм, воспринять всякую полезную идею, викинги многое усвоили в тех странах, через которые пролегал их путь. Лук и стрелы, рогатины, пики, метательные копья — трудно найти такой вид холодного оружия, который не прошел бы через их руки. Изменилась также и форма рукояти меча: плоское прямоугольное перекрестие постепенно удлинялось, принимая форму более сложной гарды.
