Гвин Джонс - Викинги. Потомки Одина и Тора
Многие загадки Алдейгьюборга, вероятно, разрешатся, когда будут обнаружены и раскопаны его ранние погребения. Пока приходится довольствоваться курганами, встречающимися во множестве в окрестностях Онеги и Ладоги, по берегам Волхова, Сяся, Пашы, Ояти и Свири. Примерно в четырехстах раскопанных курганах похоронены финские или шведские поселенцы и торговые люди. Присутствие их в таком количестве именно в этой области становится понятным, если проследить, куда и какими маршрутами продвигались шведы, готландцы или финны, покидавшие родину в поисках богатства, пропитания или даже нового дома. Жители Швеции, Готланда и Аландских островов были хорошими мореходами, и изначально их путь лежал через Балтийское море (118). Направляясь на восток, путешественник мог пересечь Финский залив и по Неве без особого труда попасть в огромное Ладожское озеро. Оттуда не так долго было плыть до впадения Волхова и, соответственно, до Алдейгьюборга. Как правило, гости не слишком задерживались в городе. Некоторые из них селились неподалеку, чтобы разводить скот, пахать землю и растить детей, но большинство все же приезжало ради других целей. Это были не земледельцы, а торговцы, и в Алдейгьюборге им предстояло выбрать маршрут, которым они станут добираться до Днепра или Волги — главных водных артерий Руси. Чтобы достичь Днепра, наш торговец мог отправиться на юг по Волхову и приплыть в Новгород, стоявший на берегу озера Ильмень. Затем он пересекал озеро и двигался дальше на юг по реке Ловать, чтобы в конце концов по небольшим речкам, миновав краткий волок, выйти к истокам Днепра. Другой путь к Днепру пролегал из Балтийского моря через Рижский залив и Западную Двину (119). Если же торговец хотел попасть на Волгу, у него было на выбор два пути. Первый, более легкий и чаще использовавшийся, вел из Ладоги по реке Сясь, а потом, после волока, по Мологе, впадавшей в Волгу чуть севернее Ростова. Второй пролегал из Ладоги по Свири в Онегу, оттуда к Белому озеру, на западном берегу которого стоял торговый город Белоозеро, принадлежавший брату Рюрика со странным именем Синеус, и из Белого озера по Шексне к Волге. В этих болотистых местах встречалось множество речек и проток и у каждого, кто странствовал там не в первый раз, наверняка были свои излюбленные маршруты — в зависимости от размеров и осадки его корабля и имевшихся на судне приспособлений для маневрирования и волока. Наконец, желающий мог добраться из Старой Ладоги до Волги но южному пути — через Новгород, Ловать и Днепр. Археологические данные со всей убедительностью подтверждают, что финны и шведы плавали по рекам из Ладоги в Гнездово-Смоленск и из Онеги в Ростов и Муром.
В последнее десятилетие IX в. шведы и русы играли важную роль в жизни Руси. Они вели торговлю с Хазарским и Булгарским каганатами, с арабами к югу от Каспия и переплывали Каспийское море в районе Итиля, чтобы потом на верблюдах везти свой груз через пустыню в Багдад. Там они встречали торговцев, доставлявших товар из полумифического Китая, лежащего где-то у восточных пределов мира. Арабское серебро, персидское стекло, китайский шелк, узкогорлые бронзовые сосуды из восточного Прикаспия, разукрашенные индийские кошели, специи и вино находили дорогу в Новгород, на Готланд, в дома и захоронения шведской Уппсалы, пока на юг везли рабов, оружие, воск, мед и меха. Но на Днепре скандинавы занимались не только торговлей. У них был собственный город-государство — Новгород и перевалочный пункт в Старой Ладоге. Они прочно обосновались в Гнездово-Смоленске и Чернигове и, захватив власть в Киеве, могли диктовать свою волю окрестным славянским племенам. В конце IX в. Киев, в котором княжил Олег, стал подлинным оплотом русов в этих землях. Арабские и византийские источники следующего столетия сообщают нам массу живописных подробностей о русах, "которых иначе называют нордманнами" (Rusios quos alio nos nomine Nordmannos appellamus) (120).
Ибн-Русте (первая половина X в.) рассказывает, что русы живут на большом острове (или мысе) посреди озера. Остров этот заболочен и зарос густыми лесами, и климат там нездоровый. Занимаются они в основном тем, что ловят людей и продают их в рабство. "Они не сеют сами хлеб и живут тем, что могут получить с земель сахалибов (121)… У них нет своих угодий или полей, их единственный товар — соболиные и беличьи шкурки, и иные меха, а вырученные за них деньги они зашивают в пояса". Русы путешествуют и сражаются на кораблях, они чрезвычайно храбры и при этом коварны, красивы, чистоплотны и хорошо одеваются (Ибн-Русте сообщает, что русы носят широкие штаны, стянутые у колен; фигуры, одетые в такие одежды, действительно изображены на скандинавских резных камнях или в сохранившихся фрагментах северных гобеленов, однако, возможно, здесь сказалось влияние восточной моды — викинги всегда были skartsma?r mikill, почти денди). Они чтят законы гостеприимства; постоянно враждуют между собой и часто прибегают к поединку, чтобы решить распрю, однако перед лицом общего врага забывают все раздоры и действуют заодно. У русов есть свои жрецы, которые приносят в жертву богам мужчин, женщин и скот. Традиционный способ убиения жертвы — повешение. Русы нигде не чувствуют себя в безопасности и даже выходя по нужде берут с собой оружие и верного человека. Когда умирает кто-либо из их предводителей, они строят гробницу — настоящий большой дом, и приносят туда одежды, золотые обручья, запас еды, сосуды с водой и вином и монеты. Наконец, они кладут рядом с ним его любимую жену (женщину, наложницу) и, замуровав дверь, хоронят живую вместе с умершим.
Судя по всему, Ибн-Русте имеет в виду русов из Новгорода (122); впрочем, описывая большой торговый город-крепость, существующий среди чуждого окружения, он мог иметь в виду и любой другой из перечисленных выше центров скандинавского влияния на Руси. То, что русы действительно хоронили своих умерших в бревенчатых погребальных камерах, подтверждается археологическими данными: такие камеры найдены в Гнездово (123), Чернигове и Киеве. Довольно много аналогичных погребений обнаружено в Бирке: в некоторых похоронены вместе мужчина и женщина, иногда — еще и конь. В приднепровских захоронениях не обнаружено ни одной женской скандинавской фибулы, из чего следует, что женщины были, вероятно, из местных — жены, а скорее наложницы умерших. Другой арабский путешественник — Ибн-Фадлан — также описывает жестокий ритуал русов, свидетелем которого он стал на Волге: согласно обычаю, девушка-рабыня последовала за своим господином в смерти, как она сопровождала его повсюду в жизни (124).
Дальнейшие сведения относительно русов нам сообщает не больше не меньше как византийский император Константин Багрянородный в своем трактате "Об управлении империей" (950 г.) (125). Он рассказывает, как караван судов шел с русского Севера по Днепру к острову Березань в Черном море и оттуда — в столицу империи. Корабли из Дальней Руси (то есть из земель, лежащих севернее Киева) отправились в путь из Новгорода, где правит князь Святослав, сын князя Игоря, атаковавшего Константинополь в 941 г., из Смоленска и Чернигова, из Телиуца (Любеч) и Вусегарда (Вышгород) и сошлись в Киеве. Киевским русам приходится изрядно трудиться (их жизнь, пишет Константин, была тяжела), ибо зимой они объезжают окрестные славянские племена — вервианов, другувитов, кривичей, севериев и прочих — и собирают с них дань. Некоторые платят монетой, другие — мехами и иными товарами, и все — рабами. В апреле, когда тает снег, они возвращаются в Киев. Город стоит на обрывистом западном берегу Днепра, поэтому весенние паводки ему вредят. Во время паводка Днепр, обычная ширина которого в этом месте составляет меньше километра, разливается в восемь, а то и в десять раз, а уровень воды в нем повышается порой метров на пять. С апреля до июня русы по Днепру не плавают; за эти месяцы они успевают переставить важные приспособления и детали со своих старых кораблей-однодревок на новые, которые строят для них славяне, и привести все в порядок. В июне река становится судоходной: уровень воды в ней еще чуть выше обычного, но это только к лучшему. Когда настал июнь, караван проплыл вниз по Днепру, до крепости-пактиота Витичев (в те годы, когда писал Константин, русы контролировали весь Днепр) и, помедлив еще пару дней, отправился дальше навстречу опасностям. Эти опасности были двоякого рода: естественные преграды, худшая из которых пороги и быстрины (самыми грозными считались пороги в районе современного Днепропетровска) и засады печенегов, подстерегавших путников на самом трудном отрезке пути. Пройти этот участок, где могучая река с шумом несется вперед между гранитных стен, можно только по высокой июньской воде, и Константин описывает все перипетии 64-километрового перехода через днепровские пороги очень красочно. Русы раздевались и лезли в воду: кто-то осторожно нащупывал путь, остальные волокли корабль, крепко держа его за нос, борта и корму. В какой-то момент им пришлось переносить весь груз и переводить рабов на десять километров вниз по течению. При этом надо было еще выставлять часовых — иначе путешественников могла постичь та же печальная участь, какая постигла в 972 г. князя Святослава: печенеги убили его на быстринах и сделали кубок из его черепа. Император записал названия семи известных ему порогов в славянской и скандинавской формах (126). Скандинавские названия таковы: Эссупи (supa) Пьяница, или Проглот, или (ei sofi) "He спи!"; Улворси (holmfors), Островок порога; Геландри (gjallandi), Шум порога; Айфор (eifors), Вечно яростный, Вечно шумящий, или Непроходимый, или (edfors), Узкая быстрина, или Волок; Варуфорос (barufors), Сильная волна, или, возможно (varufors), Высокая скала; Леанди (hl?jandi, leandi), Смеющийся или Кипение воды; Струкун (struk, strok), Малый порог. Это языковое свидетельство столь же убедительно, сколь и неожиданно. Имя одного из порогов, Айфора, присутствует в рунической надписи на пилгардском камне (Готланд): "Хегбьёрн и его братья Родвисль, Остен и Эмунд разукрасили и воздвигли этот камень. Еще они воздвигли камни по Хравну к югу от Рувстейна. Они ходили далеко к Айфору. Вифиль так повелел". Хравна, очевидно, поглотила ненасытная бурливая река.
