Сергей Курёхин. Безумная механика русского рока - Кушнир Александр Исаакович

Это было очень странное выступление. Борис Борисович благостно запевает «Я ранен светлой стрелой...» И тут поперек мелодии, поперек вокала, куда-то не в тон, не в лад, совершенно дичайшим образом начинают перекрывать всё на свете курёхинские клавиши. Если задуматься, этот перфоманс ничем не отличался от их сумасшедшей алкогольной сессии 1985 года в Мариинском театре. Поскольку и там, и в Париже эти безумные соловьи друг друга абсолютно не слышали. Как говорят в таких случаях, «пилот промазал мимо неба».

В этом ужасающем режиме два капитана мужественно исполнили «Серебро Господа моего», «Псалом» и новую песню «Ангел», которая заканчивалась почти пророческой фразой «И каждый умрет той смертью, которую придумает сам». Это был по-своему уникальный хэппенинг — думаю, что подобных акций на высокобюджетных рок-фестивалях жители Европы ни разу не видели. И, наверное, это неудивительно. Ведь Россия — страна заповедного авангарда, и в тот вечер традиции обэриутов и «Бубнового валета» были подняты на какую-то новую и недосягаемую высоту.

«Наша цель была, как всегда, одна — показать на Западе загадочность русской души, — признавался БГ в интервью «Комсомольской правде». — Что мы и сделали».

В полном недоумении я позднее спрашивал у Бориса Борисовича: «Ну почему вы исполняли именно эти, неотрепетированные песни?» И он в ответ произнес: «Ну просто такое настроение было». И что тут скажешь?

«По окончании фестиваля мы еще долго сидели с Курёхиным и Гребенщиковым и смотрели трансляцию по телеканалу Antenne 2, — вспоминает Ипатовцев. — Здесь все было забавно. Перед самым выступлением «русских артистов» взорвался какой-то питающий кабель, и передача прервалась. При повторной трансляции из всего выступления оставили только речь БГ и пустили титры. Где-то после часа ночи подали лимузины и развезли всех по отелям».

Когда спустя пару недель крохотный фрагмент парижского концерта был показан в «Программе А», в памяти российских телезрителей остался лишь саркастически ухмыляющийся Курёхин и дотлевающая сигарета БГ, нелепо воткнутая им в гриф многострадальной гитары.

Новогодние самолетики

Вместо герменевтики нам нужна эротика искусства. Сьюзен Сонтаг

После шухера в Париже Курёхин с Гребенщиковым решили, что им море по колено — что в общем-то соответствовало действительности. Теперь их буйные мысли обратились в сторону неизведанной формы рок-н-ролльного досуга под названием «Новогодняя елка». Выпивая на квартире у кинорежиссера Дмитрия Месхиева, патриархи решили возродить идею ассамблеи и сделать ее ежегодной.

«Это, конечно, была полная авантюра, — вспоминает Гребенщиков. — Курёхин внезапно заявил: «У меня есть люди, которые могут заплатить деньги. И всё, что мы захотим, они сделают». Первоначально мы обрадовались и решили пригласить в гости западных звезд — от Дэйва Стюарта и Анни Леннокс до Джорджа Харрисона и Рональда Рейгана. Но в итоге русские меценаты обломались и не смогли это оплатить».

Тогда наши ленинградские ковбои решили обойтись собственными силами, включив в действие план Б. Они зафрахтовали питерский Дом кино и разослали богеме пригласительные билеты на «Дружескую ассамблею “Асташков и Комод”», цель которой — «глобальное единение народов в преддверии надвигающейся катастрофы». Под столь значимым заявлением было пропечатано легкомысленное: «Целуем, Боря, Сережа».

«В прессе мелькают сообщения, что звезды российского авангарда Борис Гребенщиков и Сергей Курёхин бросают «высший свет» и постригаются в монахи, — анонсировала эту акцию газета «КоммерсантЪ». — Что это значит — стеб, дуракаваляние новых мистификаторов или же скрытый за ерничеством серьезный пересмотр жизненных ценностей? С этих вожаков андеграунда станется: чего доброго, и впрямь запрут себя за монастырскими стенами, чтобы стать сенсацией».

Дальше — больше. Из Москвы был выписан специальный рейс «новогоднего киносамолета», забитый режиссерами, актерами, модельерами и рок-звездами. Курёхину удалось сделать невозможное — убедить пиар-департамент авиакомпании Lufthansa стать одним из спонсоров этого безумия. Вечером 29 декабря 1991 года Капитан доставил из столицы звездный десант в составе, которому мог бы позавидовать, скажем, фестиваль «Кинотавр». С трапа самолета спускались живые иконы советского кинематографа: Соловьев, Лунгин, Сукачев, Ахеджакова, Смехова, Глаголева, Костолевский, Мирошниченко, Тодоровский, Адабашьян, Полищук и Маргарита Терехова, одетая по случаю в кожаный летный шлем.

По Питеру пронесся слух, что в Доме кино все будет пышно, богато и буржуазно. В ожидании очередных чудес «от Курёхина» состав местной делегации оказался не менее пестрым: мэр Анатолий Собчак, режиссер Алексей Герман, Вячеслав Бутусов, Олег Гаркуша, Семен Фурман, астролог Глоба, митьки Шагин и Флоренский, а также художник Толя Белкин.

В морозную декабрьскую ночь у входа в Дом кино искрился фейерверк, скакали казаки с шашками наголо, а в фойе лилась нежная симфоническая музыка.

«Курёхин и Гребенщиков встречали гостей возле парадной лестницы, — писал «Московский комсомолец». — Жали руки и целовали ручки. Справа их превосходительство Сергей Анатольевич в белом смокинге с блестящими пуговицами. Слева их высокопреосвященство Борис Борисович в свежеотпущенной бороде, которой полтора месяца назад еще не было. Семен Фурман во фраке зычно объявлял новоприбывшим: «Лидия Шукшина! С дочерью! Анатолий Собчак! С супр-р-ругой! Маргарита Терехова! Са-а-авершенно одна!» С потолка свисали ленты, дождь, хвоя, оркестр играл полонезы и котильоны, а гости занимали места за столиками, вольно разбросанными вокруг микрофонов».

Размаху этого праздника жизни могли бы позавидовать самые продвинутые event-агентства. Везде шныряли телеоператоры и фотографы, а журналисты, увидев такое количество звезд, забыли о диктофонах и бросились брать автографы.

Акция началась с монолога Курёхина, который поднялся на сцену с бокалом шампанского и, смущенно потупив взор, заявил: «Длительное употребление наркотиков, хронический алкоголизм, разнообразные излишества и неправильный образ жизни привели нас к необходимости... уйти в монастырь. О чем мы и сообщаем друзьям. Опустошенные, психически больные, наполовину невменяемые, мы решили очиститься и покаяться. Но это будет монашество нового типа, сочетающее тотальную святость, предпринимательство и порок».

Затем хлебосольный Капитан призвал гостей восстановить генофонд, который уничтожался в стране последние семьдесят лет. Эта тема послужила началом невиданного пира — официанты подавали молочных поросят, жареных куриц и красную икру. Ближе к полуночи импровизированный квартет в составе Лунгина, Полищук, Адабашьяна и Гаркуши принялся чудить, в результате чего актриса осталась без голоса, а киносценарист грохнулся со стула. Затем произошло массовое исполнение песни «Хочу лежать с любимой рядом, а с нелюбимой не хочу». Анатолий Белкин, потеряв жизненное равновесие, рухнул с высоты на смущенную Терехову. И только под утро тела полуживых актеров удалось погрузить обратно в самолет.

«В тот вечер в Доме кино оказались абсолютно несоединимые люди, — вспоминает Дмитрий Месхиев. — Собчак сидел вместе со всеми за столом и выпивал. И это была феерия демократии».

Прошел год, в течение которого в мозгу у Курёхина появилось множество идей на тему грядущих рождественских хэппенингов. И спустя десять месяцев после акции в Доме кино Капитан выбрал для своих новогодних бесчинств Государственную академическую капеллу, которую Маэстро всегда чтил как цитадель классической музыки. На этот раз Сергей Анатольевич постарался и рыбку съесть, и не простудиться. Другими словами, соблюсти пиетет и устроить фиесту без конных казаков и самолетиков с актерами.

Малообъяснимым образом эта предновогодняя акция проходила в начале ноября, но без особого ущерба для идеологии и качества спектакля. В святом месте, где Капитан неоднократно выступал с концертами, творилась классическая «Поп-механика».