Наталья Велецкая - Символы славянского язычества
Подводя итоги рассмотрения ритуалов медиации у славяно-балканских народов, можно сказать: обряды, связанные с медиацией солнечного тепла и влаги, представляют собой рудименты ритуала проводов на «тот свет» различной степени трансформации и переосмысления. Как резюме воспринимается свидетельство средневекового источника (1610) относительно балтийского ритуала вызывания дождя во время засухи. «Различные атрибуты… и детали ритуала здесь все собраны воедино. Ритуал осуществляется на холме, в роще, приносится в жертву ряд жертвенных животных определенного (черного) цвета, совершаются ритуальная еда и питье, вызывается Перконс, прямо связываемый с огнем»{405}.
Известно, что образ христианского Ильи Пророка вобрал в себя качества языческого божества, владычествующего над небесными стихиями и прежде всего повелевающего молнией, громом, дождями и градовыми облаками. Известно также, что христианский праздник в честь этого святого сохранил элементы языческого ритуала. То, что ему придавалось язычниками большое значение, явствует из средневекового календаря полян. Особенно важны в данном случае предварительный этап ритуальных действий, для которого характерен отбор жертв, и кульминационное действо — жертвоприношение людей{406}. Эти данные соотносятся с данными Дж. Хокинса о кострах, связанных с определенной астрономической датой, когда склонение Солнца составляло 16,3° и фиксировало 1/8 часть года, приходящуюся примерно на 8 августа. Поскольку дата эта условна и, кроме того, выведена применительно к кельтской культуре Британских островов{407}, она вполне может быть сопоставлена со 2 августа, тем более что древнеславянский языческий ритуал, приуроченный к святцам и более растянутый во времени, по всей видимости, также исходил из астрономических данных.
День Ильи Пророка считается переходным от лета к осени. Характерен в этом смысле запрет купания, вступающий в силу с этого дня. В образной форме сохранилось объяснение этого запрета в народной традиции заволжских старообрядцев: в этот день на заре олень опустил в воду свое золотое копыто, и вода от этого остудилась. По разным приметам и явлениям в природе в этот день судят о предстоящем годе, о будущем урожае, об общем благополучии (или неблагоприятствующих симптомах), о погоде. Вероятно, эти древние наблюдения и связанные с ними представления сыграли определенную роль в формировании образа христианского Ильи Пророка. Он воспринимается как грозный святой, и праздник его в народной традиции сохранился как суровый праздник, облеченный в строгие рамки ритуальных установлений, нарушение которых влечет за собой опасные последствия. Запреты, как и нормы в целом, в народной традиции разных славян имеют вариации, и локальные, и хронологические, в зависимости от степени сохранности архаики. Основной запрет — запрет работы — варьирует в народной традиции от полного недопущения всех ее видов до запрета на отдельные работы, преимущественно женские, что, по-видимому, связано с более устойчивой сохранностью архаики в женской среде. Из традиционных видов запрета на те или иные работы обращает на себя внимание особенно строгий и распространенный запрет на стирку белья, что, по-видимому, в основе своей исходит из запрета осквернения, загрязнения воды. Существенно, что в некоторых местностях этот запрет распространяется на предшествующие и последующие дни.
Из рудиментов языческих ритуальных действ следует выделить, во-первых, костры общественного характера, и, во-вторых, общественные пиршества на лоне природы, обычно в установленных для общих ритуальных действ местах. При этом характерно заклание для общественного действа быка, барана и т. п. (болгарский «курбан», например). Обращает на себя внимание локальная, явно пережиточная форма: обыкновение резать в этот день старых петухов и связанное с ним поверье — неисполнение обычая влечет за собой бедствия; особенно над главой семьи нависает угроза смерти. Показательно также и перебрасывание через крышу дома отрубленной у петуха головы. Этот обычай, свойственный разным южнославянским народам, давно вызывал интерес югославских исследователей, и относительно сущности его существуют разные гипотезы{408}. Обращает на себя внимание также и мед как элемент ритуальной трапезы. По-видимому, с этим связано локальное обыкновение вынимать в этот день мед из ульев или выкачивать его из сот.
В самом облике Ильи Пророка обращает на себя внимание восприятие его как божественного покровителя, хотя и грозно карающего за неисполнение ритуальных норм неурожаем, хлебов в особенности. Это ясно выражено, например, в белорусской волочобной песне — эти песни, как известно, сохранили весьма архаический слой, да и самая сущность их до сих пор окончательно не выяснена.
…Гдзе ж ты, Илля, призабавившись?
По мяжах ходзиу, жито рядзиу,
По бору ходзиу, пшолки садзив, Родзи, Божа, жито, жито и пшаницу{409}.
Тот же мотив содержится в колядках:
…Дзе Ільля ходзе — там жита родзе…{410}
Поскольку ритуальные действа, связанные с уборкой урожая, в значительной мере направлены на сохранность полноценного зерна до следующего года, а Ильин день у славяно-балканских народов приходится либо на преддверие, либо на окончание жатвы (в зависимости от географических границ), и Илья же является владыкой небесных стихий, держателем «ключей от неба», и значимость образа в народной традиции, и особое почитание праздника, и насыщенность рудиментами язычества не нуждаются в особых пояснениях. Совокупность основных ритуальных действ: общественный характер в целом, костры, запреты купания и стирки белья, заклание животных или птиц (бык, баран, петух), общественное пиршество, ритуальные круговые танцы и, главное, структура этих ритуальных действ заставляют предполагать и здесь рудименты ритуала проводов на «тот свет». Здесь также выражены разные формы трансформации ритуала. Запрет купания, по-видимому, связан не столько с охлаждением воды (да и наступает оно в эти дни не всегда и не везде), а является отголоском прекращения обычая отправлять вестника. Перепрыгивание через костер равнозначно действу купальскому. Ритуал возжигания костров на горных вершинах согласуется с белтейнскими кострами.
Связи ритуала с культом Солнца проявляются в таких элементах, как гадания по положению Солнца, например, по отражению его в капле масла у греков{411}, и в особенности в роли петуха в обрядности у разных народов. Солнечная символика этой птицы, посвящение ее Солнцу известны у разных славянских и неславянских народов. Роль ее в календарной обрядности связана, по всей видимости, с тем, что календарные ритуалы соотносятся с основными солнечными фазами, определяющими наступление года, или сезона. Во всех основных празднествах, связанных с зимним и летним солнцестоянием или равноденствием, или с наступлением нового сезона, наблюдения Солнца играли первостепенную роль. У славян это сохранилось в рудиментарных формах, но восходят они к глубокой древности. Выразительным примером может служить обычай наблюдения восхода Солнца в день летнего солнцестояния (в Иванов день) через венок у южных славян. Принимая во внимание символику венка, космическую направленность купальской обрядности, этот обычай следует считать одним из элементов ритуала проводов на «тот свет». И он поразительно напоминает ритуальное наблюдение восхода Солнца в день летнего солнцестояния сквозь специальное отверстие в форме арки в Стоунхендже — древнейшем из европейских святилищ-обсерваторий.
«Стоунхендж начал строиться в том же тысячелетии, что и Великая пирамида в Гизе, за несколько веков до того, как Хаммурапи составил свой кодекс, а Авраам, согласно Библии, обитал в Ханаане. Он был цветущим центром за 2000 лет до того, как достигла высшего блеска культура майя в Центральной Америке, и покров густой тайны уже лег на него, когда Моисей отправился на поиски земли обетованной…
Каждый год 21 июня или в другой день, на который приходится летнее солнцестояние, друиды, закутанные в белые плащи с капюшонами… свершают в Стоунхендже свои предрассветные обряды. Они стучат по Пяточному камню и поют: „Взойди, о Солнце!“. Друидское снаряжение — дубовые ветки, длиннющая труба, благовония и арфа…Восточные колонны и их архитравы вырисовывались на фоне светлеющего неба черными силуэтами — и гигантский, похожий на язык пламени камень Солнца за ними, и жертвенник между ними…»
«Розовая богиня зари, Аврора, вставала из мрака. Золото и пурпур разлились по кучевым облакам высоко в небе, потом пронизали прилегший к земле туман. Вот оно! Огромное, багровое, с неожиданной быстротой восходящее за деревьями!..
