Сергей Бородин - Костры похода (Звезды над Самаркандом - 2)
В этом недолгом раздумье был его отдых, та полудрема, когда яснее, чем в присутствии людей, он понимал все события, решал все вопросы, порожденные этими событиями. Тогда приходило успокоение, а будущее казалось почти осязаемым.
Наконец он откинулся на подушки и очнулся.
Он встал и прошел в садик, заслоненный домом от двора и от всей суеты двора.
Вдоль садика тянулась длинная приземистая пристройка. Видимо, прежде здесь жили жены хозяина, - маленькие дверцы открывались прямо в садик, под сень старых деревьев, где торчали какие-то чахлые, пыльные кусты цветов. Здесь немало случилось всяких происшествий, немало наговорено всяких россказней, спето песен, пролито слез...
Теперь в тесных кельях исчезнувших обольстительниц разместились Улугбек с воспитателем и несколько ближайших вельмож Тимура, у которых не было в походе своих войск, - казначей повелителя, начальник личного караула, а с ними - и духовный наставник сейид Береке.
Тимур прошелся под деревьями, замечая то пару женских туфель на краю водоема, забытых в спешке, то закатившийся под куст глиняный, разрисованный шарик, которым играли дети. Еще несколько дней назад, совсем недавно, здесь мирно шла другая жизнь. На своем веку Тимур видел множество городов, останавливался в бесчисленных зданиях, посещал несчетное число домов, дворцов, келий. Но куда бы он ни пришел, всегда и везде он своим появлением изменял жизнь, протекавшую там до его прихода. Ни разу не было случая, чтобы и при нем продолжалась та жизнь, какой была она за день или хотя бы за миг до его появления. Как жили там до него, ему было суждено лишь угадывать. Так было и здесь. Он прохаживался по садику, спешно освобожденному от людей, чтобы он мог здесь пройтись. Некоторые из келий были и теперь пусты, - его вельможи куда-то отлучились. Лишь в келье Улугбека разговаривали. Дверь была открыта. Не доходя до двери, Тимур, неслышно ступая, подошел и прислушался.
Там вели речь о каком-то старике, назвавшем Тимура попросту Хромым. Этот старик собирался построить дом взамен разоренного нашествием Хромого.
Голос Султан-Хусейна:
- Вот мы разбойников ищем, а один из них был перед вами, тут как тут, а вы поехали себе, а его оставили на воле. Эх, вы!
Грубоватый, хриплый, может быть рассерженный, ответ Кайиш-аты:
- Старик по недомыслию грубил. Разбойники домов не строят. Разбойники чужие дома разоряют.
Султан-Хусейн:
- Разоряют, но чужие, а свои гнезда чинят. Вон и Хулагу-хан разорял, разорял, а себе дворцы понастроил, и здесь и в Тебризе, и Дом Звезд, и еще всего немало, что его тешило. Тоже - Тохтамыш. И у нас и здесь немало всего наломал, а у себя в Сарае сразу принялся строить. Только дедушкин приход ему помешал. Дедушка ему тем ответил, что весь его Сарай перевернул ему вверх дном. Вот и разбойники!
Улугбек:
- Дедушка ломал, ломал, а какой же он разбойник? Дедушка сколько всего настроил! Хулагу-хан здесь строил, дедушка в Самарканде. Дедушка разве меньше строится?
Голос Халиль-Султана:
- У нас в Самарканде говорят: "Когда разбогатеет степняк - женится; когда самаркандец - строится"...
Вдруг все смолкли. Что-то произошло в келье. Тимур оглянулся: кругом никого не было, некому было встревожить их. Лишь опустив глаза, он заметил: на дорожке перед открытой дверью кельи протянулась его длинная тень. Тень Тимура они увидели перед своей дверью и смолкли.
Больше он не мог скрываться от них и подошел, со света плохо видя тех, что сидели во мгле кельи.
Все замерли, стыдясь своей беседы, не зная, много ли он слышал из того, что они наговорили. Торопливо поднимаясь, молчали.
Не помня, что ему уже случалось так вот, нечаянно, подслушать беседу внуков, он вступил в келью.
- Скучаешь по Самарканду? - спросил он Халиль-Султана.
Халиль, смутившись, смолчал было. Но дед, не садясь, ждал ответа. Все неподвижно стояли. Он один, прохаживаясь перед ними, остановился перед Халилем:
- А?
- Да, дедушка, кому ж не мил Самарканд!
- То-то!.. А тебе, Улугбек, понравилась Марага?
- Дедушка! Мне они книгу подарили. Старинного письма. О чем - не знаю, но как переписана! Почерк насх.
- Насх? - насмешливо переспросил Тимур. - А о чем, не знаешь!
- Я ее хотел посмотреть, да вот...
Улугбек с укором обернулся к воспитателю.
- А что?.. - спросил Тимур.
Кайиш-ата виновато объяснил:
- Я приказал все подношенья вьючить. Пока мы обозревали город, все, что нам подносили тут, увьючивали. Ведь нам спозаранок - в путь, когда ж еще вьючиться! Книга эта тоже уложена со всем остальным. Где ж ее теперь искать?
- Да, в путь. Скоро в путь. Время - к вечеру.
- Там, дедушка, дом, в котором все ученые мира жили. Осталась одна лестница.
- Все ученые мира?.. Всех не соберешь.
Кайиш-ата наставительно напомнил Улугбеку:
- Великий повелитель собирает ученых со всего света в Самарканд. Ныне у нас там их больше, чем во всем мире.
Тимур строго возразил:
- Всех их как собрать? Они - по всему миру.
- Хулагу-хан, говорят, тоже собирал! Они там писали книги. У них было пятьсот тысяч книг, - сказал Улугбек.
- Знаю. Мне тоже говорили об этом. Хулагу-хан собирал себе. Себе, чтобы не досталось другим. А сам и не знал, ни чем заняты ученые, ни что написано в этих книгах.
Тимур не знал, чем бы еще опорочить славу Хулагу-хана. Он смолоду насмотрелся на обычаи монгольских завоевателей. Он помнил поросшие травой городские площади Самарканда, Бухары, Термеза. Он одного к одному собирал себе соратников, чтобы бороться с завоевателями. Он нападал на караваны монголов, ставших беспечными от самоуверенности, он нападал на их стада, топтавшие былые пашни, превращенные степняками в пастбища, он, обросши соратниками, нападал на городские базары, чтобы изгнать оттуда монголов. Он развертывал свои походы все шире и шире. Он уверял и себя и других, что ведет борьбу за освобождение земли от монголов для тюрков. Тюрки шли с ним отбивать Хорезм у Золотой Орды, тюрки шли с ним отвоевывать у монголов Иран, Азербайджан, Армению. Тюрков водил он на Золотую Орду, чтобы поразить монголов в самом их сердце. Много дорог пройдено, много еще надо пройти. Он изгнал их из Индии, но они еще владычествуют в Китае. Но прежде чем изгнать из Китая, надо пройти через степи самой Монголии, уничтожить их там. Но прежде чем идти на Монголию, надо закрепить за собой эти земли: нельзя у себя за спиной оставлять Баязета Османского, - у Баязета опытные, закаленные в походах, отважные воины. И воинов этих у него не менее двухсот тысяч. Такую силу нельзя оставлять у себя за спиной. Столько дел у человека на земле и так мало времени! Он все ходит и ходит по всем дорогам, по всем дорогам...
- Ты понимай, кого хвалишь! - продолжая прохаживаться по келье, строго сказал он Улугбеку, хотя и не хотел обижать своего любимца в эти последние часы перед долгой разлукой. - Ты понимай, кто что совершает, кто для чего совершает... Где оно, что построили сами монголы? Где книги, ими написанные? Где их ремесла, их города? Где? Они только чужое брали. Только чужое! Тут, эту Марагу, этот Дом Звезд, здешние строили. Не на монгольском, а на арабском языке они написали здесь свои книги, на персидском. А монголы были среди ученых? Здесь, в Мараге, были? Хоть один? Ни одного! Здешние перехитрили хана, - он им Дом Звезд строил, книги им свозил. А хану не это было дорого, ему - только б было где коням пастись, да назад бы в степь, да великим бы ханом сесть. И было так: бросил тут все, кинулся в степь, да опоздал, - другой его опередил - Хубилай. Пришлось вернуться в Марагу. И так все они. Тохтамыш тоже: хотел ученых к себе переманить, - они не поддались, не поехали. Силой кое-кого к себе в Сарай завез, а они от него назад сбежали, едва он ослабел. Нет, ты их не хвали. Ты всегда понимай, как и для чего свершают люди свои дела.
Халиль-Султан видел, что Тимур раздражен словами Улугбека, хотя и скрывает свое раздражение. Но чем так задел Улугбек Тимура, Халиль понять не мог. С тревогой вслушивался он в слова деда. Он знал ревность Тимура к монголам, еще в юности много горечи принял от них дедушка. Халиль знал, как неутомимо, всей своей силой, всем своим могуществом шаг за шагом, всю жизнь захватывал Тимур область за областью, страну за страной, вырывая их у монголов. Но как некогда сам Тимур с горстью смельчаков кидался на многочисленного и сильного врага, так потом, то тут, то там, горсточки смельчаков кидались на многочисленные воинства самого Тимура. И не всегда ему удавалось справиться с этими смельчаками сразу, иногда это длилось долго, отнимало много сил, наносило войску большой урон. Почему дедушка никогда не думал об этом, почему, думая о нападении на него десятка или сотни смельчаков в завоеванных областях, дедушка не вспоминал своей молодости. А может быть, помнил?
Тимур вдруг подошел к Улугбеку и, сощурив глаза, как бывало при великом гневе, но не с гневом, а с укоров сказал:
- Ты говоришь: Хулагу-хан строил, дед твой тоже строит. То-то что не "тоже". Тот строил чужое, чужими руками и для чужих. У него своего ничего не было. А мы свое строим. Что было порушено, поломано у нас монголами, что за годы их владычества утрачено, надо назад вернуть. Сразу по всей тюркской земле не отстроишься. Самаркандом начали. Еще кое-где. Но у вас свои строят, по-своему. А чужих мастеров я собираю, чтобы они нашим помогли. И чтоб они строили нам наше.
