Сергей Карпущенко - Рыцарь с железным клювом
- Ты что, пацан! - вопил он. - Ты что, псих, что ли?! Шуток не понимаешь?! Киря, Винт, берите его, берите! Чего лупетки-то раззявили?!!
Но ни Киря, ни Винт не сдвинулись с места, зато Иринка, успевшая одеться, вдруг прокричала, пронзительно и громко:
- Ми-ли-ци-я!! Ми-ли-ци-я!!
Кто знает, камень ли Володи, не выпущенный им ещё из рук, крик ли Иринки, заставивший претендентов на место для рыбалки в испуге оглянуться, но во всяком случае все трое через несколько секунд уже быстро шли по направлению к забору с дверью. Они даже не обернулись, чтобы погрозить Володе расправиться с ним в следующий раз, но он, окровавленный, страшный, готовый на все, продолжал держать в руках тяжелый обломок.
- Да брось ты камень! - с улыбкой сказала Тролль, когда хулиганы скрылись за забором. - На питекантропа похож.
Володя с трудом разжал пальцы, и плита едва не угодила по пальцам его ноги. Тролль меж тем спустилась к воде и намочила свой платок. Прикосновение холодного платка вернуло Володю к жизни, он стал осознавать, что с ним произошло, вспомнил, что вел себя неплохо и, несмотря на разбитый нос, ему не за что себя винить. Тонкие, нежные пальчики Иринки касались лица Володи, и в его душе играл огромный, очень шумный, но замечательно прекрасно исполнявший какой-то марш военный духовой оркестр.
- Дурачок, - нежно говорила Тролль, делая примочки, - ну зачем ты связался с ними? Испугался, признайся, испугался?
- Почему же испугался? - насторожился Володя, хорошо знавший, что он на самом деле испугался.
- Конечно, испугался. Ну, что они бы сделали тебе? Ведь ты ударил первый, я видела. Можно, я уверена, было бы и по-другому с ними поговорить. А ты его в живот ударил, в воде он бы мог захлебнуться. Что хорошего?
Володя, не понимая слов Иринки, смотрел в её глаза, но потом резко отвел руку с платком и, заикаясь, заговорил:
- Ты... ты, ты понимаешь, что ты мелешь?! Он же деньги, деньги у меня просил! Он ограбить меня хотел! Требовал, чтобы я за место рыболовное заплатил ему! Я здесь третий год рыбачу, и никто мне раньше такого не говорил! А знаешь, что они сделать со мной пообещали?!
- Что же? - спокойно спросила Тролль, но Володя не решился рассказать Иринке о том, что парни обещали выпороть его на глазах девочки, а лишь прокричал:
- Они бы и с тобой что-нибудь сделали!
- И все-таки, - спокойно продолжала Тролль, - тебе не стоило начинать первому...
- Ну и дура же ты! - презрительно сказал Володя, просто ненавидя в эту минуту Иринку, но не за глупые рассуждения (он был уверен в том, что Тролль несла чепуху), а за то, что она унизила в нем победителя.
Постояли, помолчали. Володя понимал, что ни о какой рыбалке не может быть и речи - пропало настроение, - но предложить уйти с канала он не мог, боясь, что Тролль расценит его уход как бегство.
- Володя, ты не злись, - примирительно сказала вдруг Иринка. - Давай у взрослых спросим, правильно ли поступил ты, ударив первым.
- У кого?! - окрысился Володя. - У мамы или у папы?! Хорошие советчики!
- Нет, у старика, - тихо ответила Иринка, и Володя, словно обожженный воспоминанием о таинственном старике, о его оружии, лишь молча спустился на настил, собрал удочки и, забывая забрать улов, поднялся на берег к Троллю.
- Пошли, - хмуро кивнул он и поплелся к забору с никому не страшной надписью у входа.
ГЛАВА 4
ЕЩЕ ОДИН ЛЮБИТЕЛЬ БАРАХЛА!
Советоваться с кем-то на тему, правильно ли поступил он, начав бой первым, или же неправильно, Володе совсем и не хотелось. Лично он был уверен, что только так и следовало поступать. Да, знал Володя, что на самом деле струсил, услышав угрозы хулиганов и распознав их намерения, но ведь не побежал, не стал просить их, не вручил им требуемые деньги, а проучил как следует. Однако память о чувстве страха сильно свербила где-то в глубине его сознания, и уважать себя Володя никак не мог. Но он был уверен, что старик его поддержит, одобрит его удар, а поэтому в глазах Иринки он обрисуется героем. К тому же Володе очень хотелось снова взглянуть на оружие, хотелось увидеть Ивана Петровича и своим приходом смягчить, замять вчерашнее хамство.
В своей квартире днем он был полным хозяином, поэтому смело снял рубашку, замаранную кровью, и застирал её. Немного повозился с разбитым носом, который распух изрядно и формой стал немного напоминать нос африканца, и вышел во двор. Тролль явилась скоро, и на ней уже не было прежнего платья - легкие голубые брюки и белая кофточка заменили его. "Эх, черт, красивая! - подумал Володя. - Только для кого же нарядилась? Для меня, может?"
- Ну что, идем? - хмуро спросил Володя, и Иринка лишь кивнула.
Когда Иван Петрович распахнул перед ними дверь, Володя заметил, что выражение его лица не было приветливым - напротив, он даже недоволен был, казалось, их приходом.
- Мы не вовремя, наверно, - пробурчал Володя. - Помешали...
Но недоброжелание покинуло лицо Ивана Петровича мгновенно, он радушно развел руками, заулыбался:
- Как не вовремя! А ну-ка, живо заходите! Вам, дорогим моим, я рад всегда!
"Снова врет!" - подумал Володя, но в прихожую они с Иринкой все-таки зашли, хотя мальчик уже жалел, что пришел сюда.
В комнате, в которую провел их тут же Иван Петрович, за столом сидел, перебирая какие-то бумаги, молодой человек лет тридцати, и пышные, кудрявые волосы его короной обрамляли высокий, открытый лоб. Он поднял голову и приветливо уставился на детей.
- Вот, Дмитрий Юрьевич! - радостно сказал Иван Петрович. - Прошу любить и жаловать юных любителей старины! Володя, по крайней мере, в оружие влюблен, а Ирина - в мои цветочки.
Молодой человек быстро из-за стола поднялся, с какой-то необыкновенной радостью руку Володе протянул, назвался Димой, а Иринке даже полушутливо поклонился и заговорил приятным баритоном:
- Любители старины, вы говорите? Так ведь кто из пацанов не любитель старины? У меня, милейший Иван Петрович, все карманы в детстве стариной забиты были: подшипники всякие, гильзы патронные, мембрана патефонная чего только не носил! Я через эту дрянь и пришел потом к истории настоящей, да...
Иван Петрович Володе и Иринке жестом на диване сесть предложил, сам за столом уселся с Димой, ласково спросил:
- Ну так чем же, дорогой Димитрий Юрьевич, я вам могу помочь? Только, прошу, погромче говорите.
Дима понятливо закивал, заулыбался:
- Можно сказать, только на вас и полагаюсь. Знаком я в Питере со многими оружиеведами и коллекционерами, эрмитажные сотрудники меня знают, сам Кирпичников мог бы меня рекомендовать, но в вопросе, которым я увлечен, они мне помощь оказать не смогли, к вам направили.
- А что же за вопрос такой? - усмехнулся Иван Петрович.
Дима сделал грустное лицо, такое грустное, что Володе показалось, что он сейчас заплачет. Но Дмитрий Юрьевич не заплакал, а сказал:
- Пишу я диссертацию о наградном оружии России - тема интересная и важная сейчас, когда страна задумала вернуть свою историю. Но, увы, по вопросам некоторым, по мелочам, есть у меня пробелы. А вы, я слышал, в архивах немало посидели, проблему изучили досконально...
Иван Петрович тихонечко покхекал, спросил с улыбкой:
- Так вы хотите, чтобы я отдал вам материалы?
Дима замахал руками так, словно на него напали осы, потом обиженно сказал:
- Извините, не ожидал, что вы мысль такую странную допустите. Я чужим трудом богатеть не хочу. Просто проконсультировать по некоторым пунктам вас прошу. Я уж краем глаза приметил на коврике у вас две шпажки наградные. А палаш этот тоже в золотых ходит? Можно поближе посмотреть? - И, не дожидаясь разрешения, молодой оружиевед поднялся. Встал и Иван Петрович.
Вдвоем подошли они к ковру, и Володя, который остался на диване, хотя ему ужасно хотелось тоже подойти к оружию, видел, что Дима, скрестив на груди руки и выпятив нижнюю губу, смотрел на сокровища Ивана Петровича равнодушно и чуть ли не с пренебрежением.
- И когда же, думаете, был вручен сей палаш? - спросил Дима.
- В конце восемнадцатого. Думаю, что при Павле Петровиче, - отвечал старик и тут же, словно извиняясь, добавил: - Это уникальная вещь. Наградных палашей, кроме этого, в России не было!
Дима посмотрел на Ивана Петровича, который в соседстве с этим высоким, цветущим молодым мужчиной казался дряхлым, хилым и каким-то униженным. Посмотрел с чувством превосходства, если и не презрения:
- Нет, вы серьезно думаете, что вашим палашом наградили впервые и больше золотых палашей не давали никому?
- Уверен в этом непоколебимо и абсолютно! - торжественно заявил Иван Петрович и даже поднял вверх руку, словно клялся.
- И даже, наверно, на костер из-за убеждения своего взошли бы! подзадоривал Дима старика, а Иван Петрович сказал азартно:
- Да, взошел бы! С полной уверенностью, что огонь пощадил бы говорящего истину!
- Не пощадил бы он вас, Иван Петрович! - насмешливо сказал Дима. - В пепел, в прах он превратил бы вас! Хотите доказательств?
