Ева Кюри - Мария Кюри
Вечера супруги большей частью проводят дома. Надев халаты и ночные туфли, они просматривают появившиеся научные записи. Тем не менее их видят и на художественных выставках, а семь-восемь раз в году они бывают на концертах и в театре.
В начале ХХ столетия в Париже можно было увидеть чудесных драматических актеров. Пьер и Мари ждут проходящих как видение выступлений Дузе. Красноречие Моне-Сюлли, мастерство Сары Бернар трогают супругов меньше, чем естественная манера игры Жюли Барте, Жанны Гранье или внутренняя сила Люсьена Гетри.
Они следят за спектаклем "авангарда", пользующегося неизменными симпатиями людей университетского круга. В "Творческом театре" Сюзанна Депре играет в драмах Ибсена; Люнье Пое ставит "Власть тьмы". С таких спектаклей Пьер и Мари приходят довольные и... омраченные на несколько дней. Доктор Кюри встречает их с коварною улыбкой.
Старый вольтерьянец не признает болезненных переживаний и, устремив синие глаза на вытянутые лица супружеской четы, постоянно говорит:
- Прежде всего не забывайте, что вы туда ходили ради удовольствия!
В ту эпоху склонность обоих Кюри к мистическому в соединении с научной любознательностью заводит их на странный путь: они присутствуют на спиритических сеансах, которые устраивал знаменитый медиум Эузапия Паладино. Они пытаются проникнуть ясным взором в опасную область познания. Пьер с особой страстью интересуется этими опытами и, сидя в темноте, измеряет "самодвижения" реальных или воображаемых объектов.
Эти опыты озадачивают его беспристрастный ум. В них нет ни строгости, ни закономерности лабораторных опытов. Иногда медиум получал ошеломляющие результаты, и оба ученых были готовы ему поверить. Но внезапно они обнаруживают грубый обман, и тогда снова появляется скептическое отношение. Через несколько лет у Мари совсем исчезнет интерес к подобным явлениям.
Супруги Кюри избегают приемов и не бывают в свете. Но не всегда можно отделаться от официальных обедов или же банкетов в честь иностранных ученых. Поэтому бывают случаи, когда Пьер снимает свою грубошерстную одежду, в какой ходит каждый день, и надевает фрак, а Мари - вечернее платье.
Это вечернее платье живет у нее годами, только время от времени переделывается какой-нибудь портнихой - оно из черного гренадина с рюшевой отделкой на фаевой подкладке.
Какая-нибудь франтиха посмотрела бы на нее с жалостью: Мари невежественна в модах. Но скромность, сдержанность, присущие ее характеру, спасают Мари от зоркого наблюдателя и создают как бы особый стиль в ее внешности. Когда она снимает свою лабораторную одежду, действительно не эстетичную, и надевает "туалет", зачесывает свои пепельные волосы и робко окружает шею филигранным золотым колье, Мари изысканна. Тонкий стан, вдохновенное лицо сразу обнаруживают свою прелесть. В присутствии Мари, с ее высоким лбом, выразительным взглядом, другие женщины не теряют своей красоты, но многие из них кажутся вульгарными и неумными.
Однажды вечером, перед выездом, Пьер с необычным вниманием вглядывается в силуэт Мари, в ее шею, в ее обнаженные и благородные руки. Какая-то тень грусти, сожаления пробегает по лицу этого согбенного наукой мужчины.
- Жаль... - тихо произносит он. - Как идут тебе наряды! - И со вздохом добавляет: - Но что поделаешь, у нас нет времени...
* * *
В тех редких случаях, когда Мари зовет к себе гостей, она прилагает все усилия к тому, чтобы угостить достойно, а пребывание у нее в доме сделать приятным. Озабоченно бродит среди тележек с первой зеленью на улице Муфтар или Алезии. Выбирает красивые фрукты, расспрашивает хозяина молочной лавки, какие сорта сыра лучше. Затем набирает в цветочном ларьке тюльпаны, лилии... Вернувшись домой, делает букеты, пока служанка готовит несколько более сложные, чем обычно, блюда, а местный кондитер приносит с большой пышностью мороженое.
В этом трудовом жилище самому скромному приему предшествует суматоха. В последнюю минуту Мари осматривает накрытый стол, передвигает мебель...
Да, наконец у Кюри есть мебель! Семейные кресла, от которых отказались на улице Гласьер, пришлись кстати на бульваре Келлермана. Выгнутые оттоманки красного дерева, обитые переливчатым зеленоватым бархатом цвета морской воды, из которых одна служит кроватью для Ирен, а также кресла в стиле реставрации придают изящество гостиной, оклеенной светлыми обоями.
Созывают избранных: проезжающих через Париж иностранных ученых или же поляков, приехавших к Мари с новостями. Чтобы развлечь дикарку Ирен, Мари устраивает и сборища детей.
Рождественская елка, собственноручно украшенная гирляндами, золочеными орехами и разноцветными восковыми свечками, оставит большое впечатление в памяти юного поколения.
Бывают и такие случаи, что дом Кюри становится обрамлением зрелища еще более феерического, чем сверкающая огнями елка. Являются электрики, устанавливают театральные прожекторы и рампу с электрическими лампочками. После обеда в присутствии двух-трех друзей прожекторы будут ласкать своим светом развевающиеся покрывала танцовщицы, когда она изображает то пламя, то цветок, то птицу, то волшебницу...
Танцовщица Лои Фуллер, "фея света", чарующая Париж своими фантастическими выдумками, связана колоритной дружбой с физиками. Прочитав в газетах о том, что радий светится, эта звезда из Фоли-Бержер задумала сделать себе сенсационный фосфоресцирующий костюм, чтобы заинтриговать публику. Она обратилась за сведениями к супругам Кюри. Ее наивное письмо развеселило ученых: они объяснили Лои, почему проект "крылышки бабочки из радия" химеричен.
Американка Лои Фуллер, с шумным успехом выступавшая каждый вечер, поразила своих благожелательных консультантов. Она не стала хвалиться перепиской с Кюри, не приглашала их поехать и поаплодировать ей в Фоли-Бержер, а написала Мари: "У меня есть только один способ поблагодарить Вас за ответ. Разрешите мне когда-нибудь вечером потанцевать у Вас для вас двоих".
Пьер и Мари изъявили свое согласие. И вот весьма своеобразная, небрежно одетая девушка с калмыцким лицом, без каких-либо следов грима, с детскими голубыми глазами звонит в парадную дверь, сопровождаемая толпой электриков с их аппаратурой.
Супруги Кюри несколько встревожены, но уступают место действия захватчикам, отправившись в лабораторию. А Лои в течение нескольких часов трудится, регулируя освещение, размещая привезенные с собой занавеси и ковры, чтобы воссоздать в небольшой столовой у двух ученых свой восхитительный спектакль.
Так степенный флигель с замкнутой для посторонних дверью впустил к себе богиню мюзик-холла. Случилось это потому, что Лои была человеком тонкой души. По отношению к Мари она всегда питала то редкостное восхищение, которое ничего не требует взамен, а ищет случая принести пользу, доставить удовольствие. Также интимно она еще раз танцевала в домике на бульваре Келлермана. Когда Пьер и Мари узнали Лои лучше, они, в свою очередь, стали бывать у нее. Там они встретились с Огюстом Роденом и завязали с ним дружеские отношения. В эти годы можно было иной раз видеть, как Пьер, Мари, Лои Фуллер и Роден мирно беседуют в студии скульптора среди его произведений из мрамора и глины.
* * *
Семь-восемь самых больших друзей были вхожи во флигель на бульваре Келлермана: Андре Дебьерн, Жан Перрен с женой - самой близкой подругой Мари, Жорж Урбен, Поль Ланжевен, Эме Коттон, Жорж Саньяк, Шарль-Эдуард Гийом, несколько учениц из Севрской школы... Ученые, одни ученые!
По воскресеньям, в хорошую погоду, после полудня эта группа ученых собирается в саду. Мари с каким-нибудь рукоделием садится в тени у колясочки Евы. Но штопка и шитье не мешают ей следить за общим разговором, который для всякой другой женщины казался бы таинственней беседы на китайском языке.
Это время обмена последними новостями: животрепещущие высказывания о лучах радия - "альфа", "бета", "гамма". Перрен, Дебьерн и Урбен говорят с жаром. Они доискиваются до происхождения той энергии, которую выделяет радий. Чтобы объяснить ее, приходится отбросить либо принцип Карно, либо закон сохранения энергии, либо закон неизменности элементов. Пьер выдвигает гипотезу радиоактивных превращений. Урбен протестует во весь голос. Он ничего не хочет слушать и с жаром защищает свою точку зрения. А как продвинулась работа у Саньяка? Что нового в опытах Мари по установлению атомного веса радия?..
Радий!.. Радий!.. Радий!.. Иногда это магическое слово, переходя из уст в уста, вызывает у Мари грусть: судьба распорядилась неудачно, сделав радий веществом чудодейственным, а полоний, первый открытый супругами Кюри элемент, - неустойчивым элементом второстепенного значения. Польской патриотке хотелось бы, чтобы полоний с его символическим именем привлек к себе всю славу.
Эти "заумные" беседы время от времени прерываются, когда доктор Кюри говорит о политике с Дебьерном и Ланжевеном. Урбен дружески поддразнивает Мари, критикует чрезмерную скромность ее платья, упрекает в отсутствии кокетства, и молодая женщина слушает, наивно удивленная такой неожиданной отповедью. Жан Перрен, забыв на время об атомах и бесконечно малых величинах, приподнимает свое красивое вдохновенное лицо и, будучи ярым поклонником Вагнера, поет во весь голос арии из "Золота Рейна" или из "Нюрнбергских мейстерзингеров". Немного поодаль, в глубине сада, мадам Перрен рассказывает волшебные сказки Алине и Франсуа, а также их подруге Ирен.
