Дмитрий Володихин - Иван Шуйский
Большой штурм закончился для атакующий полным разгромом. Именно тогда в плен к защитникам обители попали знатные дворяне немецкие, а вместе с ними — множество наемников.
Баторий не желал признавать неудачу. Он отправил под стены монастыря 500 венгров и еще один отряд немецких наемников. Разрушив часть укреплений, венгры предприняли второй штурм. Немцы отдельно от них устремились в старый пролом. И те, и другие откатились с большим уроном.
Гейденштейн с горечью комментирует: «Неприятель приписывал эту неудачу наших чуду, наши же заклинаниям и колдовству. На самом деле тут можно было заметить, что в виду более слабых укреплений столь же часто вредит небрежность, сколько при взятии сильных мешает самая трудность дела; потому что в последнем случае самая великость опасности и раждающийся отсюда страх часто возбуждают военную доблесть, а в первом случае самая маловажность дела ослабляет силу напряжения души и усердие. Однако некоторые думали, что, если бы наши пошли на приступ со всеми силами и в одно время, то без сомнения можно было бы взять монастырь даже без большого труда. Между тем, пока наши наступали по одиночке, сперва сами по себе Немцы, потом Венгерцы, неприятелям была даваема возможность собирать все силы в одно место, и натиск наших был ослабляем»438. Но, может быть, не столько слабы оказались усилия наемников, не столько виновата в новом поражении несогласованность их действий, сколько хорош, искусен и отважен печерский гарнизон. Русские защищали знаменитый монастырь со всеми его святынями. Поддаться было бы стыдно — позор и поругание на всю жизнь! Совершенно так же поведут себя защитники Троице-Сергиевой обители во время Смуты, да и защитники Соловецкого монастыря, подвергшегося нападению новейших британских кораблей в Крымскую войну. Они исполняли не только дело чести, но и дело веры, а потому стояли насмерть, не считая потерь.
Пиотровский честнее Гейденштейна. Он просто говорит: «Подвиги монахов достойны уважения и удивления»439.
А может быть, и впрямь Бог помог?
Для верующего человека в этом нет ничего странного, ничего невозможного. И даже такой скептик, как язвительный Пиотровский, задавшись вопросом, почему Фа- ренцбеку так не везет у Печор, колеблется с ответом. Вероятно, там просто не хватает пороха — его вообще мало в лагере Батория; Фаренцбек получал его несколько раз, но, как видно, для артиллерийской поддержки при штурмах этих припасов оказалось недостаточно. Но возможно и другое: «Печерцы удивительно стойко держатся, и разнеслась молва, что русские или чародействуют, или это место действительно святое, потому что едва подошли к пробитому в стене пролому, как стали все, как вкопанные и далее идти не смели, а между тем русские стреляли в них, как в снопы. Все русские чтут образ Пречистой, и этот монастырь пользуется в здешней стороне таким же значением, как у нас Ченстоховский»440.
Для русских же одоление иноверного войска под Псковом и Печорами — ясный признак благоволения Божьего. В этом нимало не сомневались. Осада города в исторической памяти Псковщины наполнена чудесами, явленными от Богородицы и местных святых, защищавших крепостные стены мистическим оружием. Князь Шуйский предстает в ней благоверным воином, больше надеявшимся на Христа и Богородицу, нежели на укрепления города.
К январю псковичи осмелели. В их глазах великая армия Стефана Батория перестала быть мрачной угрожающей силой. Прежний ловец сам превратился в зверя, которого следовало травить, пока он не залечил раны и не поднялся с новой яростью. Пиотровский рассказывает о нескольких крупных вылазках осажденных, в том числе и об одной, явно удачной, сделанной в расположение немецких наемников: «Русские ободрились. Сделали вылазку, а всего их было на вылазке около тысячи пехоты и несколько сот конницы. Немцы441 должны были отступить».
Иван Петрович получил донесения о том, что неприятель ослабел и убавился в численности. Воевода строит смелый план контрудара. Пора еще разок потрепать поляков, пора напомнить, какую угрозу для них самих представляет осада. Гейденштейн пишет: «Шуйский, видя огромную силу морозов и получая от перебежчиков известия, что повсюду в лагере распространяются от того лихорадки... стал изыскивать способы, как бы к славе спасения города присоединить еще славу взятия польского лагеря и уничтожения неприятельского войска»442.
Воевода готовит масштабную вылазку, в которой должны принять участие лучшие силы гарнизона.
В день вылазки столкновение с отрядами Замойского переходит в большую битву. Неясно, кто одержал в ней победу. Обе стороны приписывают ее себе, и обе понесли значительные потери. Русские и польские источники кардинальным образом расходятся в оценке событий.
«Повесть о прихождении Стефана Батория на град Псков» сообщает: 4 января большой отряд конных и пеших атаковал поляков, выйдя из Великих ворот. «И в той вылазке более восьмидесяти почтенных и прославленных знаменитых панов убили и много важных языков в город привели. Это была последняя вылазка. Всего же вылазок из города было сорок шесть»443. Таким образом, с точки зрения псковичей, они, без сомнений, одержали победу. Допустим, сколько участники вылазки убили «знаменитых» и «почтенных» панов, а сколько незнаменитых и непочтенных бойцов, они знать не могли — не было у них никакой возможности разглядывать и пересчитать трупы. А вот «много важных языков» явно в городе видели. И то, что их сумели доставить в крепость, а не изрубили и не бросили на полдороге, как бывало, когда наседали превосходящие силы неприятеля, свидетельствует еще и об относительно благополучном возвращении русских отрядов под защиту стен с пушками и пищалями.
Рейнгольд Гейденштейн строит сообщение о битве 4 января в принципиально ином ключе. По его словам, «Шуйский, узнав от перебежчиков о численной слабости внешних постов и о количестве оных, возъимел намерение, захватив сперва нечаянным нападением караульные посты, напасть на самый лагерь; с этою целью он собрал около 700 лошадей, оставшихся еще живыми после всех бедствий осады, и посадил на них самых смелых людей. Против города находилось два поста со стороны лагеря; один стоял за рекою Великой, наблюдая за Печорской дорогой, второй — по сю сторону реки выше лагеря. С другой стороны за безопасностью наблюдали отряды, стоявшие при Святой горе. Шуйский выслал около 300 отборных всадников за реку Великую против тех, которые стояли на постах, как указано было, при Печорской дороге; он, как потом стало известно от пленных, имел в виду следующий план: как скоро, по занятии им тех постов, другие, стоявшие на караулах с верхней стороны лагеря, как он имел основание рассчитывать, покинут свои места и переправятся по покрытой льдом реке для помощи своим, то лагерь таким образом будет обнажен и ему будет возможно ворваться в него неожиданно, не встречая никакого препятствия. В тот день пришлось занимать посты хоругви Зборовского, которая состояла из 300 всадников; Фома Оринский (Thomas Orinscius) расположился приблизительно с 40 человеками из этого числа за рекою Великой, а с прочими занимал караулы по сю сторону реки Плесковы выше лагеря Лаврентий Скарбек (Laurentius Scarbecus), наместник хоругви. Но уже до этого Замой- ский дал приказы вообще всем сторожевым постам при вылазке неприятеля не давать ему возможности завязать тут же сражение, но тотчас, обходным движением отступать к лагерю не только для того, чтобы легче можно было с более близкого места отправить им подкрепление, но и чтобы завлечь неприятеля и заставить его вступить в битву подальше от города. Оринский (Orinscius) так и сделал. Шуйский выслал часть пехоты из города, которая, заняв какую-то долину, так как все место было пересечено неровностями, и, отрезав отступление, открыла сильную пальбу из ружей. В это время Замойский приказал Скар- беку, державшему, как выше указано было, караул на более отдаленном посту тотчас переправиться через реку и произвести нападение на неприятелей, и вместе с тем сам, сев на коня, приказал следовать за собою находившимся в резерве, как объяснено было выше. Когда Скарбек очень скоро переправился через реку, то Шуйский, лишь только заметил, что лагерь лишен охраны, тотчас выслал из разных ворот всю пехоту и конницу для взятия лагеря. В это время... караулы в палатках, которым Замойский приказал следовать за собою, уже приготовились к битве и прежде всех Венгерцы, занимавшие часть лагеря при реке Великой, затем Иван Кретковский (lohaunes Kretkovius) с хо- ругвию Станислава Пржиемского, (Stanislaus Prijemscius), Сарнацкий (Sarnacius) с хоругвию Иеронима Гостынского (Hieronymus Gostinius), коих они были наместниками; за ними и другие с такою стремительностью бросились вперед, что при одном их движении, при одной стычке и натиске около 300 человек неприятелей пало, более 60 было взято в плен и весьма много ранено. Шуйский, ожидавший на ближайшей стене исхода вылазки, видя это поражение и бегство своих, тотчас, отозвав их, увел в город»444.
