Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982 - Синицын Федор Леонидович
В итоге во второй половине 1960-х гг. в СССР была широко внедрена система материального стимулирования — оплаты труда в зависимости от его результатов. В сентябре 1965 г. Политбюро ЦК КПСС указало, что «заработная плата должна быть поставлена в прямую зависимость от роста производительности труда и увеличения производства необходимых видов продукции» [885]. В рамках «Косыгинской реформы» вместо существовавшего ранее мизерного фонда предприятия создавались фонды материального поощрения (на премирование и оказание единовременной помощи) и социально-культурных мероприятий (на улучшение жилищных условий, строительство и содержание детских учреждений, домов отдыха, санаториев и на другие социальные нужды) [886], т. е. фактически было сделано то, что предлагал академик В.С. Немчинов. В 1967 г. наряду с гарантированной оплатой за объем выполненных работ колхозам было рекомендовано производить дополнительное материальное поощрение в зависимости от конечных результатов труда [887].
Число предприятий, перешедших на систему хозрасчета, уже к 1968 г. было значительным — 27 тыс. (56 % всех предприятий, 72 % объема производства, 74 % работников, 80 % прибыли в СССР). К 1975 г. на полный хозрасчет были переведены все совхозы, шире вводился хозрасчет в колхозах. Кроме того, сокращение работников, осуществленное на некоторых предприятиях, позволило увеличить фонд оплаты труда для оставшихся [888].
Целью введения материального стимулирования была обозначена необходимость «в полной мере использовать личный интерес, составляющий основу развития инициативы, предприимчивости». Материальная заинтересованность человека в результатах своего труда была названа «движущей силой социально-экономического прогресса», важной для интересов государства. Было объявлено, что эта заинтересованность «внутренне присуща социалистическому способу производства» и, кроме того, не мешает духовной жизни человека и не противопоставлена ей. В пример приводились соцстраны Восточной Европы, где реформы, связанные со строительством «развитого социализма», опирались на принцип материальной заинтересованности [889].
Идеологические обоснования введения такой системы включали утверждение, что она «полностью основана на ленинских принципах», «решение проблемы материальной заинтересованности идет по-ленински», так как «у Ленина очень ясно поставлен вопрос:…надо своим самоотверженным трудом создавать… [материальные] блага». Р.И. Косолапов напоминал, что В.И. Ленин в 1921 г. согласился со словами одного инженера: «Люди не могут годами пребывать в состоянии экстатического подъема, и заставить их работать может только экономическая необходимость» [890]. Апелляция к авторитету Ленина должна была придать идеологический вес политике материального стимулирования, сгладить возможное непонимание этих мер «идеалистами», а также предотвратить обратный уклон — чрезмерное увлечение «материальным» в ущерб идеологии.
Советские эксперты иногда приводили аргументы, которые звучали почти как «оправдание» новых мер. В 1969 г. А.И. Сибирев в брошюре «Ленинские идеи хозрасчета и претворение их в жизнь», писал, что в системе материального стимулирования «нет никакого отступления от принципов социализма», что она «не только не противоречит задачам коммунистического строительства, а является обязательной предпосылкой создания материальной базы, необходимой для перерастания социализма в коммунизм». Была дана отсылка и к «негативному» опыту Китая в этой сфере, где лозунг «каждому по его труду» был признан «буржуазным», а «любое требование об экономическом стимулировании труда, о поощрении лучших работников квалифицируется как «эгоизм», «своекорыстие», «контрреволюционный экономизм». Китайцев обвиняли, что «вся их практика ориентирована на голодный энтузиазм» [891], т. е. что в этой стране не произойдет рост благосостояния людей, как бы хорошо они ни трудились.
Тем не менее было очевидно, что поощрение «материального интереса» не вполне соответствует «коммунистическим идеалам», и поэтому советские идеологи одновременно представляли практику материального стимулирования как «меньшее зло», временно допустимое явление. Было объявлено, что такая практика обусловлена недостатками общества, так как «в сознании людей, в их отношении к труду сохраняются еще пережитки капитализма». Считалось, что без материального стимула, «одними призывами, одними мерами воспитания нельзя» добиться того, чтобы «все без исключения работали высокопроизводительно, чтобы никто не относился безразлично к тому, как трудятся другие, какие результаты имеет тот или иной производственный коллектив» [892].
Было объявлено, что при коммунизме эти «пережитки» исчезнут, и тогда принцип материальной заинтересованности «потеряет свою силу и значение». Останется только «общественная заинтересованность», а личная и коллективная — полностью сольются с ней, и таким образом в качестве стимула к труду останутся только энтузиазм и «сознательность». К тому же идеологи отмечали, что при «развитом социализме» с «пережитками» уже идет борьба: «В хорошем социалистическом производственном коллективе проявления индивидуализма, эгоизма… рассматриваются коллективом как пережитки индивидуалистической, мелкобуржуазной или просто буржуазной морали» [893].
Важным аспектом системы материального стимулирования было недопущение «уравнительного подхода», который «убивает личный материальный стимул работника». Было объявлено, что «уравниловка» «несовместима с интересами социалистического и коммунистического строительства», так как ведет «к несправедливому распределению: и плохой, и хороший работник получали бы одинаковую долю». Наоборот, распределение материальных благ должно было идти не уравнительно, а согласно степени полезности человека для «технико-экономического и культурного прогресса социалистического общества» (т. е. для государства). «Уравниловка» была названа «мелкобуржуазной», «реакционной» противоположностью «равенству при социализме», а также «псевдокоммунистическим» явлением. Идеологи отмечали ошибочность введения на некоторых предприятиях практики распределения зарплаты поровну и приводили другие плохие примеры «уравниловки» — например, что к началу «Косыгинской реформы» зарплата инженерно-технических работников была выше зарплаты рабочих только на 40 %, а служащих — даже на 17 % ниже, чем у рабочих [894].
Необходимость борьбы с «уравниловкой» объяснялась опять-таки недостатками человеческого общества — тем, что «при социализме еще имеются проявления фактического неравенства», а «полное равенство в потреблении будет достигнуто на второй фазе коммунизма, когда наступит изобилие материальных и духовных благ» [895]. Неравенство граждан СССР в материальном плане было еще одним «меньшим злом», в отношении которого идеология шла на уступки.
Практика материального стимулирования имела разные формы. Во-первых, применялась премиальная система. Премия играла значительную стимулирующую роль, выражая непосредственную зависимость между трудом и полученными за него деньгами. Практика образования поощрительных фондов предприятий за счет полученной ими прибыли была не нова, однако теперь доля прибыли, расходуемая на эти цели, заметно увеличилась: если в 1959–1965 гг. она составляла 3,3–6,8 %, то в 1966–1968 гг. — 10–11 %. Фонды поощрения создавались на всех заводах и фабриках. Даже в случае невыполнения предприятием производственного плана создавался такой фонд в размере не менее 40 % от запланированного. К 1969 г. доля премии в зарплате всех категорий работников на некоторых предприятиях возросла у рабочих до 27 %, у инженеров и техников — до 53,3 %, у служащих — до 45,6 % [896].
