Константин Симонов - Энергетическая сверхдержава
По большому счету, мы имеем дело с восстановленной колониальной системой. Единственные риски, которые несут западные корпорации в этих странах, связаны с наличием контрэлиты, которая хотела бы получать часть нефтяных денег в свой карман. По большому счету, они не против самой неоколониальной системы. Они лишь хотели бы заменить действующее руководство в качестве основных бенефициаров и грантодателей. Это приводит, например, к захватам нефтяных платформ в Нигерии (крупнейшем производителе нефти в Африке) и другим эксцессам. Например, в апреле 2006 года в очередной раз взбунтовалась народность инджо, проживающая как раз в нефтеносной дельте реки Нигер. Из-за ее активности в стране простаивает порядка четверти нефтяных разработок страны! Западные мейджоры рассчитывают, что политическое руководство страны за «откаты» могло хотя бы обеспечить безопасность нефтяного бизнеса в Нигерии – однако национальные войска бессильны против «Добровольческих сил народов дельты». Они требуют, чтобы в 2007 году президентом страны стал представитель народности инджо – понятно, что они просто хотят своей пачки нефтедолларов. В этом плане система добычи нефти для западных компаний не сменится – наличие местной контрэлиты, требующей делиться, лишь повышает стоимость услуг местной власти.
В России пока колониальной системы не сформировано[11] – наоборот, иностранцы жалуются на слишком жесткое отношение к потенциальным инвесторам в нефтегазовый комплекс. Но, видимо, угроза потери национального суверенитета настолько остра, что российская элита предпочитает перестраховаться.
Важно отметить и то обстоятельство, что даже ряд либеральных экономистов признает – динамичное развитие возможно не только в странах с отсутствием природных ресурсов. Причины более медленного в последние 20–30 лет развития стран, специализирующихся на сырье, лежат в их стремлении не к экономическому росту, а к перераспределению ренты. Если же эту проблему решить, то сырьевые государства могут оказаться даже более экономически успешными, чем страны-производители готовой продукции[12].
High-TEK
Довольно часто приходится слышать и другой аргумент – энергетическая сверхдержава ведет нас в тупик, так как закрепляет сырьевую зависимость России, не позволяя развиваться другим отраслям экономики. В этом случае мы имеем место с явным непониманием современных реалий нефтегазового комплекса.
Прежде всего, мечты о постиндустриальной революции в России и бурном росте пресловутого хай-тека – высоких технологий – пока остаются маниловскими прожектами. А вот топливно-энергетический комплекс мог бы стать своеобразным высокотехнологичным магнитом. Современное производство нефти и газа на самом деле является весьма непростым технологическим процессом, требующим довольно значительных инноваций[13].
По большому счету, логичнее говорить про хай-ТЕК. Именно нефтегазовый комплекс может стать катализатором прихода в Россию новых технологий, в которых так нуждается наша страна. Можно вспомнить только несколько серьезнейших задач, которые стоят перед российским ТЭК и которые связаны с радикальными технологическими прорывами.
Первая – добыча на шельфе. Именно добыча в северных морях наиболее наглядно показывает, как усложнился процесс извлечения нефти, где применяются самые современные компьютеры и автоматизированные системы управления. Легкая нефть и газа заканчиваются – значит, необходимо использовать все новые и новые технологии, чтобы добывать ее на дне моря или за полярным кругом.
Например, норвежские компании, работающие в Северном море, вначале научились бурить на глубине пятидесяти метров, потом продвинулись до ста метров. А потом разработали технологию, позволяющую добывать нефть без использования огромных фиксированных платформ, которые закреплялись на морском дне. И сегодня есть возможность извлекать углеводороды на гораздо больших глубинах, применяя подводные буровые, горизонтальное бурение, а также заменяя платформы на целые «добывающие острова», которые соединены со скважинами подводными коммуникациями. «На буровую станцию, находящуюся на морском дне, на большой глубине, подается электроэнергия. С суши же осуществляется управление всеми процессами. Нефть и газ текут на сушу по подводным трубопроводам. Центры управления такими станциями напоминают центры управления космическими полетами. А на больших глубинах трубопроводы прокладываются при помощи аппаратов, похожих на луноходы», – так описывают процесс добычи углеводородов на дне моря сами норвежцы[14].
России также предстоит осваивать шельфовые проекты бурными темпами. По данным Минприроды, уже к 2015 году Россия практически полностью исчерпает запасы рентабельных месторождений на суше: сегодня более 75 % открытых нефтегазовых месторождений уже вовлечены в промышленное освоение, и их средняя выработанность приближается к 50 %. При этом все, что удается открыть на суше, относится в основном к средним и мелким месторождениям, а открытия крупных и уникальных запасов, по утверждению геологов, можно ожидать именно на шельфе. В своих выступлениях глава Минприроды предупреждает, что уже через десять лет добыча углеводородного сырья на суше может стать экономически невыгодной. Эти расчеты и легли в основу разработанной ведомством масштабной концепции по постепенному «замещению суши морем».
Распределение запасов газа в РоссииИсточник: ОАО «Газпром»
Так что нам также предстоит сложнейшую технологическую задачу, тем более что российские морские недра отличаются низкой степенью разведанности. Для освоения шельфовых месторождений нам необходимо выполнить колоссальный объем геолого-разведочных и подготовительных работ.
Ресурсы российского континентального шельфа оцениваются в 136 млрд. т условного топлива, извлекаемые – в 100 млрд. т. Из них примерно 14,2 млрд. т приходится на нефть и около 82,5 трлн. кубометров – на газ. Но, по предварительным прогнозам, подобное соотношение может измениться в пользу нефти.
По данным Министерства природных ресурсов РФ, площадь российского континентального шельфа составляет около 6,2 млн. кв. км, что соответствует 21 % всего шельфа Мирового океана. Из них 3,9 млн. кв. км перспективны на нефть и газ. 2 млн. кв. км относятся к Западной Арктике (Баренцево и Карское моря), 1 млн. – к Восточной Арктике, 0,8 млн. – к дальневосточным морям и 0,1 млн. кв. км – к южным (Каспийское, Черное, Азовское). Согласно оценкам МПР, добыча нефти на шельфе к 2010 г. достигнет 10 млн. т, а к 2020 г. – 95 млн. т. При этом добыча газа в 2010 г. может составить 30 млрд. кубометров, а к 2020 г. – 320 млрд. кубометров. В то же время, по предварительным расчетам, затраты федерального бюджета в перспективе будут равняться 35 млрд. рублей, а объем частных инвестиций – от 70 до 100 млрд. долларов.
Пока же нам должно быть стыдно за нашу политику в области освоения шельфа. Достаточно сказать, что у России нет ни одной морской буровой установки на арктическом шельфе! В марте последняя была сдана в аренду норвежской Beta Drilling A.S[15].
Вторая важная задача – промышленное производство сжиженного газа, строительство терминалов по отправке судов СПГ в другие страны[16].
Настоящим позором является тот факт, что в России до сих пор нет промышленного производства сжиженного газа (СПГ – или, в часто встречаемой английской аббревиатуре, – LNG), хотя такие мощности имеются уже в 12 странах. Только за последние годы в лиге экспортеров появились Оман, Катар, Нигерия и Тринидад. Предполагается, что к 2015 году общее количество экспортеров почти удвоится. В Латинской Америке экспортные проекты СПГ разрабатывают Перу и Венесуэла, в Африке – Ангола, Египет и Экваториальная Гвинея. Иран и Йемен планируют экспортировать ближневосточный газ, Норвегия – газ Баренцева моря.
Объем мирового потребления СПГ в 1993–2020 гг.Источник: Ocean Shipping Consultants
В России лишь «Лентрансгазом» эксплуатируется опытная установка по сжижению природного газа мощностью около 100 млн. куб. м в год. Этот опыт предполагается использовать в газпромовской программе развития малотоннажного производства СПГ для потребностей внутреннего рынка. Но развитие производства СПГ должно идти гораздо более быстрыми темпами.
На настоящий момент объем реализации СПГ составляет 27,4 % от мировых экспортных продаж. За 2004 год – это 180 млрд. кубометров, что сравнимо с объемом годового экспорта российского газа. Ожидается, что к 2010 году доля СПГ в мировой торговле газом достигнет 30 %.
На разной стадии развития сейчас в мире находятся 34 проекта ввода новых мощностей по сжижению газа объемом 350 млрд. кубометров и 74 проекта строительства приемных терминалов на 480 млрд. кубометров.
