Наталья Думова - Кадетская контрреволюция и ее разгром
Тезисы этого доклада были приняты подавляющим большинством голосов — 21 против одного. На вечернем заседании 17 ноября были заслушаны доклад Пепеляева об уставе Восточного отдела ЦК, а также доклады Кудрявцева «по иностранной политике» и Жардецкого об Омском национальном блоке32.
Пепеляев докладов своих коллег не слушал. «Я ушел с конференции на совещание»33, — записал он в своем дневнике. Как отмечает В. В. Гармиза, именно на этом совещании, состоявшемся в здании Омского военно-промышленного комитета, и был в принципе решен вопрос об установлении военной диктатуры34. Думается, однако, что состав участников (местные кадеты, представители омского Союза возрождения России и иностранные генералы) указан не совсем точно. Под названием представителей Союза возрождения России фигурируют, очевидно, некоторые члены Совета министров во главе с министром финансов И. А. Михайловым. Сомнительно и личное участие в совещании иностранных генералов. По свидетельству генерала Жанена, возглавлявшего французскую военную миссию в Сибири, «на тайном собрании заговорщиков, где было принято решение привести заговор в исполнение» (имеется в виду описываемое совещание), присутствовал лишь офицер связи английского генерала Нокса Л. Стевени35.
Но вернемся к дневнику Пепеляева. Далее в нем следует такая запись: «Совещание. Участвовали (пропуск в тексте. — Н. Д.). Все решено. Оттуда с (пропуск в тексте. — Н. Д.) я поехал к п. (пропуск в тексте, видимо, полковнику. — Н. Д.). Полная налаженность. Описать потом». Далее в подлиннике дневника почти четыре страницы оставлены незаполненными. Сразу же после пропуска — запись о том, что «переворот произошел»36.
В современной буржуазной историографии распространен тезис о том, что непосредственное участие сибирских кадетов в перевороте 18 ноября «остается неясным»37. На наш взгляд, приведенная выше цитата из дневника Пепеляева не оставляет ни малейших сомнений в этом вопросе. Сам Пепеляев 5 декабря записал в дневнике: «Мы ответственны (и особенно я) за переворот…»38.
Составители «Хроники гражданской войны в Сибири» В. Максаков и Н. Турунов без всяких оговорок называют Пепеляева «главным деятелем переворота»39. В многотомной «Истории СССР» также подчеркивается: основная роль в установлении военной диктатуры в Сибири принадлежала кадетам40. Однако некоторые советские историки придерживаются той точки зрения, что свержение Директории было осуществлено казачьими офицерами-заговорщиками, а миссия кадетской партии состояла лишь в моральной поддержке нового диктатора41.
В ряде работ советских исследователей проявилась тенденция основную инициативу и организующую роль в устройстве колчаковского переворота отводить Вологодскому. На наш взгляд, подобная тенденция не имеет под собой реальной почвы. Не говоря уже об уничижительных характеристиках, дававшихся ему как политическому деятелю представителями контрреволюционного лагеря (Пепеляевым, Кролем, Гришиным-Алмазовым и др.), обратимся к оценке этой личности в опубликованной 5 июля 1919 г. в «Правде» статье «Что такое колчаковщина?».
«Провинциальный адвокат, совершенно не ориентирующийся в политике, вдобавок, впавший в мистицизм и ханжество, проводящий дни в посте и молитве», — таким рисовала Вологодского «Правда».
Во многих работах фигурирует следующий тезис: «В ноябре 1918 г. в Омске совершил переворот адмирал Колчак, объявивший себя верховным правителем России»42. В этой связи хотелось бы напомнить слова одного из кадетских сподвижников Колчака, профессора Устрялова: «Диктатор не явился на сибирскую сцену сам собой, его выдвинул не его собственный «эрос власти». Не Колчак произвел переворот, а переворот был произведен для него… Как диктатора, его всецело создала обстановка, непреклонно требовавшая диктатуры. Не будь Колчака, Восток получил бы другого диктатора»43.
Интересны высказывания по поводу омских событий, принадлежащие Милюкову. В своей официальной истории гражданской войны — «Россия на переломе» — он утверждал, что арест эсеровских членов Директории был произведен «самолично» полковником Волковым и что Колчак был «выдвинут офицерством»44. А в неопубликованной рукописи «При свете двух революций» тот же Милюков пишет: «В Сибири стремление правых членов партии (кадетов. — Н. Д.) к созданию «сильной власти» и их нетерпимость к социалистам, даже умеренным, сблизили их с офицерством и вовлекли в участие в перевороте 18 ноября 1918 г.»45
Внешне история колчаковского путча выглядит следующим образом: в ночь на 18 ноября военный отряд под командованием начальника омского гарнизона казачьего полковника Волкова при активнейшем участии войсковых старшин Катанаева и Красильникова арестовал членов Директории Авксентьева, Аргунова и Зензинова, а также нескольких других членов эсеровского ЦК. Сразу же после установления диктатуры Колчака они были высланы за границу, дав «черносотенному диктатору торжественное обещание активной русской политикой не заниматься»46.
Каков же был механизм заговора и состав его участников? Позволим себе, за недостатком фактических сведений, высказать несколько предположений по этому поводу.
Всего за два месяца до описываемых событий в Омске были арестованы бывшие министры Временного сибирского правительства В. М. Крутовский и Б. М. Шатилов, а также член Областной думы А. Е. Новоселов (вскоре расстрелянный). Их арест был совершен по приказу полковника Волкова. Однако подлинным руководителем этой акции был министр финансов И. А. Михайлов.
Бывший эсер Михайлов своими действиями в Сибири заслужил прозвище Ваньки-каина. «Грубый, жуликоватый, шустрый», как характеризовала его «Правда», он начинал свою карьеру мелким газетным репортером, затем стал экономистом, приват-доцентом. После Февральской буржуазно-демократической революции Михайлов служил в Петрограде в министерстве финансов, где был ближайшим сотрудником и помощником кадетского министра Шингарёва. С тех пор у него установились крепкие связи с партией «народной свободы». Это человек, писала о нем «Правда», «на совести которого не одно политическое убийство. Иван Михайлов убивает своих политических противников из-за угла, руками подосланных наемных убийц»47.
Волков, Михайлов и несколько его сторонников во Временном сибирском правительстве опирались на поддержку командира армейского корпуса, сосредоточенного под Омском, Анатолия Пепеляева — родного брата кадета Пепеляева48. Как представляется, этот уже «сработавшийся коллектив» при ближайшем непосредственном участии Виктора Пепеляева и осуществил с благословения англичан ноябрьский переворот.
Контакт с Михайловым В. Н. Пепеляев установил еще в августе 1918 г. на «предварительном» совещании в Челябинске, где оба они «стали во главе национально-государственной (читай — буржуазной. — Н. Д.) части совещания, резко отмежевавшись от последователей керенщины, сгруппировавшихся вокруг Самарского комитета Учредительного собрания»49. С момента своего приезда в Сибирь Пепеляев поддерживал тесные, доверительные связи с Михайловым — об этом можно судить по многим записям в его дневнике.
Особенно многозначительна запись 2 ноября: «Говорил с Михайловым. Соглашение состоялось. Персональный состав готов»50. Управляющий делами Совета министров кадет Г. К. Гинс вспоминал впоследствии, как В. Пепеляев («один из участников переворота») рассказывал ему о совещаниях заговорщиков «в вагоне на ветке Омского вокзала»51. Заговор был строго законспирирован. О нем было неизвестно ни горячим поборникам диктатуры Колчака — членам Омского национального блока, ни даже считавшемуся всезнающим Жардецкому52.
Думается, что ночью 17 ноября В. Пепеляев с Михайловым ездили к полковнику Волкову. По его же записи от 21 ноября, Волков, Катанаев, Красильников были лишь «непосредственными выполнителями переворота». О результатах их действий Пепеляев узнал в 11 часов утра 18 ноября, когда уже собрался Совет министров, чтобы вручить верховную власть Колчаку. «Вначале заседание Совета министров не клеилось и могло все лопнуть. Михайлов попросил перерыва и подготовил за него министров. Все пошло гладко»53.
Весьма близок к заговорщикам был управляющий министерством иностранных дел кадет Ключников. Именно через него велись переговоры новой власти с арестованными членами Директории54. Он же телеграфировал Маклакову об «арестовании части Директории» как «результате неудовольствия военных элементов и широких кругов общества», заверял, что «верх взяли» «здоровые стремления, которые ничего общего не имеют с реакцией», что власть передана Колчаку Советом министров «в полном согласии с Виноградовым», и просил «изложенное довести до сведения французского правительства»55.
