Сергей Данилов - История Канады
Арендаторы — пользователи земельных участков — обязаны были селиться вблизи господского жилища и оказывать сеньору любую помощь, в которой он нуждался. Каждому арендатору полагалось до 30 га земли — гораздо больше, чем в большинстве европейских стран. (Правда, землю еще нужно было очищать от леса и валунов.) Таким образом, определялось, что в каждой деревне должно жить 200–250 семейств. Свободный выбор крестьянами места жительства и свобода передвижения, уже утвердившиеся в английских колониях, в Новой Франции исключались. Даже размеры населенных пунктов регулировались сверху.
В довершение всего губернаторы с согласия метрополии возложили на поселенцев и военную службу. (Регулярные войска прибывали из метрополии только во время официально объявленных войн.) Каждый арендатор с 16 до 60 лет был военнообязанным, состоял в ополчении и один-два месяца ежегодно проходил военное обучение. Характерно, что служба в ополчении включала и принудительный труд — прокладку дорог, возведение укреплений и церквей, сенокосы и т. д. Метрополия и колониальные власти экономили на практически бесплатном труде ополченцев существенные суммы, сами же ополченцы надолго отвлекались от собственных хозяйств.
Быт рядовых колонистов был почти таким же незамысловатым, скудным и грубым, как и в метрополии. Арендаторы жили в тесных полутемных жилищах вместе со скотом и домашней птицей, одевались в домотканое платье, не знали грамоты, считали на пальцах. С другой стороны, проживание в деревнях вместе с сеньорами укрепляло общинно-коллективные связи и сплоченность. А арендатору, исправно вносившему все платежи, обычай гарантировал право на пользование довольно большим наделом земли. Право вносить оброк натурой облегчало положение арендатора — в отличие от Европы в лесах было много дичи, а реки и озера кишели рыбой. К тому же налоги в колонии были меньше, чем в метрополии. Поэтому общий жизненный уровень рядовых колонистов был в XVIII в. даже несколько выше, чем большинства их собратьев в метрополии.
Перенесенные из-за океана и чуждые остальной Северной Америке институты западноевропейского средневекового общества пустили на канадской земле глубокие корни. Они во многом определили исторические судьбы франко-квебекского общества вплоть до середины двадцатого столетия.
Упрочив спаянность общества, сцементировав в нем коллективистские начала, облегчив колонистам борьбу против индейцев, сеньориальная система одновременно значительно затормозила заселение Новой Франции. Из Европы по-прежнему почти никто не соглашался ехать под власть сеньоров. Малоимущие иммигранты из разных стран стремились в своей массе обосноваться в североамериканских владениях Британии — там, где было мало помещиков и не сложилось системы сеньориальных привилегий.
Но если всеми правдами и неправдами в колонию за десятки лет удалось направить от 8 до 9 тыс. мужчин, то с прекрасным полом дело в ней обстояло сначала совсем плохо. Невесты и жены уклонялись от переселения в Новую Францию, поэтому сюда приезжали почти сплошь холостяки или вдовцы. (Даже жена прославленного Шамплейна несколько раз уезжала — убегала? — от него в метрополию.) Чтобы исправить положение, французское правительство снова прибегло к принудительным мерам. Формально по воле королевы власти устроили облавы в портовых городах, арестовали до 500 молодых проституток, присоединили к ним несколько сотен воспитанниц сиротских приютов (прозванных «королевскими дочерями») и переправили в Квебек. Всем им быстро нашлись мужья.
И все же к 1680 г. неженатых мужчин в Новой Франции оставалось много, а новых партий «королевских дочерей» не поступало. Многие из прибывших ранее француженок-горожанок тяжело болели и рано умирали в непривычных им сельских и лесных условиях, лишенных элементарных удобств. Тогда появилось то, что было незнакомо американскому обществу, — смешанные браки. Холостые колонисты стали подыскивать жен среди индейских девушек из дружественных племен. При этом соблюдался весь комплекс католических брачных процедур — молодой человек делал в присутствии племени официальное предложение, невеста затем переходила в католическую веру, затем священник совершал обряд венчания.
Свежий воздух, чистая вода и физический труд способствовали высокой рождаемости. Проблема продолжения рода была таким образом к XVIII в. урегулирована. К 1763 г. население Новой Франции увеличилось по сравнению с 1663 г. в 25 раз, достигнув 75–80 тыс. человек, в основном за счет естественного прироста. Массовые браки с индианками освежили и обогатили генетический фонд франко-квебекцев, увеличили выносливость колонистов, существенно ускорили и облегчили их привыкание к местным условиям. У индейцев колонисты заимствовали обычай носить меховые шубы, шапки, мокасины.
К середине XVIII в. Новая Франция — с ее недолгим летом, трескучими морозами, глубокими снегами, гранитными скалами и студеными озерами — второму-третьему поколению колонистов казалась их родным краем. Прародину — Францию они стали воспринимать как родственную, но все же чужую и очень далекую страну. Себя они называли уже не французами, а «канадьенами» — канадцами. Их язык стал отличаться от французского, правда незначительно. Им были заимствованы отдельные индейские и английские слова.
С преобразованием Новой Франции в коронную колонию в ней развернулось строительство многочисленных церквей и существенно возросло количество католических священников. Духовенству были выделены значительные земельные владения. В 1674 г. была учреждена квебекская епархия. Первым местным епископом стал Франсуа де Лаваль (1674–1708, с перерывами). Среди прибывших в колонию священников было немало иезуитов, к которым благоволил Людовик XIV и которые сыграли большую роль в распространении колониального владычества в Новом Свете. К ним принадлежал и Лаваль, имевший в иезуитском ордене высокий чин вице-генерала. Самый известный из колониальных интендантов Талон тоже был иезуитом.
Новофранцузские иезуиты взяли на себя миссию распространения христианства среди местных племен. Упорство, невозмутимость и вкрадчивость иезуитов позволили им добиться определенных успехов. К середине XVIII в. небольшая часть молодых монтанов, гуронов и мохауков приняла католичество. Быстрее всего оно распространялось среди индейских девушек, которым очень нравились трогательные рассказы о странствиях и казни Христа и о богоматери. Некоторые индианки даже пошли в монахини (хотя многие затем бежали из обителей).
Подчиняясь тайным указаниям римского папы, Лаваль искал способы ослабить власть французской короны над колонией. С этой целью он в церковной иерархии продвигал уроженцев Новой Франции, открыто отдавая им предпочтение перед присланными из метрополии кадрами. Поступая так, он действовал вразрез с политикой могущественного губернатора Фронтенака, и тот добился отзыва епископа в метрополию. Только при новом губернаторе престарелому Лавалю удалось добиться возвращения в созданную им епархию. Ее клир к этому времени уже состоял преимущественно из выросших в колонии священников. Независимо от истинных замыслов Ватикана и честолюбивых намерений Лаваля, вся эта история содействовала сближению колониального духовенства с широкими слоями населения.
Духовенство внесло заметный вклад в организацию системы образования в колонии. Правда, образование всецело было религиозным. Основанная Лавалем в 1663 г. квебекская духовная семинария со временем стала Лавальским университетом — первым в Западном полушарии. Вопрос об открытии других учебных заведений в повестке дня не стоял. Школ в колонии по-прежнему не было. Доля грамотных увеличивалась чрезвычайно медленно.
Подавляющее большинство «канадьенов» (впрочем, как и французов) было крайне суеверно, не умело читать и писать, подозрительно относилось к «грамотеям». Но в самой Франции положение несколько смягчалось наличием обширной и влиятельной прослойки интеллектуалов, вобравшей в свои ряды выходцев из всех сословий. В Новой Франции интеллигенции не было, она и не могла сложиться. Отсутствовала адвокатура, не было писателей, художников, скульпторов, композиторов, артистов. Становлению светской культуры препятствовала церковь. Из-за отсутствия книгопечатания и журнального дела не было редакторов и журналистов. Немногочисленные книги, посвященные колонии («История и общее описание Новой Франции», 1744), были написаны французами, находившимися в колонии короткое время, и изданы в метрополии.
Жившая на 99% по-деревенски, колония нуждалась в кузнецах, смолокурах, лесорубах, бочарах, плотниках, а не в людях умственного труда. Функции интеллигенции выполняло духовенство, а также несколько десятков нотариусов и немногочисленные врачи. Крайне мало было юристов. Королевским эдиктом 1664 г. подготовка в колонии юридических кадров была запрещена. Эдикт, причинивший развитию правовой культуры Новой Франции заметный ущерб, был отменен только в 1740 г.
