Николай Губернаторов - Гордон Лонсдейл: Моя профессия - разведчик
Но однажды дело приняло совсем иной оборот. За одну ночь в Степни (это полутрущобный район лондонского Ист-Энда) украли десять автоматов. Все были оторваны от стены с огромной силой. Экспертиза показала, что никакие рычаги не применялись. Следующей ночью пропало ещё с полдюжины автоматов. Ворам явно понравился легкий источник доходов — каждый автомат содержал в среднем больше фунта наличными. Как это ни странно, меня такой оборот дела тоже устраивал: страховая компания выплачивала полную розничную цену, и на каждой краже я получал семь с лишним фунтов прибыли, как если бы машина была продана клиенту. Мало того, полиция возвращала покалеченные автоматы. Их легко было восстановить в своей мастерской, затратив не больше двух фунтов на запчасти и окраску — автоматы были белого цвета. После этого мы вновь привинчивали их к стене какого-нибудь магазина или возле автобусной остановки. И снова страховали. С точки зрения бизнесмена, нам здорово везло, что воры заинтересовались именно нашими автоматами.
Однако счастье не вечно. Вот как закончилась эта эпопея. Однажды утром зазвонил телефон:
— «Танет трейдинг компани»? — стараясь казаться вежливым, спросил грубоватый мужской голос.
— Да. У телефона мистер Лонсдейл, — ответил я.
— С вами говорят из полицейского участка, сэр. У нас есть для вас приятная новость.
— Превосходно. Но что именно?
— Больше ваши автоматы «О Гирл» не будут исчезать. Мы задержали преступников, — с торжеством в голосе продолжал собеседник.
Я с деланным восторгом воскликнул:
— Поздравляю вас, джентльмены! Как вам это удалось?
— Как говорится, они «откусили больше, чем смогли разжевать».
— А как это понять?
— Оказывается, они отрывали ваши ящики с помощью троса и автомашины. Так вот, вчера ночью они подцепили одну из этих ваших штук — она была прикручена к стене ветхого деревянного домика, дали полный газ, и… половина передней стены отвалилась вместе с вашим автоматом. Надо сказать, что ваши ребята добросовестно закрепили его, — со смехом добавил полицейский.
— Ну, а что же дальше?
— А дальше поднялся такой грохот, когда они буксировали стену, что соседи проснулись, выглянули в окно и записали номер их машины. Остальное было делом техники. Оба парня уже бывали в заведениях Её Величества, так что меньше чем по тройке не схватят…
Осталось только поблагодарить полицейских за хорошую работу.
— Воры найдены, — позвонил я своему партнеру. — Они отрывали наши ящики автомашиной.
— О, чёрт, — вздохнул Эйрс. — Не повезло…
Питер Эйрс был истинный делец. Мелкий делец. Человек довольно ограниченный, он получил во время войны некоторую подготовку в области электроники. Когда я познакомился с ним, тот уже успел выбиться в небольшого коммерсанта. До этого несколько лет работал коммивояжером и накопил немного денег. Он и его жена, которая к тому времени была секретарем его же фирмы, отказывали себе во всем и «делали» деньги, что называется, от подъема до отбоя. Никаких других интересов у них не было. Наблюдая за Питером, я вспоминал персонажи Бальзака. Я почему-то был уверен, что писатель несколько сгустил краски, создавая образы людей, охваченных патологической жаждой наживы. Но, глядя на Питера, убедился, что был не прав. В мире гобсеков сколько угодно. Ирония здесь заключается в том, что подавляющее большинство их умирает без гроша, проведя всю жизнь за сизифовым трудом и так и не познав никаких её радостей.
Как-то я спросил Питера, что движет им в стремлении разбогатеть. К этому времени мы были партнерами, наши фирмы процветали. Вопрос серьёзно озадачил Эйрса. По-видимому, ему никогда не приходило в голову задуматься над этим.
— Как зачем? — недоумевающе спросил он. — Каждый хочет разбогатеть.
— Но ведь и теперь ты — далеко не бедняк. И потом — есть предел тому, что можно потратить на жизнь, а ты, по сути, не наслаждаешься своим богатством.
— Видишь ли, — начал после некоторого раздумья Питер, — в сердце каждого порядочного англичанина заложено стремление принять участие в создании Империи. Теперь об этом, естественно, не может быть и речи. Остается строить империю в области коммерции…
Дальше разговор продолжать не стоило. Было очевидным, что сам Питер не сознавал, на что тратит жизнь.
Хотя коммерческая деятельность и отнимала у меня много сил, это не мешало заниматься основной работой — в лондонском отделении фирмы я был старшим и мог располагать временем по собственному усмотрению, лишь бы торговля шла нормально и клиенты не жаловались. Что касается этой — «главной» моей деятельности, то условно её можно было разделить на два вида: «регулярную работу» — всевозможные встречи, инструктажи, посещение тайников, систематическое добывание информации из постоянных источников и передача этой информации в Центр. Словом, это была та «серийная продукция», для которой создавалась наша группа. Но была ещё и «работа разовая» — отдельные и часто совершенно неожиданные задания Центра.
«Регулярная работа» быстро вошла в привычку и не отнимала слишком много времени. Каждый из группы знал свой манёвр, и все вместе действовали, как хорошо отлаженный механизм.
Иное дело, «разовые задания» — тут приходилось поломать голову.
…Текст очередной шифровки был, как всегда, предельно лаконичен. Центр интересовали связи бывших членов профашистской организации «Англо-Германское товарищество» с западногерманскими реваншистами. Это было то самое «Товарищество», которое сумело убедить Гитлера, что Англия ни при каких условиях не станет воевать против Германии. Понятно, после войны никто не стремился рекламировать свои старые пронацистские симпатии. Руководители организации были хорошо известны, большинство давно себя скомпрометировали и, конечно, не представляли интереса для Бонна. Многие уже были в преклонном возрасте, нигде не работали, большая политика их уже не волновала.
И всё же, видимо, у Центра были основания считать, что кое-кто из этих деятелей по-прежнему готов сотрудничать с германскими милитаристами и что возрождавшаяся тогда разведка ФРГ держит их на прицеле.
С чего начать?
Сославшись на какое-то деловое свидание, я пошёл в библиотеку. Комплект довоенных газет, который я листал до позднего вечера, ничего интересного не дал, и в тот же день я доложил Центру о первом затруднении. В ответ сообщили, что могут передать полные списки членов «Товарищества» по состоянию на середину 1939 года. Получив списки (а на наиболее активных из членов «Товарищества» — и подробные характеристики), я должен был выяснить, спустя пятнадцать с лишним лет, кто из этих деятелей занимает такой пост в государственном аппарате, который представлял бы интерес для разведки ФРГ. Это была непростая работа — и по объёму, и по характеру, — ведь за справками в официальные учреждения никто из нашей группы обратиться не мог.
Наконец «отсев» был закончен, и у меня появился список из нескольких десятков имен. Пришлось досконально изучить всех этих людей, что также отняло много времени и потребовало больших усилий. В конце концов я остановился на трёх государственных служащих. Один из них, как удалось выяснить, неплохо владел немецким, я решил начать с него.
К тому времени мне было известно, что почти каждое воскресенье мой будущий знакомый любит прогуливаться по одному из пригородных парков. А поскольку некогда это был дремучий лес, в котором, по преданию, укрывался Робин Гуд, то парк часто посещали иностранные туристы.
Был разработан план, в соответствии с которым я, одетый как типичный турист из Западной Германии, «случайно» подошёл к члену «Товарищества» — худощавому высокому мужчине лет пятидесяти, с лица которого не сходило высокомерное выражение, и на ломаном английском спросил, как пройти в пивную «Робин Гуд». На груди у меня висел немецкий фотоаппарат с огромным объективом, а в руке был путеводитель по Лондону на немецком языке. Увидев, что «турист» не понимает его объяснений, собеседник спросил по-немецки:
— Если не ошибаюсь, вы немец?
— Да, да! — радостно ответил я. — Как вы догадались? Вы очень проницательны!
— Видите ли, — ответил польщённый англичанин, — до войны я год проучился в Гейдельберге и с тех пор легко узнаю немцев.
При этом он забыл упомянуть, что я говорил с немецким акцентом и держал в руках книгу на немецком языке.
На Западе любят говорить, что лесть ещё никогда никому не повредила, и поэтому я на всякий случай похвалил его немецкое произношение, которое, как и у большинства англичан, было отвратительным. Тут же спросил, не бывал ли тот в Германии после войны, в частности в Гейдельберге. Англичанин с удовольствием поделился впечатлениями о послевоенной Германии и посочувствовал, что страна разделена на две части. В ответ я дал понять, что далеко не все немцы готовы мириться с этим.
