Анатолий Абрашкин - Русский Дьявол
Главным событием, перевернувшим жизнь Демона, было изгнание его из рая. Это произошло до событий, разворачивающихся в повести (поэма имеет подзаголовок «Восточная повесть»). «Счастливый первенец творенья», «чистый херувим», он «блистал» в раю, в «жилище света», в атмосфере доброжелательного внимания,
Когда бегущая комета
Улыбкой ласковой привета
Любила поменяться с ним…
Красота и любовь окружали его, но в одночасье все изменилось. По неизвестной, не указанной в повести причине, Демон был удален из обители вечного благоденствия и лишен ангельского чина. В тексте ничего не говорится о деталях ухода Демона, автор ограничивается только указанием, что его герой стал «изгнанником рая»:
То не был ангел-небожитель,
Ее божественный хранитель…
Венец из радужных лучей
Не украшал его кудрей.
Но, с другой стороны, Демон еще и не стал обитателем преисподней:
То не был ада дух ужасный,
Порочный мученик – о нет!
Он был похож на вечер ясный:
Ни день, ни ночь, – ни мрак, ни свет!
Не будем забегать вперед, но уже ясно, что это еще юный, неоперившийся Дьявол. Он, безусловно, отличается от Сатаны времен единобожия, это та самая тень Бога, о которой шел разговор ранее, это злой дух Ветхого Завета, который еще не сделал окончательного выбора в пользу ада. Вот оригинальный момент лермонтовского замысла.
Демон — своего рода отверженный и среди собратьев по несчастью:
Изгнанников себе подобных,
Я звать в отчаянии стал,
Но слов и лиц и взоров злобных,
Увы! Я сам не узнавал.
Еще одно неожиданное уточнение библейского мифа: падшие ангелы, по Лермонтову, не очень-то роднились между собой. Каждый из них спасался в одиночку. Хотя в конечном итоге все они и собрались под крылом Люцифера-Сатаны, но приходили они к своему покровителю разными путями. Наш герой вообще одно время потерялся и не ведал, куда нес его «рок событий»:
По вольной прихоти теченья
Так поврежденная ладья
Без парусов и без руля
Плывет, не зная назначенья.
Ладья, плывущая неведомо куда, — образ более чем впечатляющий. Можно ли не сострадать попавшему в подобную ситуацию? Она становится еще более драматической, если учесть, что Демон не потерял ни своего могущества, ни своей силы. После злополучного изгнания он властвует над землей, в его ведении толпа «служебных» духов, которых он именует подвластными ему братьями. Кажется, все устроилось как нельзя здорово, — живи и царствуй! Но вместо этого Демон странствует «в пустыне мира без приюта». Он принялся было творить зло (более от обиды, чем сознательно и планомерно!), однако и зло быстро наскучило ему.
И вдруг Демон увидел Тамару. Молодая грузинка, княжна, она была красивей всех смертных дев, являвшихся когда-либо на земле. Демон влюбился:
…В себе почувствовал он вдруг,
Немой души его пустыню
Наполнил благодатный звук —
И вновь постигнул он святыню
Любви, добра и красоты!
Бесчувственный гордец превращается в романтика, мечтающего о новом счастье, о возможном возрождении:
Он с новой грустью стал знаком;
В нем чувство вдруг заговорило
Родным когда-то языком.
Любовь пришла к Демону, когда, казалось, уже ничто в подлунном мире не сможет затронуть его внимания. Чудесным образом ему предоставился шанс вернуться в прежнее состояние и снова обрести небо. Позже он признается Тамаре:
Лишь только я тебя увидел —
И тайно вдруг возненавидел
Бессмертие и власть мою.
Я позавидовал невольно
Неполной радости земной;
Не жить, как ты, мне стало больно,
И страшно – розно жить с тобой.
В бескровном сердце луч нежданный
Опять затеплился живей,
И грусть на дне старинной раны
Зашевелилася, как змей.
Что без тебя мне эта вечность?
Что же за «старинная рана» вновь стала беспокоить Демона? Поэт ограничивается простым упоминанием о делах давно минувших дней, предоставляя читателю право додумать все самому. Но оставляет кое-какие подсказки. Затронутая им вскользь тема бессмертия «изгнанника рая» и вроде бы случайное сравнение грусти, затаившейся «на дне старинной раны», со змеем не могут не воскресить в нашей памяти историю грехопадения. Прельстившись мечтой о вечной жизни, Демон открыл нашим прародителям таинство любви. Он любил Еву, любовь к ней и есть его «старинная рана», но любил, если можно так сказать, платонически. Лермонтов специально подчеркивает этот момент: обращаясь однажды к Тамаре, Демон называет ее «подруга первая моя». Дополняя известную библейскую историю небольшими подробностями, поэт делает образ своего героя более привлекательным, нежели того требует христианская традиция.
Лермонтов осторожно, но очень настойчиво призывает нас верить в правдивость Демона. Он вовсе не сердцеед, подруг у него ранее не было, и кажется, что ради возникшего у него «неземного» чувства может произойти чудо. Тем более что и сам (могущественный!) Демон страстно желает этого:
Хочу я с небом примириться,
Хочу любить, хочу молиться,
Хочу я веровать добру.
С самых первых строк повести читатель сочувствует Демону: мы всегда жалеем наказанного, так уж мы устроены. А тут, вдобавок ко всему, выясняется, что он и сам вроде бы всячески стремится загладить свою вину перед Богом, даже пасть перед Ним на колени. Кто посмеет усомниться в искренности такого намерения? Воспитанные на сказках со счастливым концом, мы уже ожидаем решительных признаний со стороны влюбленных в вечной преданности.
Но все происходит буквально с точностью до наоборот. Тамара, «жертва злой отравы», вянет день ото дня. Не в силах скрывать свою муку, она признается отцу:
Меня терзает дух лукавый
Неотразимою мечтой;
Я гибну, сжалься надо мной!
Отдай в священную обитель…
Девушка верит, что в монастыре Бог оградит ее от преследований призрачного друга. У дверей ее кельи дежурит «посланник рая, херувим». Только «прекрасная грешница» и здесь тоскует, теперь уже от невозможности свиданий с тем, кто приходил к ней во снах «с глазами, полными печали, и чудной нежностью речей». Она мечтает о новой встрече и томится ожиданием ее. Душа девушки всецело принадлежит своему избраннику, дело за «малым» — он должен переступить положенный ему предел и завладеть ею. Этот шаг страшит Демона:
Он хочет в страхе удалиться…
Его крыло не шевелится!
И чудо! Из померкших глаз
Слеза тяжелая катится…
Плачущий Демон… Великий, гениально созданный образ! Демон впервые постигнул тоску любви, ее волненье. Его переполняет уже отнюдь не платоническое обожествление предмета своей любви и его немое обожание. Слезы — верный признак страстного желания обладать своей любимой, слиться с ней в одно целое. И остановить его не сможет никто: ни херувим — Божий посланник, ни Сам Всевышний. Демон входит в келью девушки и дарит ей «смертельный яд лобзанья», последнее наслаждение в ее земной жизни… Демон мечтает унести с собой душу Тамары, хранить ее как память о своей единственной, неповторимой, божественной (!) любви. Но вопросы вечного существования решает не он один. Господь вступается за душу бедной девушки. Его устами один из ангелов святых объявляет Демону, что
С одеждой бренною земли
Оковы зла с нее ниспали.
Тамара выдержала испытание любовью, не отказалась от нее, осталась верной ее идеалам и погибла за ее вечное торжество.
Ценой жестокой искупила
Она сомнения свои…
Она страдала и любила —
И рай открылся для любви!
Это решение Бога, Его беспристрастный суд и окончательный Его приговор. Он спасает душу Тамары от скитаний по адским глубинам, но при этом навек разлучает ее с Демоном.
Поэма Лермонтова не просто гениальное художественное произведение. В ней заложены и глубокие философские идеи. Не случайно Лермонтов работал над поэмой на протяжении десяти лет. Известно восемь ее редакций, отличающихся и сюжетно, и степенью поэтического мастерства. Все это не оставляет сомнений, что, подготовив в 1839 году свой труд к печати, Лермонтов расставил все точки над «i» и полагал ее законченным и до тонкостей продуманным сочинением. Правда, некоторые современные исследователи, на удивление, считают поэму загадочной и противоречивой. Пытаясь доказать эту точку зрения, И. Б. Роднянская (ведущий критик «Нового мира») в статье «Демон ускользающий» формулирует целый ряд неразрешимых, на ее взгляд, вопросов. Мы последовательно воспроизведем их (они набраны курсивом) и попробуем дать «лермонтовские» ответы на них.
