Ричард Бёртон - Книга мечей
В Вавилонии третий элемент, так называемый «туранский» (китайский), впервые возник из египетского и начал играть роль в драме прогресса. Почти неизвестное количество его предстает огромным в глазах некоторых исследователей, и от разоблачения Аккадии еще ожидают великих открытий. Но раса, представленная, в частности, китайцами, не могла оказать влияния на знания Египта.
На тот момент, когда писались генеалогические таблицы книги Бытия (гл. 10), эти области были столь неизвестными и варварскими, что автор исключил их из цивилизованного мира.
Знаниями каких-либо фактов о цивилизации Месопотамии мы обязаны по большей части работам XIX века. Профессор Гротефельд из Бонна в 1801–1803 годах обнаружил ключ к персидской стреловидной клинописи [340]. Этот великий шаг вперед открыл этот лабиринт множеству других исследователей — таким, как Хеерен (1815), Бурнуф (1836), Лассен (1836–1844), Хинкс, который набросился на ассирийскую клинопись, и, в конце концов, Роулинсон, чья работа «Облегченное чтение» популяризировала эти исследования в Англии. Действительное изучение месопотамских развалин начал ученый Ботта (декабрь 1842 г.), который, потерпев неудачу в Коньюнджике напротив Мосула, затем обрел успех в Хорсабаде, где-то миль на десять северо-восточнее; четыре года спустя (в декабре 1846 г.) первая коллекция ассирийских древностей попала в Лувр. За ним последовал (в ноябре 1845 г.) мистер (ныне сэр) Х.А. Лэйярд, не являющийся, к сожалению, ориенталистом — его различные открытия глиняной литературы и популярные публикации представили публике Коюнджик и Кальат Нинави (Ниневию), Хиллах (Вавилон), Варку, Сиппар, в шестнадцати милях к юго-западу от Багдада и еще несколько библейских городов.
Это «открытие» древностей, похороненных двадцать столетий назад, и целая «библиотека» из барельефов позволяют нам сравнить долину Нила, колыбель и родину наук и искусств, с их соперниками-наследниками с Тигра и Евфрата. Происхождение ремесел Ассирии, как и Египта, все еще неизвестно; хотя Ассирия и позаимствовала свои искусства и науки из Египта, они пережили там скорее закат и деградацию, чем развитие. И действительно, сколь велика разница между порфирами, гранитами и сиенитами Египта и глиняными кирпичами, грубым черным мрамором и базальтом и недолговечным алебастром (известковым карбонатом) Междуречной Ассирии. Но из своего скудного материала деятельные жители долин выжали все, что было можно. В развалинах обнаруживаются настоящие египетские арки; так называемая «ионическая капитель», завитки которой изначально были рогами козлов; кариатиды и атланты — человеческие фигуры, служащие колоннами; карнизы, кронштейны и консоли и множество архитектурных украшений, служащих для заполнения пустых пространств. Все это явно перешло из страны Нила, как и крылатый круг, лотос [341], сосновая шишка и розетка. Последняя была обнаружена также доктором Шлиманом, превратилась позже в rosa mystica искусства Византии и использовалась христианами для обозначения своего происхождения. И вновь мы имеем здесь дело с ключевым шаблоном, который является в той же мере троянским и китайским, как и греческим. Жимолость, символ Хома или ассирийского «древа жизни» [342]; волнообразный гильош; меандр, иногда также ошибочно именуемый «тосканской каймой» — она была распространена также и в Египте и на Кипре и, возможно, происходит от хеттского узора «свасти», ошибочно именуемого «свастика» [343]. Ассирийцы преуспевали в литературе [344], в живописи, в скульптуре, в малых искусствах и в металлургии. Они производили прозрачное стекло: хрустальная линза [345], найденная в Ниневии, может объяснить миниатюрные размеры некоторых надписей. Ассирийцы производили эмаль и украшали ею презренный кирпич. Как и их учителя из Египта, они искусно резали по кости, вырезали цилиндры из яшмы и черного камня (pietra dura), вырезали геммы из сердолика, оникса, сардоникса, аметиста, агата, халцедона и лазурита.
Что касается ассирийской металлургии, то немного предметов из железа было найдено во влажной и азотистой почве речной долины, но металл их отличается, как и египетский, голубоватым оттенком; бога Ниниб именовали «повелителем железной куртки». Золото и серебро щедро использовались для украшений. В Монте-Гордей («Курдских горах») возле Мосула, изначального Арарата «Ноева ковчега», добывали свинец. Медные сосуды, которые, будучи отполированными, сверкали, как золото, находили во дворце Нимруда; руду привозили из северных гор, возвышающихся над долиной Тигра, где Аргхана Ма-адан (шахты Диярбакыра) долго снабжали Оттоманскую империю. Вопрос о том, откуда ассирийцы экспортировали олово, еще не решен [346]. Они хорошо обрабатывали бронзу: найдено много отливок из этого сплава: бытовая утварь — кастрюли и котлы, кружки, вилки и ложки, тарелки и миски, простые и украшенные; инструменты — такие, как иголки, гвозди и пилы; тонкие пластины; так называемые бритвы [347]; лампы; оружие; щитоподобный предмет, какие находили и в Египте; наконечники копий, щиты, дверные петли, каждая по шесть фунтов и три и три четверти унции весом.
Бронзовые ворота Балавата, створки которых имели восемь футов в длину, демонстрировавшие триумф Салманасара II (884–850 гг. до н. э.), говорят о высоких технологиях. Лэйард привез в Британский музей много железных предметов из северо-западного дворца в Нимруде; были там и предметы с железной сердцевиной, вокруг которой для экономии была отлита бронза. Среди них — железная кольчуга, два ржавых шлема, украшенные бронзой; иголки, молотки, ножи и пилы. Они датируются примерно 880 г. до н. э.
Ассирийцы щедро изображали сцены войны и охоты. Сотни барельефов, менее условных и потому более естественных, чем египетские, изображают охоту на льва, оленя и лесного кабана, дикую лошадь, осла и быка. Не менее искусно изображали они и войну, которая показана во всех стадиях — марши, переправы, битвы, морской (или, скорее, речной) бой, преследование врагов и пытки пленных — истязания, сажание на кол, сожжение живьем, распятие на кресте, «сажание деревьев» (погребение живьем).
Отвратительная жестокость этих азиатов, все еще практикуемая персами, курдами и «ужасными турками», являет собой резкий контраст с мягкостью африканцев-египтян. Их стены, одиночные или двойные, сопровождались рвами и крепостными валами, а также были снабжены бойницами, амбразурами и зубцами; найдено два щита, похожие на египетские картуши. Places fortes (укрепления) атаковались с помощью башен на колесах [348], таранов с железным наконечником, раздвижных лестниц и павуазов — больших щитов, похожих на распространенные в Европе в XV–XVI веках. В поле к копьям прикреплялись вымпелы; а на них изображены орлы. Бой начинался с обстрела метательными снарядами, камнями, дротиками и стрелами; затем вступали булавы и копья; меч тоже никогда не оставался без дела. Воинов изображают пешими и конными, с роскошными попонами лошадей, или в колесницах, или плывущими на пузырях из надутой кожи. На них шлемы самых разнообразных форм — с гребнями, с полумесяцем, с fleur-de-lys (геральдической лилией) наверху и с просто гладкой поверхностью; у некоторых — закрывающие уши шлемы древнеегипетского образца («наммс») или индийские «кан-топ». Иногда шлем заканчивался металлическим наконечником — pickelhaube. Скульпторы изображают чешуйчатые доспехи или кольчуги норманнского образца, с чулками из железных (?) колец, крагами и шнурованными на голени ботинками. Щиты их, либо полностью округлой формы, либо закругленные сверху и ровные снизу, закрывали все тело.
Ассирийские мечи, как и египетские, имели четыре основные формы. Первая — длинный кинжал египетского образца; ее использовали все, без общественных различий, от царя до пращника. Вторая («малмулла» (?), рис. 206, в) некоторыми переводится как «фальчион» и выглядит чуть искривленной, не как турецкий ятаган, а полуизогнутой, в стиле японских мечей или индийских тальваров. Кривые мечи на барельефах в основном являются атрибутами представителей побежденных народов. Третья форма — «са-па-ра», или хопш (рис. 221); четвертая — дубинкообразный меч, с утолщением на конце, практически не имеющий острия [349]. В клинописи часто упоминается некий «двойной меч»; возможно, это тот тип меча, который греки называли «хелидонским» [350]. В изображениях на барельефах встречается и «фехтовальное» оружие — например, меч из дворца в Ниневии периода правления Сарданапала (1000 г. до н. э.) (рис. 210).
По большей части оружие имело богато украшенные эфесы и ножны. На скульптуре царя головка эфеса формируется куполом или полушарием — постоянное украшение, — под которым находится шар между двумя плоскими дисками: верхние челюсти двух львов, расположенные друг напротив друга, охватывают клинок и рукоять в том месте, где она прижимается к устью ножен. У другого меча на рукояти львиная голова. Ножны с двумя львами встречаются часто, иногда эти два зверя изображаются сплетенными в смертельных объятиях. У еще одного экземпляра царское лезвие гораздо шире обычного, и два лежащих льва формируют обод, охватывая ножны своими лапами и глядя назад или выгибая назад шеи (рис. 212). Обод другого меча обогащен гильошем. В надписях Ашшурбанипала мы читаем о «стальном мече с золотыми ножнами» и о «стальных мечах на поясе». Другая легенда гласит: «Он поднял свой великий меч по имени Повелитель Грозы», что доказывает, что меч, как и конь, колесница, корабль или другое любимое существо, мог носить имена и титулы.
